Этика долга

Этике добродетели традиционно противопоставлялась этика долга, в чистом виде выраженная в философии Канта. Мы уже несколько раз указывали ее основные черты: внутренне она сводится к убеждению о необходимости поступать только ради морального закона, внешне – в нормах, преимущественно выраженных в запретах. Нормы – более понятное явление морального сознания, чем добродетели. Чрезвычайно трудно сказать, обладает ли человек нравственным качеством или нет, а нормы – это очевидные предписания, обязывающие нас делать или не делать конкретные вещи. Но, самое главное, субъективное понимание добродетелей может вести к самым разным, порой безнравственным поступкам, в то время как норма их немедленно исключает. Если сказано: "не укради", то для исполнения этой заповеди не требуется воспитывать никаких особых добродетелей.

Этика долга разбивает традиционное для Античности представление о единстве моральности и счастья. Как мы помним, по мнению Канта, мораль – это необходимое, но недостаточное условие для блаженства. Кроме того, здесь есть героические мотивы: долг не желает мириться с обстоятельствами, требует волевого усилия для осуществления нравственных ценностей и самопреодоления, не желает ничего для себя взамен совершенному поступку. Для долга нравственные принципы находятся выше повседневного жизненного опыта, какие бы соблазны и блага тот не обещал. Но при этом обсуждаемая теоретическая модель также не свободна от критических замечаний, которых можно указать значительно больше, чем в случае с этикой добродетели.

1. В этике долга не решен вопрос об авторитете, стоящем за нормами. Действительно, от имени кого они вменяются в обязанность? Когда Шопенгауэр критиковал Канта, он обратил внимание на то, что свою императивность мораль берет от религиозных заповедей. Но как быть тем, кто не верит в Бога? Сам Кант основал моральный закон на индивидуальном разуме, но насколько это надежная основа для морали? Как показывает практика, нормы, не исходящие от надежного авторитета, игнорируются.

2. Второй момент касается как раз надситуационности моральных требований. Получается, что нормативное сознание не желает вникать в обстоятельства жизни людей, которые бывают очень сложными. Складывается впечатление, что нормативность касается нс живых людей, а гипотетических субъектов. Конечно, никто от имени морали не может призывать сознательно нарушать нормы, но для нравственной позиции вполне допустимо думать, в какой мере их возможно исполнить.

3. Следующий момент связан с недооценкой этикой долга внутреннего мира личности. Она нацелена на внешнее исполнение норм, но можно ли сказать, что этого хватит для моральности? Человек может исполнять их чисто механически, принимая за долг обычную привычку. Очевидно, что долгу требуется некая внутренняя основа, которую Кант назвал доброй волей, но не придал этому понятию положительного содержания. Тем не менее возможно представить конструкцию, где долг получал бы поддержку от нравственных чувств, приобретая тем самым дополнительную мотивацию.

4. Далее можно задать вопрос о самих нормах, исполнение которых требуется долгом. Ведь их же существует огромное количество. Достаточно ли будет руководствоваться самыми известными запретами – "не убивай", "не укради", "не лги", "не прелюбодействуй" – или нужно еще что-то, например соблюдение каких-нибудь положительных требований? Опыты нормативной этики нередко вынуждены были сочинять целые тома норм, заповедей, требований, правил и максим, но никому еще не удалось построить, во- первых, исчерпывающей, а во-вторых, непротиворечивой системы. Именно проблема непротиворечивости – самая болезненная для этики долга. Очень часто случается так, что одна нравственная норма вступает в конфликт с другой, и тогда у человека, не имеющего других нравственных ориентиров кроме добровольно воспринятых требований, возникает растерянность.

5. Наконец, последнее замечание касается отказа этики долга от идеальных представлений о совершенной жизни. По сути, в ней речь идет только об идеальном поступке, но не о том, чего добивается человек, совершая его. Допустим, мы будем строго выполнять все предписанные нормы; означает ли это, что наша жизнь значительно улучшится? Один из ведущих сюжетов мировой литературы как раз свидетельствует о том, как житейская порядочность делает жизнь человека невыносимой и в итоге толкает на преступление. Отсюда становится ясной необходимость дополнить долг положительным ОГЛАВЛЕНИЕм, помогающим человеку обрести подлинную жизнь.