Философская основа конфликта в "Повести о Горе-Злочастии"

Бытовая повесть отразила другое типичное для XVII в. явление – демократизацию героя, наметившийся интерес к "маленькому человеку". Процесс демократизации литературы охватил все сферы художественного творчества, затронув и писательский состав, и геройный ряд, и читательскую среду. Герой "Повести о Горе-Злочастии" – безымянный Молодец, презревший родовые устои жизни и заветы отцов, и потому впавший в "наготу и босоту безмерную". Русского грешника, пропившегося до "гуньки кабацкой", автор "Повести" ставит в один ряд с Адамом и Евой, которые нарушили "заповѣдь Божию, вкусили плода винограднаго" (по версии апокрифа, упились "зеленым вином"). Обращение к библейской истории грехопадения первых людей должно было подчеркнуть всеобщий и вечный характер изображаемого. Тема вина как запретного плода – главная в родительском наставлении Молодцу:

Не ходи, чадо, в пиры и в братчины...

не пей, чадо, двух чар за едину...

не знайся, чадо, з головами кабацкими...

Дальнейший рассказ о судьбе Молодца, по мысли А. М. Панченко, множит параллели с судьбой Адама и Евы. Роль библейского змея-искусителя выполняет образ "брата названого". Этот "мил надежен другъ / ... / предстал его рѣчми прелесными, / зазвалъ его на кабацкой двор /... / поднесъ ему чару зелена вина..." Как и в библейской истории, в "Повести" сюжетообразующую функцию обретают мотивы наготы, стыда и изгнания, но в случае с Молодцем – добровольного ухода из привычного мира. "Срам" мешает "блудному сыну" вернуться в отчий дом, и герой идет "на чюжу страну, далну, незнаему", где своим умом и трудом наживает большое состояние, следуя советам добрых людей. Эти советы, как и "учение родительское", основаны на непреложных истинах домостроевской морали:

Не буди ты спесивъ на чюжей сторонѣ,

покорися ты другу и недругу,

поклонися стару и молоду...

не лети ты межь други и недруги...

держися истинны с правдою, –

то тебѣ будетъ честь и хваля великая.

На личном опыте герой убеждается в вечной мудрости и действенной силе этих заветов: на чужой стороне "от великаго разума / наживал он живота болшы старова". Сгубило Молодца "гнило слово похвалное". Горе, явившись в образе архангела Гавриила, убедило его в том, что семейное счастье и богатство таят опасность ("быть тебѣ от невѣсты истравлену /... / из злата и сребра бысть убитому"), а истинное блаженство можно обрести, став пьяным и нищим: "Да не бьютъ, не мучатъ нагих-босых / и из раю нагихъ-босых не выгонятъ..." Судьба Молодца – не родовая, а индивидуальная судьба человека, "горькая" и "злочастная". От этой "злой доли", персонифицированной в образе Горя – своеобразного двойника героя, нельзя скрыться, как нельзя убежать от самого себя. Причина нарушения Молодцом евангельских заповедей и отцовских наставлений кроется в нем самом, в его "несмысленном и неуимчивом" сердце:

Молодецъ полетѣлъ сизым голубемъ,

а Горе за нимъ сѣрым ястребомъ...

Молодецъ сталъ в поле ковыл-трава,

а Горе пришло с косою вострою...

Пошелъ молодец в море рыбою,

а Горе за ним с щастыми неводами...

"Босо-наго" Горе, "лычком подпоясанное", кличет богатырским голосом: "Стой ты, Молодецъ, / меня, Горя, не уйдешь никуды!" Оно идет с ним по дороге жизни "под руку под правую, / научаетъ Молотца богато жить, / убити и ограбить, / чтобы Молотца за то повѣсили / или с камнемъ въ воду посадили". Только высокие стены монастыря спасают героя от преследования Горя-Злочастия, при этом иночество для Молодца – вынужденное, а не желанное жизненное решение.

Герой "Повести о Горе-Злочастии" – человек, отвергающий этические нормы рода и естественную потребность сто продолжения. Бродяга, пьяница и хвастун, он тяжело переживает глубину своего социального и нравственного падения: его "сердце невесело, / а бѣлое лице унынливо, / и ясныя очи замутилися". Это первый в русской литературе образ босяка, согретый сочувствием автора к его горькой судьбе. Читатель также сопереживает герою, пытавшемуся жить своим умом, но заблудившемуся в лабиринте мира.

"Повесть о Горе-Злочастии" известна в единственном списке и, как другие чудом уцелевшие памятники древнерусской литературы ("Слово о полку Игореве", "Поучение" Владимира Мономаха), поражает своей жанровой неповторимостью. Произведение о том, как "Горе-Злочастие довело Молотца во иноческий чин", находится вне традиционных жанровых систем, представляя собой органический сплав фольклорного и литературного. Оно выросло из народных песен о Горе и книжных "покаянных" стихов. Топический стих без рифм, похвальба героя на пиру и стиль диалогов Горя и Молодца сближают "Повесть" с былинами. Народно-поэтический характер имеют в произведении эпитеты и сравнения, отличающиеся постоянством ("зелено вино", "сыра земля"; Молодец – "сизый голубь", а Горе – "серый ястреб"). Однако если в народной сказке Горе удастся победить (мужик закапывает его в землю), то "Повесть" имеет иной по тональности финал: Горе торжествует победу над Молодцем и "доводит его до иноческого чина". На литературность произведения указывает то, что целый ряд мотивов "Повести" восходит к апокрифам и дидактической прозе Древней Руси (к поучениям о вреде пьянства, к словам о злых женах).

С момента открытия "Повести" в 1856 г. А. Н. Пыпиным не утихают споры о том, какая стихия – народно-поэтическая или книжная – является в ней доминирующей. Если Ф. И. Буслаев был склонен включить произведение в ряд фольклорных памятников, то другие ученые, начиная с того же Пыпина, рассматривали его в контексте русской литературы переходного периода. По-разному определяют и главную проблему "Повести о Горе- Злочастии". В ней видят то отражение характерного для русского XVII в. конфликта "отцов" и "детей" (М. О. Скрипиль), то талантливую в художественном отношении вариацию на тему "человек и судьба" (Д. С. Лихачев). Безусловно одно: бытовая повесть позднего русского Средневековья обретает черты философической прозы.