Эволюция авторских идей

При необыкновенном разнообразии создаваемых им картин Чехов никогда не оставался поверхностным наблюдателем, всегда шел своим, оригинальным путем, даже когда вступал на проторенную другими тропу. Например, тема народа была постоянной для русской литературы, ее не миновал ни один классик. Однако у Чехова никогда не было свойственного другим писателям восхищения народной средой. Писатель начал с острой критики уже в раннем изображении деревенской жизни ("Барыня"), продолжив ее в ряде рассказов 1880-х гг., которые известный исследователь русской литературы XIX в. Г. А. Бялый назвал "чеховскими “Записками охотника”". При этом никому не удалось доказать хоть какого-то сходства с тургеневской манерой, кроме разве близости чеховского "Егеря" (1885) и рассказа "Свидание" из "Записок охотника", хотя и здесь речь может идти только о сюжетной ситуации (встреча мужа и жены) и о социальном положении персонажей (она – крепостная крестьянка, он – дворовый человек барина). На этом сходство заканчивается: художественные приемы и точка зрения авторов совершенно различны. У Чехова были иные подходы к крестьянской теме.

Прежде всего у писателя отсутствовал элегический тон восхищения "мужиком" при изображении русского простолюдина. Что может быть общего, скажем, между грязным, нечесаным, похожим на паука, тощим Денисом в "Злоумышленнике" (1885) и Хорем с его сократовским лбом в "Хоре и Калиныче", тупостью и одичанием чеховского персонажа, так и не осознающего, что он совершает тяжкое преступление, и мудростью и деловитостью героя Тургенева, тоже крестьянина? Таковы и косноязычные персонажи "Счастья" и "Свирели" (оба рассказа написаны в 1887 г.), беспутный Савка из "Агафьи" (1886) с единственным его достоинством – нравиться деревенским женщинам. Это была абсолютная правда характеров, без малейшей попытки хоть как-то приукрасить их. "Я мужик, – скажет позднее Чехов, объясняя свою точку зрения в одном из писем, – и меня не удивить мужицкими добродетелями". За плечами писателя нс было предрассудков привилегированного сословия и усвоенного лучшими его представителями преклонения перед народом, которому они были обязаны своим благосостоянием, или восхищения его "душой". А. П. Чехов сам был народ и знал его по собственному труженическому детскому и юношескому опыту и по ближайшему своему окружению.

Тема деградации деревни, крестьянской жизни получит свое дальнейшее развитие в ряде его произведений 1890–1900-х гг. В рассказе "Новая дача" (1899) люди интеллигентного круга (семья инженера) и крестьяне ближайшей деревни не могут найти общего языка, не могут понять друг друга. Драматизм столкновений (безобразных, бессмысленных, жестоких со стороны крестьян по отношению к своим безобидным соседям) подчеркивается веселой чеховской иронией. Родион, один из самых совестливых мужиков деревни, привыкший все обсуждать со своей женой, пытается войти в логику барина, обиженного крестьянами. Вспомнив его слова: "Вы же за добро платите нам злом", – он со вздохом заключает, по-своему перетолковывая его: "Платите, говорит, братцы, монетой... Монетой не монетой, а уж по гривеннику со двора надо бы. Уж очень обижаем барина". В другой раз, когда инженер с сердцем говорит: "Кончится, вероятно, тем, что мы будем вас презирать", – Родион переводит его раздраженную реплику на свой лад: "Я, говорит, с женой тебя призирать буду. Хотел я ему в ноги поклониться, да сробел... “Призирать будем...” – при всех обещал". (Слово "призирать", т.е. приютить, дать кров, пропитание, свое покровительство, имело хождение в русском народе. Пушкинский Савельич в "Капитанской дочке" говорит Пугачеву: "Дай бог тебе сто лет здравствовать за то, что меня старика призрил и успокоил".)

Грустный комизм подобных сцен у Чехова заключается в том, что эти люди словно говорят на разных языках, они чужие друг другу. Однако беспричинная, как может показаться, ненависть крестьян к добрым барину и барыне вдруг освещается новым светом в случайной реплике Степаниды, веселой и словоохотливой жены Родиона, женщины совершенно беззлобной: "Нет нам счастья ни на том, ни на этом свете. Все счастье богатым досталось".

Так объясняется автором крестьянских рассказов логика народной мысли: простодушно-наивная, ограниченная, даже временами туповатая, она несет в себе чувство возмущения и негодования против "сильных мира сего" и осознание несправедливой тяжести собственной жизни. В рассказе "Счастье" старый пастух, от темы кладов переходящий к теме человеческого счастья, с озлоблением говорит: "Паны уж начали курганы копать... Почуяли! Берут их завидки на мужицкое счастье!.. Ну, это погоди – не дождешься! Есть квас, да не про вас".