Введение

Мало кто не знает русскую поговорку про закон, который "что дышло" (куда повернул — туда и вышло). Мало кто не видит (хотя бы по сообщениям СМИ о "громких" делах), что сегодня она оправдывается, пожалуй, как никогда ранее. Менее заметно, но оттого не менее опасно другое явление: в пресловутое дышло сегодня превращен не только закон, но и юридическая паука.

Под лозунгами следования различного рода "прагматическим" направлениям в правоведении (доктринам экономического анализа права, юриспруденции интересов и др.) современные ученые-юристы выдвигают и защищают порой такие "перлы", которые прежде могли бы стать только поводом к снижению экзаменационных отметок и отчислению из юридических вузов. Цивилистика, к превеликому сожалению, не только не составляет в этом смысле никакого исключения, но и напротив, едва ли не наиболее ярко подтверждает сие печальное правило. Пораженная еще в советскую эпоху заболеванием, которое мы в одной из своих уже весьма давних публикаций назвали синдромом Гонгало^[1], но которому в равной мере можно было бы дать и массу других названий, например, такое как синдром "голого короля" (все знают, что король голый, но никто не сознается в этом), российская цивилистика оказалась бессильна перед мутациями многочисленных вирусов недобросовестного, невежественного и просто наплевательского отношения к ученой деятельности. Во всяком случае вот так вот "с ходу" назвать область гражданско-правовой науки, в которой плевелы прислуживания практике (а на деле — оправдания самых беззастенчивых случаев попрания права) пока еще не пустили свои уродливые всходы, мы, откровенно признаться, затрудняемся. Ну, разве что, международное частное право страдает от разнообразных недугов пока в наименьшей степени, да и то, скорее, лишь потому, что ему (из-за своеобразия своих задач и предопределенного ими содержания) до сих пор удается несколько дистанцироваться от остального цивилистического материала, не привлекая к себе особого внимания со стороны псевдо-ученых.

"Легко проследить простейшую зависимость: чем более специальный вопрос исследуется, тем меньше в нем идеологии"^[2]. Мы бы добавили: и не только идеологии. В специальных исследованиях гораздо труднее растекаться мыслью и подменять самую мысль рассуждениями типа "а вот придет налоговый инспектор..." (и хана вашему гражданскому праву!) -этого не позволяют делать узкие рамки, направляющие всю силу его мысли не по поверхности, а исключительно вглубь, куда просто невозможно "въехать" на общих фразах и энциклопедической эрудиции. К сожалению, верно и обратное: чем более глобальная тема избирается предметом исследования, чем больше возможностей и тем сильнее соблазны под различными предлогами отклониться от самой темы сколь угодно далеко и в самых разнообразных направлениях; тем больше возможностей для надувания щек, для навешивания на уши своих оппонентов различного рода "лапши", для запихивания в них "батонов" и "бананов", т.е. сохраняя напыщенный ученый вид, выдавать за "умные мысли" всем давно известные истины, серую посредственность и даже откровенный бред.

В подтверждение сказанного можно поставить следующий, например, эксперимент: собрать группу студентов и предложить каждому из них в течение определенного времени подготовить по сообщению на две различные темы — одру узкоспециальную (скажем, о понятии, признаках и правовых последствиях возникновения альтернативных, факультативных, солидарных или корреальных обязательств) и одну глобальную (например, о понятии частного права, о роли обязательственного права в рыночной экономике, о соотношении права с иными социальными регуляторами в обществе и т.п.). Результаты работ, думается, предсказать не трудно.

Сказанное не нужно воспринимать в том смысле, что мы отвергаем ценность или отрицаем значимость глобальных энциклопедических (синтетических, компилятивных) исследований, пребывающих на стыке юриспруденции с другими науками, а то и вовсе лежащими вне области права (в философии, социологии, экономике и т.д.). Ни в коем случае! Напротив, такие темы требуют едва ли не более тщательного, добросовестного и профессионального изучения, нежели любая из специальных^[3] — но почему же? Из-за своей высокой научной значимости? Нет — как раз наоборот: из-за того высокого практического интереса, который обыкновенно проявляется к такого рода трудам (вспомним разросшийся в конце концов аж до четырех томов "Курс торгового права" Г. Ф. Шершеневича), и, стало быть, того практического значения, который такие труды могут получить. Но именно поэтому-то так важно избежать того, чтобы собственно научное знание в таких "исследованиях" подменялось общей эрудицией и внешне "умными", но по сути бессодержательными словесами и алогичными выкрутасами. Подобные труды грозят не просто отставанием в развитии юридической науки и практики, но их продвижением в ошибочных направлениях. Ну а о том, что произойдет, если подобными словесами и выкрутасами станут насыщаться учебная литература и учебный процесс, лучше не думать. Никакой Альфред Хичкок и рядом не стоял.

Наряду с работами научно несостоятельными (непрофессиональными), внешне выглядящими авторитетно, презентабельно, элегантно и убедительно, нередки и такие "работы", авторы которых преследуют узко практические и откровенно антинаучные цели. Например, такие, как подведение "теоретической базы" под позицию по конкретному арбитражному делу или под выгодный законопроект, оправдание собственных заблуждений или откровенно неверных высказываний, сделанных в ранее опубликованных работах^[4], приобретение степеней или званий ради удовлетворения собственного честолюбия и т.п. Стимулов для инсценировки научных занятий, увы, гораздо больше, чем для настоящей ученой деятельности! Лица, стремящиеся к достижению подобных целей, не гнушаются буквально ничем — ни кривотолками, ни подтасовками, ни наушничеством.

Вот и выходит, что научный инструментарий в руках пустомель, невежд и эгоистов превращается в такое дышло, которое не сравнимо даже с законом, попавшим в лапы продажных чиновников, безграмотных прокуроров и пристрастных судей. Глобальная проблематика юридической науки оказалась заложницей самой себя: своими масштабами и значимостью она стяжала на свою голову нездоровое внимание и нездоровый интерес, а вместе с ними — всевозможные горести и несправедливости судьбы объекта такого внимания и такого интереса.