Эволюция русской идеи

"Бесполезный в глазах некоторых, слишком смелый, по мнению других, этот вопрос в действительности является самым важным из всех для русского, да и вне России он не может показаться лишенным интереса для всякого серьезно мыслящего человека.

Я имею в виду вопрос о смысле существования России во всемирной истории", – писал В. С. Соловьев в "Русской идее".

Страна способна играть великую роль в мире до тех пор, пока большинство ее населения или, по крайней мере, деятельные люди вдохновлены великой идеей, преобразующей мир. Такая идея может воплощаться или не воплощаться в жизнь, быть близка или далека от реальности, истинна или ложна, но она должна быть, поскольку этого требует разумная природа человека. Это относится ко всем великим нациям, но в особенности к тем, для которых материальное преуспеяние никогда не было главной целью, а вечные духовные вопросы томили и мучили всегда. Русская нация относится именно к таким.

Легко согласиться с поэтом, что умом Россию не понять, но специфика мышления заключается именно в осмыслении жизни нации. Если не суждено полностью понять духовный путь России, то можно хотя бы проследить его историю и, исходя из этого, сделать предположительные выводы о вероятном будущем.

Духовный путь нации – путь осуществления ее основной идеи. П. Я. Чаадаев писал, что Петр I нашел у себя дома только лист белой бумаги. Ни один человек и ни один народ таковым не бывает. В России, по словам Чаадаева, "каждая новая идея почти всегда заимствована", но она модифицировалась в соответствии с русским национальным характером. Отрицание национального характера, души и духа равносильно отрицанию нации как таковой.

"Сущность всякой национальности, – писал В. Г. Белинский в работе "Россия до Петра Великого" (1841), – состоит в ее “субстанции”. Субстанция есть непреходимое и вечное в духе народа, которое, само не изменяясь, выдерживает все изменения, целостно и невредимо проходит через все фазисы исторического развития.

Это зерно, в котором заключается всякая возможность будущего развития... Каждый народ имеет свою субстанцию, как и каждый человек, и в субстанции народа заключается вся его история и его различие от других народов".

Сравнение взглядов Илариона и Ленина показывает, что, рассмотрев идеологически крайние взгляды, разделенные огромным промежутком времени, можно подобную субстанцию выделить и сформулировать. Однако этого будет недостаточно для обоснования сделанных выводов. Предстоит проследить, как основные характерные черты проявляли себя в развитии нации и какое место они занимали в истории народа.

В историческом плане впервые о русской идее можно говорить в связи с созданием монахом Филофеем в первой половине XVI в. концепции "Москва – Третий Рим". Она идеологически помогла становлению великого государства Российского, но суть ее была бы неправильно понята, если бы свелась только к созданию русской империи. Последнее было средством, целью же являлось сообщение всему человечеству света православного христианства в его русском понимании: "Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы – вот в чем русская идея".

С социальной точки зрения христианство характеризовалось на момент своего становления как религия рабов, изгнанников, отверженных, гонимых, угнетенных. С победой христианства этот момент отступил на второй план. Принятие христианства на Руси рассматривалось как "завершающий акт в создании идеологической надстройки феодального общества у славян". По это еще не объясняет, почему в качестве идеологии из нескольких соперничающих религий было выбрано именно православие. Слов князя Владимира "на Руси есть веселие пити" и великолепия византийской службы для этого далеко не достаточно. Православие было выбрано потому, что отвечало фундаментальным особенностям русского национального характера, прежде всего давало надежду на обретение благодати, столь ценимой на Руси. Жертвенность подвига Христа и вселенский характер христианства тоже имели немалое значение.

В "Слове о законе и благодати", которое имеет не меньшее значение для выявления свойств русского национального характера, чем "Слово о полку Игореве", дается такая сравнительная характеристика иудеев и христиан:

Ибо иудеи при свече Закона себя утверждали,

христиане же при благодетельном солнце свое спасение зиждут;

ибо иудеи тенью и Законом себя утверждали, а не спасались,

христиане же истиной и Благодатью не утверждают себя, а спасаются.

Ибо среди иудеев – самоутверждение, а у христиан – спасение.

Как самоутверждение в этом мире, спасение – в будущем веке,

ибо иудеи о земном радели, христиане же о небесном.

Их самоутверждение иудейское скупо от зависти,

Ибо не простиралось оно на другие народы, оно стало лишь для иудеев,

А христиан спасение благо и щедро простирается на все края земные.

Нехристианские народы, как иудеи в трактовке Илариона, самоутверждаются, русские люди, как христиане, – спасаются. Самоутверждение распространяется только на данный народ, спасение – на все. В процитированных строчках содержатся главные особенности русского национального характера: во-первых, ориентация не на самоутверждение в этом мире, а на спасение в будущем веке (который наступит не сегодня-завтра); во-вторых, радение не о земном, а о небесном и, в-третьих, не только для близких, но для всех.

Не следует думать, что православие подошло к особенностям русского характера как один к одному. Оно просто было ближе русскому, чем другие религии, и понималось и принималось им именно в том смысле, в каком писал Иларион. Это понимание соответствовало русской душе:

"Славянофильский идеал – при всем своем сознательном христианстве, – писал Г. П. Федотов, – весьма сильно пропитан... языческими переживаниями славянской психеи". Наше православие – не византийское, а русское христианство, компромисс между славянским язычеством и византийским православием. Работа Г. П. Федотова "Стихи духовные" (1935) подтверждает это.

Нечеловеческих сил стоило православным подвижникам и русским первопроходцам духовное и материальное освоение огромного пространства. Но они оказались способны осуществить это, а затем государство использовало их труды и включало новые оправославленные земли в свой состав. Лучшие здания на Руси – церкви, и не для себя строились они, а для Бога, и нес в церковь верующий последнюю копеечку. Русское православие оказалось способно объединить население России, и именно оно дало возможность преодолеть страшное Смутное время начала XVII в. Минин и Пожарский боролись не только за освобождение Родины, но и за спасение от иноверцев-латинян.

Идея "Третьего Рима" выражала вселенский характер русского православия. Отметим три основные черты концепции Филофея, который, кстати, не первый ее сформулировал (первенство здесь не за Россией):

• несокрушимая вера в истинность христианской религии именно в ее православном варианте;

• стремление сообщить свет этой веры всему миру;

• мессианское убеждение, что России это удастся.

Первую трещину в русское православие внес церковный раскол в XVII в. Ощутимый удар ему нанес Петр I – не столько ориентацией своей политики на Запад, сколько тем унижением, которому подверглось национальное в угоду западному. Раскол, ослабивший духовную мощь церкви, помог Петру. Проникновение западного просвещения ослабляло русское православие, и в начале XIX в. произошел светский раскол общества на западников и славянофилов.

Звонком, возвестившим о раздвоении интеллигентского сознания, послужило "Философическое письмо" П. Я. Чаадаева, опубликованное в 1836 г. С этого момента через весь XIX в. проходит истощающая духовные силы русского общества борьба, аналог которой мы вряд ли отыщем в мировой истории. В ней отразилась та же специфика русской души – вера в особое предназначение России и стремление обеспечить счастье для всех (то, что Достоевский назвал "всемирной отзывчивостью") пусть даже в ущерб своей нации и крайним напряжением сил.

Н. А. Бердяев находил XIX столетие наиболее характеризующим русскую идею и русское призвание. Дело в том, что в качестве основных черт русского народа он считал двойственность и поляризованность, а именно это в наибольшей степени проявилось в XIX в. Рассматривая преимущественно указанное столетие, Бердяев (в отличие от Соловьева, который ограничил русскую идею одним качеством – верностью православию), включил в нес слишком много, в том числе все, что было результатом расщепления русской идеи, так что она стала расплываться и терять очертания. Говоря о русских исканиях на социальную тему, Бердяев приходит к выводу: "В России вынашивалась идея братства людей и народов. Это русская идея, но поскольку эта идея утверждалась в отрыве от христианства, которое было ее истоком, в нее входил яд".

Поляризация общественного сознания и общественных сил продолжалась до конца XIX в. Нарождавшийся капитализм создавал экономическую основу для крушения русской идеи. Однако она оказалась настолько живучей, что вопреки истмату Маркса и Энгельса смогла победить экономический базис общества ценой трансформации в мессианский большевизм.

* * *

Размышляя над исходом противостояния западников и славянофилов, нельзя не отдать должное третьей силе, которая на время смела их с исторической арены, – русскому коммунизму. Одна из причин его победы, пусть и преходящей, заключается в том, что большевики соединили в теории демократическую идею всеобщей свободы со славянофильской идеей предназначенности России дать миру истину и счастье. Ни то ни другое большевики не смогли осуществить, но сами вдохновились этой идеей и вдохновили других. В. С. Соловьев писал, что "русская идея... не может быть ничем иным, как некоторым определенным аспектом идеи христианской". Теперь мы знаем, что русская идея может быть атеистической идеей построения рая на земле без Бога. Основа русской идеи не в конкретном конфессиональном содержании, а в ее соответствии структурно экзистенциальным особенностям русского национального характера:

• вере в возможность обеспечения всеобщего счастья (в этом проявляется "всемирная отзывчивость" русской души);

• убежденности в том, что принесет его всему миру Россия (мессионизм) в кратчайший срок (максимализм);

• готовности к неимоверным усилиям для достижения этого (самопожертвование).