Эксперимент как этап трансдукции
Как неоднократно отмечалось, трансдукции в химии имеет определенную направленность, на определенном этапе своего развертывания она достигает стадии эксперимента. К сожалению, по поводу философии эксперимента существует неистребимый скепсис[1]. Многие исследователи придерживаются точки зрения, что философия эксперимента все еще не состоялась. История развития философских представлений об эксперименте показывает, что для упомянутого скепсиса действительно есть определенные основания.
Этимологически слово "эксперимент" восходит к греческому слову peira, которое означает испытание, пробу. Но почему в содержательных науках, например, в химии, обращаются к испытаниям? Стоит поставить этот вопрос, как тотчас же возникают многочисленные трудности. Основателем философии эксперимента часто считают Френсиса Бэкона, стоящего у истоков британского эмпиризма. Он считал, что эксперимент предохраняет от заблуждений ума, своеобразных познавательных идолов, позволяет выработать знания, необходимые человеку для господства над природой. К сожалению, Бэкон жил в эпоху, которая не дала ему шанса проиллюстрировать свои требования к чистоте проводимого эксперимента ссылками на какую- либо рафинированную науку.
Стремительное развитие наук, особенно начиная с XIX в., привлекло внимание к философии эксперимента, прежде всего, позитивистов, в частности, О. Конта и Дж. С. Миля. Произошло это далеко не случайно. Дело в том, что, как показывают исторические исследования, достижение теориями научной рафинированности, как правило, было связано с позитивистской философией. Она же, стремясь освободить науки от умозрительных наслоений, провозгласила своим лозунгом опору на факты, фиксируемые в эксперименте. Неудивительно поэтому, что именно в рамках позитивистского движения были развиты первые философские теории эксперимента. Миллю удалось разработать методы исследования причинных связей. Но его исследование имело сугубо логический характер и, по сути, не оказало существенного влияния на развитие философии эксперимента.
В рамках второго позитивизма обстоятельную попытку развить философию эксперимента предпринял Э. Мах, основатель эмпириокритицизма. Он считал главной задачей науки изучение функциональных связей между элементами опыта, которые имеют разом как психологическую, так и физическую природу. Его исследование отмечено печатью некоторого пренебрежения теорией, ее концептуальными достоинствами. Он желал их почерпнуть непосредственно из результатов наблюдений. Исследования Маха оказали значительное влияние на его последователей, в том числе на неопозитивистов М. Шлика и Р. Карнапа, а также на неокантианца X. Динглера.
В теории эксперимента неопозитивистов центральную нагрузку несут концепты протокольного предложения и индуктивной логики. Как видим, на первый план выходит языковой компонент науки. Протокольные предложения описывают наиболее элементарные факты. В каждом конкретном случае проверки теории, полагал Шлик, "констатации являются окончательными"[2]. Карнап пытался обосновать индуктивный метод в качестве способа открытия законов. Неопозитивисты явно предпочитали эпистемологический маршрут: факты → универсальные законы.
X. Динглер развил вариант операционализма[3]. Он не считал, что можно теоретические законы буквально извлечь из экспериментальных данных. Но, по его мнению, их обоснование включает нормативные, имеющие нетеоретический характер требования однозначных и воспроизводимых экспериментов. Тень кантовского априоризма возникает дважды: а) теоретические законы предшествуют эксперименту, б) нормативные требования, предъявляемые к эксперименту, имеют волевой характер. Стремясь обосновать аргументацию по двум линиям, теория → эксперимент и эксперимент → теория, Динглер в качестве палочки-выручалочки использовал представление об априорных принципах, которые не находились в органической связи с теорией. Можно сказать, что он был недостаточно строг в соблюдении принципа научно-теоретической относительности, который не допускает выход за пределы научных теорий. Развиваемой им теории недоставало также внутренней согласованности.
Вплоть до 1980-х гг. в философской литературе по поводу статуса эксперимента шел вялотекущий спор между неопозитивистами и их критиками – постпозитивистами. Этот спор шел в основном по поводу путей обоснования теории: то ли теория должна выводиться из добытых посредством эксперимента фактов, то ли она изобретается теоретиком безотносительно к фактам. Такого рода спор не соответствовал запросам многих наук, в рамках которых стремительными темпами развивалась экспериментальная техника, позволившая существенно расширить объем научных знаний. Надо полагать, далеко не случайно в 1980-е гг. стали появляться актуальные труды, посвященные, как теперь часто выражаются, философии эксперимента. Впрочем, в этой области не обходится без существенных трудностей[4].
Особый интерес представляют дискуссионные вопросы современного этапа философствования по поводу научного экспериментирования. Спор идет между реалистами и конструктивистами (антиреалистами), рационалистами и антирационалистами[5]. Яркими представителями реалистического направления являются, например, А. Франклин[6] и Я. Хакинг[7], а конструктивистского – X. Коллинз[8] и А. Пиккеринг[9]. Причем часто реалисты выступают также с рационалистических позиций, а их оппоненты – конструктивисты, или сторонники нормативной теории – с антирационалистических. В рамках данной книги нет возможности рассмотреть в подробностях баталии, развернувшиеся вокруг философии эксперимента. Отметим, однако, их основное ОГЛАВЛЕНИЕ.
Реалисты в известном смысле являются максималистами. Они стремятся линию трансдукции довести непосредственно до референтов. Реалист стремится на основе данных эксперимента воспроизвести облик реальности. Иначе говоря, в связке эксперимент → реальность признается относительная самостоятельность как эксперимента, так и реальности. Конструктивист же как бы включает реальность в сам эксперимент, поэтому обсуждаемая связка для него не существует. По мнению автора, конструктивисты безосновательно опасаются разобщенности двух рассматриваемых этапов трансдукции. Они полагают, что от эксперимента невозможно перейти к реальности. Это возможно, если использовать потенциал творческого воображения. Следует отметить, что ОГЛАВЛЕНИЕ трудов профессиональных химиков недвусмысленно свидетельствует о приверженности абсолютного их большинства идеалам научного реализма, который они, кстати, не противопоставляют конструктивизму. Исследователи, воздвигающие между реализмом и конструктивизмом баррикады, явно недооценивают возможности сочетания одного с другим.
Еще одной актуальной проблемой является сочетание рационализма с антирационализмом. Почему рационализм поставлен под вопрос и даже ведутся разговоры о кризисе рационализма, который то и дело стремятся дополнить изрядной дозой антирационализма[10]? Критики рационализма недовольны уровнем осмысления тех правил или стратегий, которые считаются нормами научного эксперимента. Пожалуй, наиболее полный список эпистемологических стратегий приводит Франклин[11].