Философское постижение страдания

Причинение страданий оказывается одним из наиболее распространенных (а часто и решающих) средств для достижения личных и общественных целей и благ. Оно приносило и все еще приносит людям власть, славу и удачу и даже... почет. Многие люди предумышленно придумывают способы, которые позволяют вызвать страх, беспокойство и боль, чтобы реализовать собственные замыслы.

Боль является одним из механизмов природного регулирования жизни. Предкам человека не потребовалось много времени, чтобы осознать, что они могут заставлять других исполнять свои приказания с помощью подобного механизма. Способность прачеловека причинять боль другим берет начало, таким образом, в первобытном бытии. Его учителем была сама природа. Но человек оказался способным учеником.

Разнообразие видов боли по мере преобразования организмов низшего типа переходило в более развитые и сложные формы. Каждой новой ткани и органу соответствовали новые ощущения. Когда же появился разум, умственные страдания добавились к страданиям тела и усложнили их. Отчуждение, тревога, беспокойство, унижение, печаль, депрессия, страх, паника и т.п. стали такими же болезненными, как телесная физическая боль. Многие люди готовы подвергнуться физическому страданию, нежели позору.

Оказавшись на вершине эволюции, человек стал самым уязвимым среди организмов, когда ему приходится страдать, и самым изобретательным, когда он в состоянии причинить страдания другим. Потребовалось десять миллионов лет, чтобы человеческая способность причинять боль и страдания достигла современного состояния.

По мнению американского ученого Р. Дж. Сью, после десяти миллионов лет генетической и культурной эволюции все основные факторы, необходимые для установления страдания как способа устрашения были, наконец, интегрированы в социальное поведение. Сью называет их:

1) причинение страданий как решающего средства приобретения и господства (10 млн лет до н.э.);

2) появление рук (примерно 3 млн лет до н.э.) и последующее эволюционное развитие;

3) возникновение способности создавать виртуальное присутствие и реагировать на него (около 600 тыс. лет до н.э.);

4) накопленные изобретения и усовершенствование оружия для нанесения физических повреждений (примерно 65 тыс. лет до н.э.);

5) объединение индивидов в организованные сообщества (около 9 тыс. лет до н.э.).

Начиная с девятого тысячелетия до н.э. стремительно развивалось каждое из этих "умений". Причинение страдания возросло по частоте, интенсивности и размерам. Человеческая история оказалась летописью наказаний всевозможных видов, что свидетельствует, по мнению автора, о скрытой генетической склонности к причинению страдания, свойственной человеческому роду.

Сью приводит пять примеров наиболее жесточайших способов причинения страдания в истории человечества.

1. В XII в. до н.э. жена китайского императора заставляла заключенных ходить по горящим угольям, смазанным жиром, и смеялась, когда некоторые из них, поскользнувшись, падали на пылающее ложе.

2. Во II в. до н.э. ассирийский закон гласил, что некоторых преступников можно наказывать путем принесения их детей в жертву богам.

3. ВI в. до н.э. нищие на улицах Рима просили милостыню у патрициев, выставляя напоказ своих детей, специально для этой цели искалеченных.

4. В XIV в. н.э. инквизиторы привязали одного из вождей еретиков к телеге, и по мере того, как лошади тащили несчастного через весь город, палачи вырывали у него куски тела раскаленными щипцами.

5. В XIX в. британские поселенцы острова Тасмания (южнее Австралии) травили туземцев собаками и устраивали псовую охоту на них. Делалось это ради спортивного интереса. Трупы подстреленных затем разрезались на куски и скармливались собакам.

Человечество легко впадает в дикость. Это можно иллюстрировать тем, как нацисты уничтожали евреев, фактами современного террора.

По мнению Шопенгауэра, стремление всегда возникает из какого-либо недостатка, из недовольства своим положением, следовательно, представляет собой, пока стремление не удовлетворено, страдание; но удовлетворение никогда не бывает длительным, оно всегда — только начало нового стремления. Мы видим стремление постоянно наталкивающимся на препятствия, постоянно в борьбе; следовательно, всегда как страдание: нет последней цели стремления, нет, следовательно, и меры и цели страдания.

"Жизнь предстает как беспрерывный обман в малом и великом. Если она что-либо обещает, — пишет А. Шопенгауэр, — она не держит своих обещаний, разве что для того, чтобы показать, насколько недостойно желания быть желаемое; так как нас обманывает то надежда, то предмет нашей надежды. Если жизнь что-либо дала, то лишь для того, чтобы отнять. Очарование дали рисует нам райские красоты: они исчезают, как оптический обман, как только мы поддаемся соблазну увидеть их. Счастье всегда находится в будущем или в прошлом, а настоящее подобно маленькому темному облаку, которое ветер гонит над освещенной солнцем местностью: перед ним и за ним все светло; лишь оно само постоянно отбрасывает тень. Поэтому настоящее никогда не дает удовлетворения, будущее же неопределенно, а прошлое неотвратимо".

Феномен страдания широко осмысливается и в русской религиозной философии. "Страданием в смысле объективном или логическом называется определение чего-либо другим, — писал В. С. Соловьев, —для него внешним; этому со стороны субъективной или психической соответствует вообще неприятное или болезненное ощущение какого бы то ни было рода".

В. С. Соловьев критиковал точку зрения А. Шопенгауэра, который свел к состраданию всю нравственность. Излагая позицию Э. Гартмана, который полагал, что всякое действительное бытие по существу своему есть страдание и бедствие, В. С. Соловьев подчеркивал: "Итак, в этой системе страдание и отчаяние отдельной особи снимаются в страдании и отчаянии всего сущего, частное, единичное самоубийство заменяется самоубийством всеобщим, коллективным".

Как показал Н. А. Бердяев отношение христианства к страданию двойственно и парадоксально. Только оно принимает страдание и имеет до конца мужественное отношение к страданию. Христианство учит не бояться страдания, ибо страдали и сам Бог, и Сын Божий. Все остальные учения, считал Н. А. Бердяев, боятся страдания и бегут от него.

Стоицизм и буддизм — высокие типы нехристианских нравственных учений — боятся страдания и учат, как избежать его, как стать к нему нечувствительным и достичь бесстрастия. По отношению к стоицизму русский философ не совсем точен. Стоики не отвергали страдания. Они предлагали идти навстречу опыту жизни, полной горьких переживаний. Вот что пишет, например, римский философ Сенека: "Действительно, каким образом человек, захваченный страстью к удовольствиям, устоит против тяжелого испытания, опасности, нищеты, против столь грозных бедствий, обуревающих человеческую жизнь? Разве у него хватит сил перенести вид страдания и смерти? Разве его не приведут в смятение громовые удары и такое множество лютых врагов, когда он побежден столь захудалым противником? Он будет делать все, что ему внушить страсть к удовольствиям".

Стоицизм — это учение о самоспасении от страдания и о достижении покоя. Стоическая этика свидетельствует о высоком нравственном усилии человека, но в конце концов, эта этика пессимистическая, потерявшая смысл жизни, этика страха перед страданиями жизни и смерти. Нужно потерять чувствительность к страданию, стать равнодушным — вот единственный выход. Стоицизм внешне исповедует оптимистическую философию, он верит в мировой разум и хочет согласовать человека с ним для избежания страданий, верит как будто в благостность порядка природы.

В этом отношении Н. А. Бердяев считал замечательной книгу Марка Аврелия "Наедине с собой" — одним из самых волнующих человеческих документов, изобличающих внутреннюю природу стоицизма. Стоический оптимизм — искусственный. Но и буддизм и стоицизм интересны тем, что они поняли, что жизнь есть страдание, буддизм — прямо, стоицизм — косвенно. Вопрос о смысле страдания есть основной вопрос этики.

Буддизм признает сострадание, ибо оно может быть способом избавления от муки бытия; любовь же утверждает бытие и, следовательно, муку, любовь умножает скорбь и страдания. Для буддизма, считал Н. А. Бердяев, существует, по сути дела, только физическое, а не нравственное зло. Так и должно быть при отрицании свободы. Зло есть боль, страдание. Всякое бытие есть зло и страдание.

Страдание есть основная тема христианства. Она есть глубочайшая сущность бытия, основной закон всякой жизни. Христианство имеет мужество принять боль и страдание. Буддизм этого мужества не имеет и потому отказывается от бытия, бежит в небытие. Буддизм не знает, как жизнь может быть невыносимой при принятии страдания, не знает тайны креста. Буддизм есть по-своему великое учение о спасении от мук и страдания без Спасителя. Это есть спасение через знание той истины, что бытие есть страдание. И Конфуций, и Будда, и все мудрецы мира искали покоя для человека, свободы от страданий и муки.