Фактическое владение результатом смешения

Действительно: почему? Почему право собственности (явление юридическое) на предмет смешения достается именно тому, кто владеет результатом смешения (явление фактическое)? Ведь такое владение — фактор случайный. Неужели все определяется случаем? А если бы было все наоборот — не крестьянин понес свои монеты к радже, а раджа привез сундук с монетами к крестьянину? — неужели он поступил бы в собственность последнего, если бы тот улучил момент и "подмешал" в него свою собственную единственную, по однородную со всеми другими, монетку? Нет, не стал бы^[1]. Почему? Потому что свою "зловещую" роль здесь сыграл бы сундук — индивидуально-определенная вещь, принадлежащая радже и при том (самое главное!) находящаяся в его фактическом владении. Вес что, в ней находится (в ней образуется, в нее поступает) — стало быть, тоже находится в сто владении и, следовательно, принадлежит ему. Но...

Но вот если бы раджа зачем-нибудь высыпал свои монеты из сундука^[2] в ящик или мешок с подобными монетами, находящийся в хижине крестьянина, или, скажем, просто случайно рассыпал бы их по полу этой хижины, где прежде тоже валялись бы аналогичные монеты — словом, если бы монеты выбыли из фактического владения раджи и, смешавшись с однородными монетами крестьянина, образовали новую вещь, находящуюся в фактическом владении последнего — вот тогда ситуация действительно изменилась бы в пользу крестьянина — собственника ящика, мешка или хижины — но (главное!) фактического владельца результата смешения. Почему? Нам видится следующий ответ: потому что право собственности немыслимо без индивидуализации своего объекта, а лишь фактическое владение массой родовых вещей — оно и только оно! — безусловно и бесспорно индивидуализирует эту массу, т.е. превращает ее в объект абсолютного права (права собственности).

Вспомним цитированный в § 5 Очерка 1 отрывок из М. М. Агаркова про возможность быть собственником и "кредитором" 10 литров бензина и рассмотрим через его призму наш случай с тремя вкладчиками и банком. Можно ли быть "собственником 12 тыс. рублей"? Нет, нельзя, ибо 12 тыс. рублей — это лишь обозначение размера денежной суммы, но не индивидуально-определенной имущественной массы. Для ее вычленения необходимо поискать дополнительные признаки. Ищем: можно ли говорить о праве собственности на "12 тыс. рублей, представленных 12-ю купюрами, достоинством по 1000 рублей каждая"? Тоже нет, ибо купюр 1000-рублевого номинала в мире отнюдь не 12 штук, а несоизмеримо больше.

Индивидуализируем дальше: находим, что интересующая нас сумма представлена "12-ю 1000-рублевыми купюрами определенного образца, известных серий и уникальных серийных номеров". Индивидуализация достигнута. Другое дело, что на практике никто, конечно же, не удосуживается переписывать номера и серии денежных купюр — такие действия были бы сродни попыткам "пронумеровать" каждую картофелину в овощехранилище, пометить каждое зернышко в элеваторе и каждый кусок угля в бункере. Но этого и не нужно, ибо индивидуализации можно достичь более простым способом, а именно — указав, что речь идет о сумме в 12 тыс. рублей, которая представлена "12-ю банковыми билетами 1000-рублевого достоинства, лежащими (в известный момент времени), на столике кассира в кассе определенного банка, которая располагается в офисе по известному адресу". Именно таким способом и происходит индивидуализация в нашей "задачке". Что же выражают используемые нами индивидуализирующие признаки (количество и достоинство купюр, указание на тот столик, на котором они лежат, на то помещение, в котором находится столик и то здание, в котором располагается помещение)? на что или кого эти признаки указывают? На фактическое владение купюрами и на субъекта такого владения.

Точно также обстоят дела и с любыми другими родовыми вещами -углем, бензином, зерном и т.д. Можно ли быть собственником "1000 тонн зерна"? Нет, если только это не последние в мире 1000 тонн зерна известного наименования, сорта, рода и качества. А собственником 1000 тонн зерна, "сданного на хранение в элеватор"? Тоже нет — элеватор-то не один на свете! В данный конкретный (определенный) элеватор? Возможно, но только если никакого другого зерна он больше не хранит. Если же хранит, то потребуется указать, в какой именно из емкостей (бункеров, складов) находятся интересующие 1000 тонн; если в соответствующих помещениях зерна более, чем 1000 тонн, нужно указать, как отличаются те, что интересуют нас, от остального зерна. Если отличаются — прекрасно: при помощи объекта, субъекта и технологии фактического владения мы достигли индивидуализации описали уникальные 1000 тонн зерна. Если же 1000 интересующих нас тонн хранятся таким образом, что от другого однородного зерна их отделить невозможно, то невозможно говорить и о праве собственности на них.

Фактическое владение индивидуализирует не только массы однородных вещей, но и единичные предметы — представители вещей определенного рода. Возьмем, к примеру, произведение Л. Н. Толстого "Война и мир", выпущенное определенным издательством, в известном году определенным тиражом. Как будут индивидуализироваться конкретные экземпляры этого издания, при условии, что они нс имеют уникальных номеров? Подавляющее их большинство^[3] сможет быть обособлено только и исключительно посредством описания субъекта и технологии фактического владения ими в известный момент времени. "Книга, находящаяся на полке известного книжного магазина"; "...книга, которую читает известный гражданин, пребывающий в данный момент, допустим, в такой-то университетской аудитории"; "... книга, лежащая на письменном столе (стоящая в книжном шкафу, на книжной полке и т.д.), который (которая) находится в определенной комнате известной квартиры"; "...книга, находящаяся в портфеле известного гражданина, следующего сейчас, допустим, в метро" и т.д.

Ясное дело, что подобная индивидуализация весьма неустойчива — неслучайно мы все время оговариваемся, что приурочиваем ее к известному моменту времени. Уже в следующий момент она может стать неактуальной: вынесут книгу из квартиры или магазина — и все! — индивидуализация закончилась, точнее, изменилась. Практичнее и полезнее снабжать вещи индивидуализирующими признаками, т.е. целенаправленно (принудительно) выделять их из общего рода, превращая из родовых в уникальные. Это, конечно, верно, но нас ведь не интересует в данном случае постоянство, прочность или неизменность признаков, индивидуализирующих ту или иную вещь. Нам важно другое — универсальность таковых.

Действительно, все ли движимые вещи изначально имеют какие-либо индивидуализирующие их отметки? Далеко не все — только некоторые (автомобили и их агрегаты, электронная аппаратура, бытовая техника, оружие, элитный алкоголь, подарочные издания и т.д.) — на которые такие отметки обязательно и целенаправленно промышленным способом. По все ли граждане и организации помнят (записывают, или каким-то иным образом фиксируют) эти отметки? Думается, что отрицательный ответ на этот вопрос каждому читателю подскажет его собственный опыт^[4]. Затем, всякие ли граждане и организации наносят на вещи какие-либо индивидуализирующие их метки? Тем более нет, да и не на все вещи их нанесешь. На книги, мебель, предметы интерьера, посуду, животных и т.д. их наносить и возможно, и целесообразно, а вот на те же денежные купюры, зерна, картофелины, жидкости, газы и т.д. — об этом нечего и думать. Долго, накладно, обременительно, не всегда вообще возможно (жидкости, газы), а главное... бессмысленно. Почему? Потому что всегда — абсолютно всегда! — налицо другой способ индивидуализации. Индивидуализация подобных (родовых) вещей всегда осуществляется (не "может быть осуществлена", а всегда неизбежно осуществляется) фактическим владением ими. Фактическое владение вещами — хотя и неустойчивый, но единственный универсальный способ индивидуализации, т.е. способ, применение которого возможно всегда — для любых движимых вещей и при любых фактических обстоятельствах.