Энциклопедичность картин русской жизни
Одно из самых существенных свойств таланта Чехова заключалось в его изощренной наблюдательности, в том, что он сумел создать, не выходя за пределы жанра короткого рассказа и небольшой по объему повести, настоящую энциклопедию русской жизни. Ему потребовалось для этого всего лишь два десятилетия. С начала 1900-х гг. писатель уже медленно умирал: туберкулез в те времена был болезнью смертельной. В эти краткие годы Чехову удалось создать громадную панораму характеров, типов, принадлежащих к разным сословиям. Обычно говорят о преимущественном внимании писателя к среднему пласту общества, однако это не так. У Чехова есть изображение представителей высших чиновничьих и правительственных кругов и мелкой сошки, невероятно разнообразной по составу толпы "маленьких людей", есть титулованные лица: княжеского достоинства ("Зеленая коса", "Княгиня"), графского ("Степь", "Ненужная победа"), барон и баронесса ("Ненужная победа"), есть столпы церковной иерархии ("Архиерей") и множество мелких служителей церкви, крупные фабриканты, промышленники, купцы, подрядчики, инженеры-строители. Его занимали как объекты художественного анализа мещане, чиновники, интеллигенция (учителя, помещики средней руки, разночинцы, земцы, статистики и т.п.). Ни один из классиков не создал, как Чехов, такое множество героев, связанных с медицинской деятельностью: семинаристы, ставшие врачами ("Супруга"), врачи, из жестких приобретателей превращающиеся в романтиков ("Цветы запоздалые"), и романтики, становящиеся бездушными циниками ("Ионыч"), люди, верные долгу, врачебной этике, заслуживающие восхищения ("Враги", "Попрыгунья"), и равнодушно, спустя рукава относящиеся к своему профессиональному делу ("Палата № 6"), философы жизни, предчувствующие неумолимое приближение экологической катастрофы (доктор Астров в "Дяде Ване"),
Возникшее благодаря усилиям современной ему критики и исследователей русской литературы конца XIX в., в частности Д. II. Овсянико-Куликовского, долгое время сохранялось (и сохраняется до сих пор) представление о некоторой "избирательности" его в создании характеров: о неврастении, психопатологии, свойственной его персонажам, об их мелочных интересах, обывательском кругозоре, о преимущественном внимании автора к изображению, по выражению Горького, "пошлости пошлого человека" и т.п.
Однако эта концепция противоречит объективному аналитическому методу Чехова, чуждого односторонности в художественном истолковании действительности и жизни человеческого духа. Созданные им герои более разнообразны, чем эта жесткая схема, и не отягощены подобной "однобокостью". Художник жизни, по определению Толстого, Чехов и здесь стремился схватить жизнь в ее бесконечных проявлениях, а не подчинять ее своим художественным задачам или предубеждениям. Герои Чехова выходят за пределы узкого круга психологических банальностей, который оставлен для них истолкователями-современниками писателя, а нередко и литературной наукой.
Созданная Чеховым картина – не просто летопись русской действительности 1880–1890-х гг., пестрая и многообразная. Она несла в себе еще одну важнейшую, определяющую черту – авторское критическое осмысление действительности. Если бы возможно было исправить людей, заставив их стыдиться своих пороков и недостатков, то Чехов мог бы создать вполне совершенное общество. "Он бы изгнал из обычаев своей нации вероломство, жаргон, двусмысленность, ревность – порой безрассудную, а чаще жестокую; постыдную любовь стариков, человеконенавистничество, кокетство, злословие, фатовство, неравные браки, низменную скупость, дух крючкотворства, продажность, распутство судей, тщеславие, побуждающее людей притворяться более значительными, чем они есть, невежественный эмпиризм врачей и смехотворные уловки мнимых святош". Таковы были свойства человеческих пороков, с которыми начал сражаться Чехов с первых же шагов своей писательской деятельности. Приведенные нами слова о художнике-обличителе можно было бы с полным основанием сказать и о Чехове, если бы они уже давно не были сказаны Бальзаком о великом французском сатирике Мольере. Однако там – все наследие и вся жизнь, а здесь – предельно сжатое пространство лет, которые оставила Чехову судьба. Там – комедиограф, здесь – эпик-прозаик малых и средних форм (рассказы, повести) и драматург (водевили, драмы, комедии).