Лекция 2. Экономика европейского феодализма

То, что в рамках доиндустриальной цивилизации так или иначе возникали и длительно существовали отношения, традиционно и небезосновательно называемые феодальными, ни у кого из исследователей не вызывает сомнений. Споры возникают но другим проблемам:

– почему возник, где и как долго существовал феодальный способ производства;

– каковы сущностные характеристики феодализма;

– является ли феодализм закономерной цивилизационной ступенью развития человечества или всего лишь одной из многообразных форм существования доиндустриальной цивилизации?

На эти и на многие другие вопросы попробуем ответить.

Для начала определимся в понятиях на самом абстрактном теоретическом уровне.

Феодализм – это такая социально-экономическая система, которая базируется:

• на условном землевладении;

• иерархической системе сюзеренства и вассалитета, экономической основой которой являются рентные отношения;

• прикреплении непосредственных производителей – крестьян-общинников или отдельных крестьянских семей к земле или личности землевладельцев;

• законодательном оформлении феодальной зависимости в виде норм крепостного права;

• преимущественно натуральном типе феодального хозяйства на микроуровне;

• крайне медленном развитии производительных сил и, соответственно, эффективности труда непосредственных производителей.

Естественно, что феодальная система гораздо более сложная и многомерная, чем можно вместить в скудный набор столь любимых студентами "кратких определений". Для относительной полноты картины упомянем следующее:

• политическому устройству феодального общества соответствует сословная монархия или, реже, олигархическая республика;

• при феодализме широко распространяются отношения корпоративного типа – соседские общины, городские коммуны, ремесленные цехи, купеческие гильдии, монашеские и рыцарские ордена;

• в этом обществе огромную роль играла традиция и господствовало религиозное мировоззрение.

Генезис европейского феодализма

Мы уже показали, что в III и IV вв. европейское рабовладельческое хозяйство претерпевает системный кризис. Великое переселение народов, начавшееся в V в., привело к тому, что "варварские" соседи Рима не только совершал и военные набеги на территорию империи, но и осуществляли своеобразную "обратную колонизацию" окраинных провинций. В V–VI вв. масса свободных "варваров", прежде всего германских, оседала на землях в Галлии. Германские племена, среди которых выделяются франки[1], возродили в Галлии общинный строй. Германцы владели землями не лично, а через посредство семейных союзов – genealogiae (родственный союз), cosanguinei (единокровные). Но кровнородственные союзы находятся к этому периоду в состоянии разложения: в письменных источниках уже упоминаются "товарищи" (socii) и "соседи" (vicini)[2]. Между прочим, свободные франки-общинники называются в источниках конца V в. до боли знакомым термином leudes – "люди"[3]!

Окончательное падение Западной Римской империи в 476 г. привело к быстрой аграризации хозяйственной жизни. Германские завоеватели не интересовались городской жизнью римлян. С точки зрения развития производительных сил период "варварских" завоеваний можно назвать временем упадка, некоторого цивилизационного отката. Развитые формы товарно-денежных отношений, характерные для античной экономики, заменялись натурализацией хозяйственной жизни, преимущественно сельской. Но одновременно – это период великого исторического синтеза римской экономической культуры и привнесенного извне общинного строя.

В истории ничего не пропадает бесследно. Германские (и славянские) завоеватели раннего средневековья (конец V – середина XI вв.) оказались весьма восприимчивы к культуре покоренных народов. Рисовать этот период темными тонами разрушений цивилизации и культуры – исторически несправедливо. Такого рода отношение к периодам покорения иноплеменниками – это традиция завоеванных народов[4]. Германцы и славяне в действительности привнесли в Западную Европу "свежую кровь", энергию свободы и своеобразную общинную демократию.

Но будет и крайним преувеличением описание этого периода как времени некоего культурного обновления. Нет, на территорию бывшей Римской империи пришли завоеватели, присвоившие землю и накопленные материальные ценности римлян. Завоеватели превратились в новую земельную аристократию, их предводители стали королями новых государств и империй, а жители завоеванных территорий – подневольными, зависимыми, а зачастую и бесправными членами новых сообществ. Так было и в королевстве франков на территории Галлии, так было и в Британии, завоеванной в середине V в. германскими племенами англов и саксов. Новое господствующее сословие, таким образом, было преимущественно иностранного происхождения. "Лучшие семьи" будущей Франции – это потомки германских завоевателей, говорящие на основательно испорченной латыни, что не помешало их языку превратиться позже в великолепный и богатый французский язык. Между прочим, "лучшие семьи" аристократической Англии – это потомки уже французских и нормандских завоевателей, которые пришли сюда вместе с Вильгельмом, герцогом Нормандским, в 1066 г., конфисковали земли англосаксонских владетелей, присвоили их, а заодно ввели в обычай и в британскую культуру французский язык[5].

Поскольку германские племена пришли в Западную Европу как завоеватели, то и экономические отношения формировались в соответствии со своеобразным оккупационным режимом, не столь жестоким как в XX в., но не менее тяжким. Дело в том, что германцы, прежде всего в Галлии, создавали новые поселения не столько как сельские соседские общины, сколько как военные дружины. Земля завоевателям была необходима не для того, чтобы ее обрабатывать, а чтобы получать от нее доход преимущественно в натуральной форме. А работа на земле – это удел людей, которые жили здесь и до прихода франков: бывших граждан империи, зависимых колонов, бывших рабов и потомков племен, пришедших сюда раньше франков, осевших на этой территории и завоеванных германцами.

Социальное неравенство и классовые различия появлялись и развивались во Франкском королевстве не потому, что сами франки уже продвинулись по пути классового расслоения, а потому, что они завоевали и покорили другие народы и племена, у которых классовые противоречия были уже историческим обычаем.

Но и здесь не следует впадать в преувеличения и думать, что все франки стали земельными аристократами и вовсе не трудились на земле. Дело в том, что германская община – марка – уже достаточно расслоилась к моменту завоевания Римской империи. Но это еще не было классовым расслоением. Более удачливые и авторитетные воины были более состоятельны и могущественны, только и всего. Они становились правителями завоеванных территорий, военачальниками и гражданскими администраторами. Здссь-то им и пригодился опыт империи, с которым они были знакомы, издавна находясь на ее землях в качестве колонистов-пограничников. Становиться новой аристократией было несложно хотя бы из-за того, что франки составляли всего 2–3% населения завоеванных территорий. Так что и простой воин мог стать крупным землевладельцем. Но не всем завоевателям это удавалось. Менее удачливые и знатные "садились на землю", становились земледельцами и скотоводами. Процесс классового расслоения ускорился после создания Франкского королевства.

Франкское общество было заражено вирусом классовых антагонизмов, характерных для завоеванных территорий.

Франкское государство образовалось и оформилось как королевство на территории Галлии в 481 г. Король франков Хлодвиг Меровинг, правивший с 481 по 511 г., сразу стал крупным землевладельцем, так как к нему перешел весь императорский домен. Часть завоеванных земель пришлось отдать церкви, так как в 496 г. франки приняли христианство в католической форме[6].

Формы землевладения и социальную структуру франкского общества отражает один из первых германских судебников – "Салическая правда" (Lex Salica), датируемая исследователями началом VI в. и, следовательно, отражающая отношения более раннего периода. Судя по этому документу, дополненному франкскими королями в VI–IX вв., общество всего этого периода трудно назвать феодальным в буквальном смысле этого слова. В лучшем случае это раннефеодальное общество, а более корректно – переходное к феодальному.

Основная масса франкского населения – свободные общинники с общинной формой землевладения. Частная собственность – аллод – распространяется на дом, усадьбу, огород, но не на основной массив пахотной земли. Сила общинных традиций проявляется в том, что наследование аллода осуществляется только по мужской линии, дабы родовое имущество нс переходило к другому роду. Женское потомство исключалось из наследования земли; в случае отсутствие сыновей земля переходила в распоряжение соседей. О том, как складывалась судьба незамужних дочерей общинника, документ умалчивает[7]. Правда, пахотная земля находилась в индивидуальном пользовании семей, но считалась общинным достоянием. Во всяком случае, все пахотные наделы после снятия урожая превращались в общее пастбище, "открытое поле" до следующего сезона весенних полевых работ.

В общине существовали не только отношения взаимопомощи в экстремальных ситуациях, но и – оборотная сторона медали – отношения круговой поруки, когда более зажиточным общинникам приходилось участвовать в уплате штрафа (вергельда), наложенного судом на более бедного сородича. Понятно, что последнее обстоятельство тяготило разбогатевших общинников и те могли по суду отказаться от родства (рискуя не получить помощи при возможных экстраординарных ситуациях в будущем).

Лишь во второй половине VI в. во Франкском королевстве фиксируется аллод как частная земельная собственность: земля становится объектом купли-продажи, залога, дарения и наследования.

В V в. Меровинги жаловали земли за службу, но эти пожалования неопределенны и беспорядочны, юридически не оформлены, что приводило к торжеству римских понятий о полной безусловной частной собственности на землю. Крупные земельные пожалования тоже именовались аллодами, но это – не мелкие формы собственности рядовых общинников, а территории, населенные несколькими деревнями, а порой и соразмерные некоторым современным малым государствам Европы.

Таким образом, аллод у франков – частная земельная собственность.

Формировалось крупное землевладение за счет королевских земельных пожалований и за счет разорения крестьян-аллодистов, вынужденных отдаваться под покровительство крупных землевладельцев-сеньоров (этот процесс добровольной зависимости назывался коммендациями и был известен еще со времен Римской империи). Понятно, что коммендации приводили к поземельной зависимости и уже ограничивали свободу общинников.

Крупным землевладельцем во Франкском государстве становилась церковь. Церковные учреждения получали землю различными способами: как пожалование от короля, путем купли[8], в результате расчистки территории от леса силами монахов и прихожан и – главное – путем вкладов, которые были латентной формой продажи или залога земли.

Именно на церковных землях раньше, чем на землях светских собственников, появились различные формы условного землевладения, т.е. сущностные формы феодальных отношений.

Католические церковные учреждения, прежде всего монастыри, отдавали принадлежащие им земли прекаристам. Прекарий – временное и условное[9] владение церковной землей. Прекаристом могли быть: лица церковного клира, получавшие землю вместо жалования; лица, вложившие свою землю в церковное учреждение и получившие ее обратно в виде прекария, за что платили оброк преимущественно в натуральной форме; лица, продавшие землю церкви и оставшиеся на ней в качестве оброчника; наконец, по приказу короля, что часто оспаривалось церковью. Прекарист обладал определенными правами, закрепленными в законах, он мог оспорить в суде свои права, если собственник нарушал договор. Например, в 567 г. церковный собор в Лионе запретил епископам отнимать прекарии, данные их предшественниками членам церковного клира.

В результате именно католическая церковь начала формировать в Европе собственно феодальные отношения, основанные на условном землевладении.

Повсеместное утверждение феодальных отношений произошло позже, в VIII и IX в. В VIII в. в государстве франков реальными властителями становились так называемые майордомы. Раздачи земель Хлодвигом и его преемниками и бесконечные распри между наследниками и их соперниками ослабили королевскую власть. Воспользовались этим крупные дворцовые чиновники, maiordomus – управляющие дворцовым хозяйством и одновременно крупные землевладельцы и военачальники[10]. Один из этих майордомов из дома Пииинидов, Карл Мартелл ("Молот"), правивший в 715–741 гг., совершил подлинную революцию в поземельных отношениях.

Суть этой революции состояла в том, что главной формой землевладения стал бенефиций – условное земельное держание. Дело в том, что королю (точнее майордому) надо было достаточно быстро решить несколько жизненно важных задач:

• создать слой служилых людей, противопоставив их крупной земельной аристократии, владельцам аллодов, на фоне исчерпания "свободного" земельного фонда;

• разрешить на этой базе проблему профессиональных военных и чиновников, способных с большей эффективностью защищать интересы верховной власти;

• освободить скудную казну короля от денежных выплат служивому люду;

• обеспечить пополнение армии вооруженными за счет бенефициариев людьми;

• переложить на условных держателей заботу о сборе налогов с населения и исполнении крестьянами различных трудовых повинностей.

Отдадим должное изобретательности Карла Мартелла: задача была решена блестяще. Карл практически прекратил раздачу аллодов. Теперь земли жаловались в виде beneficium (благодеяния) на условиях пожизненного пользования за службу в армии, государственном аппарате, в судебной системе. Понятно, что сами бенефициарии не занимались хозяйством, они служили. Они получали с земли, населенной крестьянами самого разного происхождения и различной степени зависимости, земельную ренту, натуральную и денежную. Да и их собственная служба была своеобразной рентой жалователю земельного владения.

Ни в коем случае нельзя считать бенефиций частной собственностью – это всего лишь частное пользование землей сюзерена.

Бенефициарий владел землей, пока служил. В случае прекращения службы земля возвращалась собственнику. Бенефиций, в отличие от аллода, нельзя продать, заложить или передать в наследство без наследования служебных функций. Лишь со временем, в IX–X вв. военные и гражданские бенефициарии получили возможность передавать в наследство свои должности, а вместе с ними и земельные владения. Такие наследуемые условные владения стали называться феодами (во Франции) или ленами (в Германии)[11]. Наследуемость феода или лена нельзя понимать таким образом, что сын феодала обязательно занимает должность отца, хотя часто так и было. Нет, наследник мог занимать и равноценную или даже низшую должность, но это становилось основанием для того, чтобы сюзерен оставлял феод новому вассалу.

Период расцвета собственно феодального (ленного) землевладения пришелся на XI–XII вв. Как же формировался земельный фонд, предназначенный для бенефициев и феодов?

Первоначально, еще при Карле Мартелле, раздавались земли, конфискуемые у политических противников, мятежных аристократов и частично за счет секуляризации[12] церковных земель. Но далее, в период Каролингов[13] (751–843), и особенно при империи Карла Великого[14] (768–814) сложилась несколько иная система формирования земельного фонда для условных пожалований. Эта система возникла в связи со сложной иерархической структурой сюзеренства и вассалитета. Теперь нс только король мог раздавать земли, принадлежащие государству или лично королю в качестве его домена. Крупные королевские вассалы из своего феода жаловали земли своим вассалам, а те, в свою очередь, своим. В результате создавалась пирамидообразная система вассальной зависимости. С известной долей условности ее можно изобразить в виде иерархии: король – герцоги – графы[15] – маркизы – бароны – шевалье. Нижестоящий вассал получал вместе с землей значительный, а иногда и полный иммунитет[16] от вмешательства королевских должностных лиц в дела земельной аристократии. Судебные, административные, полицейские и фискальные функции передавались крупным вассалам и их администрациям. Иерархия закрепилась довольно быстро и превратилась в обычай. При Карле и его сыне Людовике Благочестивом были введены даже запреты па обращения к королю, минуя низшие власти и непосредственного сюзерена. Сыграв первоначально положительную роль в решении, прежде всего, военных задач[17], иммунные права способствовали усилению независимости от центральной власти и привели в последующем к распаду Каролингской империи[18]. Так сложилась система, афористичную характеристику которой мы помним со школьной скамьи: "вассал моего вассала – не мой вассал".

Вообще-то феодальные отношения были не столь просты, как это выглядит в пирамидальном построении. Скажем, каждый субъект иерархии помимо условного держания, бенефиция или феода, мог иметь и собственный аллод. За особые заслуги сюзерен мог даровать землю не только в условное, но и в безусловное владение. Таким образом, военный или чиновник мог иметь аллод, а мог и не иметь его, а бенефиций или феод, как правило, имел. Иначе он не мог бы служить, ведь денежные вознаграждения за службу были скорее премиями, чем регулярными платежами.

Многие дворяне имели несколько бенефициев и являлись вассалами более чем одного сеньора. Могло быть и так, что два сеньора являлись вассалами друг друга применительно к отдельным владениям. Столь запутанные отношения часто приводили к конфликтам и столкновениям, поэтому не зря феодальная эпоха считается периодом беззакония и жестокости[19].

Ясно, что на самом нижнем этаже иерархического здания находились тс, кто непосредственно производил общественное богатство, содержал феодалов всех мастей, королевский двор и самого императора, церковь и монастыри.

Несмотря на определенную сложность социальных отношений, все общественные функции в феодальных королевствах оказываются довольно четко разграниченными: светские феодалы (дворяне) сражаются, священники молятся, а крестьяне работают. Хотя категории работников тоже многообразны и усложнены, но и среди крестьян легко различить две макрокатегории – свободных и зависимых. В огромный период с VI по XII в. в государстве Франков (и во Франции) различаются три вида наделов (мансов) непосредственных сельских производителей: рабские, литские (литы – зависимые свободные, потомки преимущественно галло-римского населения) и свободных держателей с различными по тяжести повинностями. Свободных держателей по старой памяти назвали колонами. В VI–X вв. колонов было, по некоторым экспертным оценкам, раз в десять больше, чем несвободных[20]. Несвободные – серны, анциллы, манципии – уже в этот период были самыми настоящими крепостными на надельных землях, не имеющими свободы передвижения. Некоторых из них в документах той эпохи прямо называют servi casati – испомещенные рабы. Правда, сервы уже значительно отличались от рабов Римской империи. Рабы имели право иметь семью; разлучать семьи при продаже было нельзя; древнее право первой ночи превратилось в уплату небольшой откупной суммы; убийство раба каралось отлучением от церкви. Множество рабов освобождалось но завещаниям. Фактически сервы – это уже крепостные. Смягчение положения рабов и уменьшение их количества сопровождалось ростом числа полусвободных колонов и вольноотпущенников. Были полностью свободные вольноотпущенники (denariales), но вскоре они исчезли.

Личная зависимость производителей оформлялась законодательно. В VIII–IX вв. король прямо участвует в установлении крепостной зависимости своими капитуляриями (указами), устанавливая развитую систему штрафов и наказаний за невыполнение феодальных повинностей. Карл Великий постановил: каждый свободный обязан искать (//) покровителей и заступников. По отношения коммендата (ищущего покровительства) и патрона могли быть прерваны в случаях насилия второго или по смерти одной из сторон. Именно при Карле за патроном утвердилось название сеньора, а за коммендатом – вассала. Об этом свидетельствует важнейший документ эпохи – "Капитулярий о виллах", описывающий хозяйственную жизнь в земельных владениях самого Карла.

Феодальная система, отношения зависимости и подчинения сказывались и на фискальных отношениях. Так, Карл Великий освободил свободных людей от прямых налогов (косвенные налоги, "спрятанные" в цене товаров, платили все), все фискальные повинности возлагались па феодально-зависимое население. Но ответственными за их исполнение были землевладельцы.

Франкское королевство и империя являются классическим примером того обстоятельства, что феодальные отношения основаны на личной зависимости не только крестьян от феодалов, но и феодальных вассалов от своих сеньоров- сюзеренов.

Если феодалы были условными земельными держателями, в большей или меньшей степени подчиненными своему сеньору, то и крестьяне были условными держателями надельных земель, обязанных рентными платежами в виде барщины, оброка и иных традиционных и чрезвычайных повинностей и выплат.

Уже к XI в. практически во всей Западной Европе действовал принцип "нет земли без сеньора"[21]. Община-марка не исчезла, а превратилась в общину закрепощенных крестьян. Правда, отождествлять французского зависимого крестьянина с русским крепостным, скажем, второй половины XVII или XVIII в. не следует. При всей тяжести феодальной эксплуатации, зачастую приводящей к крестьянским выступлениям, серв XI–XII вв. был менее принижен, имел больше хозяйственной самостоятельности, по крайней мере в семейных делах свои проблемы разрешат сам. Вообще, представлять европейскую феодальную эпоху как череду бесконечной классовой борьбы не вполне корректно. Система вассалитета и сюзеренства предполагала, что субъекты отношений имели взаимные обязательства. И если крестьянин обязан был работать на землевладельца, то сеньор обязан защищать вассала от притязаний других сеньоров и даже от слишком алчных притязаний королевского фиска.

Эти взаимные обязательства становились важной составляющей феодальных отношений в XII–XIII вв., когда большинство французских феодалов вовсе отказывались от земель барского домена и раздавали эти земли в пользование крестьянам. Получая натуральную, а позже денежную ренту, сеньор был вынужден проявлять заботу об определенном уровне благосостояния крестьянина, способного воспроизводить свое хозяйство – главный источник доходов сеньора[22].

Такая система просуществовала во Франции в течение всего периода раздробленности[23] (с конца X по середину XII в.). Политическая раздробленность есть и результат, и причина феодальной самостоятельности землевладельцев. Свою роль в процессе раздробления страны сыграла и католическая церковь, добившаяся в конце X в. полной независимости монастырей – крупных земельных собственников – от светской власти и епископов и подчиненных только папе. Уже в XI в. крупные аббатства и монастыри превращаются в самостоятельных земельных владельцев. Начинается формирование духовно-феодальной иерархии.

Подспудно, с конца XI в., в экономических отношениях Франции начинаются новые явления. Во-первых, натуральные оброки постепенно превращаются в денежные платежи. Это важный симптом ограниченности натурального хозяйства хотя бы потому, что росли потребности аристократии, а социальный статус предполагал рост престижного потребления, сеньорам все больше хотелось приобретать предметы роскоши, в том числе иностранного происхождения. Для этого требовались большие денежные средства. Но для того, чтобы крестьяне могли платить денежную ренту, они тоже должны получать определенную экономическую свободу, по крайней мере, свободу рыночной реализации своей продукции.

И в самом деле, XII в. стал периодом, когда сословная система, основанная на личной связи, все больше превращалась в систему, основанную на поземельной связи.

Крестьяне начинают выкупаться на волю, скапливая средства на рыночной торговле[24]. Денежная рента, выплачиваемая крестьянином, стала называться цензом, земельный надел – цензивой, а сам крестьянин – цензитарием. А вскоре к личной свободе, положению вольного виллана, могло привести и участие в начавшихся в 1096 г. крестовых походах "во славу Божию". Уже здесь обратим внимание на то, что период собственно крепостнического строя, во всяком случае во Франции, был весьма непродолжительным. Поэтому представлять все Средневековье как период жутких мучений крестьянства не вполне справедливо. Исторически достоверно, что в XIII в. вилланы уже количественно преобладают над сервами, а личное прикрепление окончательно сменилось поземельной зависимостью. В XIV в. серваж активно идет на убыль, имеются примеры освобождения крестьян целыми деревнями. Но прикрепление к земле еще несколько веков было объективно необходимо. "Маленький замкнутый товарно-хозяйственный мирок, – писал Н. Рожков, – мог бы погибнуть, если бы земледелию в нем не был обеспечен определенный постоянный состав рабочих, – отсюда и вытекало прикрепление к земле"[25].

Впрочем, ни в коем случае нельзя рисовать положение французских крестьян в розовом цвете. Историки насчитывают в XI–XII вв. более двадцати "волн голода". Но вот вопрос: являлись ли действительной причиной неурожаев и голода социальные отношения или они были вызваны природными катаклизмами, периодически случавшимися в Европе и в более поздние времена?

Крестьяне, имея личную свободу, еще более интенсивно расслаивались социально. В XIV и XV вв. во Франции появилась возможность продавать или закладывать цензиву, что приводило к появлению прослойки обедневших крестьян – сельских наемных работников. Л у богатых крестьян появился новый вид крестьянского держания – издольная аренда у своих соседей и даже у феодалов.

Политические проблемы и бесконечные войны (чего стоит только Столетняя война 1337–1453 гг.), эпидемии (например, чума 1348–1350 гг.) приводили к попыткам возврата к личному прикреплению крестьян к феодалам[26]. Сопротивление крестьян выливалось в мощные социальные движения, народные выступления, самым крупным из которых была Жакерия (1358 г.).

В результате, уже к концу XIVстолетия 2/3 крестьян стали лично свободными держателями, преимущественно на правах наследственной аренды с фиксированной платой за землю.

И такое положение сохранялось вплоть до Великой революции XVIII в.