Доказательства и источники доказательств

Доказыванию в уголовном (как, впрочем, и любом другом судебном) производстве свойственен комплекс социальных, экономических, правовых и иных (организационно-тактических, нравственных, психологических) противоречий и проблем. Проблемность, противоречия присущи и доказательственному праву. Это и фундаментальные противоречия, например между задачей установления истины по делу и законодательными ограничениями для процедур ее достижения, и многочисленные частные противоречия в правовых интересах участников состязательного судебного процесса. Однако институты и нормы, составляющие доказательственное право, не должны порождать излишних "хлопот", ненужной "головной боли" ни у правоприменителей, ни у других участников правоотношений, ни у исследователей права. (Последние нередко вынуждены объяснять и комментировать методологически несостоятельные концепции, воплощенные в правовых нормах.) Между тем УПК РФ – его погрешности, лакуны, внутренняя противоречивость норм и поразительная нестабильность – таких надуманных создателями Кодекса и законодателями проблем и противоречий содержит немало, в том числе и в доказательственном праве.

Вот пример. Глава 5 УПК РСФСР 1960 г. преобразована в ныне действующем УПК РФ в разд. 3, который разделен на две главы – гл. 10 "Доказательства в уголовном судопроизводстве" и гл. 11 "Доказывание". На наш взгляд, в таком делении не усматривается никаких преимуществ, в каком бы аспекте этот вопрос ни рассматривался – ни с позиций удобства пользования нормативным актом, ни с точки зрения законодательной техники, ни – и это главное – в плане содержательном. Наиболее отчетливо этот вывод иллюстрируют нормы, определяющие правила хранения вещественных доказательств и документов, помещенные в гл. 10 УПК РФ (ст. 82 и ч. 3 ст. 84). Хранение названных и других источников доказательственной информации наряду с их обнаружением, фиксацией и изъятием составляет ОГЛАВЛЕНИЕ деятельности по собиранию доказательств, и, следовательно, им место не в гл. 10, а в гл. 11 "Доказывание". Вместе с тем ни о каком искусственном перемещении норм, регламентирующих порядок хранения вещественных доказательств и документов из одной главы в другую, даже гипотетически не может быть и речи, поскольку они составляют целостные статьи Кодекса. Напрашивается вывод: эти и подобные им сомнения не возникали, если бы рассматриваемые нормы существовали, как и прежде, в рамках одной главы УПК РФ, которая может быть названа "Доказательства и доказывание". В этом случае более "удобное" место, нежели существующее в действующем законе, было бы определено и для установленных УПК РФ (ст. 86–88) правил собирания, проверки и оценки доказательств.

Не надо быть слишком проницательным, чтобы предположить: нс вполне логичное конструирование разд. 3 УПК РФ было в значительной степени предопределено концептуально уязвимым законодательным определением понятия доказательств в уголовном судопроизводстве.

Доказательства. Формулировка этого краеугольного понятия доказательственного права, безусловно, не могла не оказаться в зоне пристального внимания членов рабочих групп по подготовке проекта УПК РФ, а затем и законодателей. Хотя в принципе закрепление дефиниций в текстах нормативных актов применяется нечасто. Более типичны разъяснения терминов, используемых в рамках отрасли права (например, "алиби", "близкие лица", "ночное время", "реплика", "стороны" – ст. 5 УПК РФ^[1]). Не содержалось определения понятия доказательств и в УПК РСФСР 1923 г. Однако, впервые сформулированное в Основах уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1958 г. и, соответственно, воспроизведенное в УПК союзных республик бывшего СССР, оно прочно вошло в структуру отечественного доказательственного права. (Постановка вопроса о его ликвидации, как мы уже отмечали, применима лишь к будущему законодательству.) Создатели УПК РФ наряду с достаточно типичным при обновлении законодательства редактированием в ст. 69 УПК РСФСР "Доказательства" провели замену ряда ключевых терминов, а именно:

1) ранее содержавшееся в ее ч. 1 словосочетание "фактические данные" заменено словом "сведения". Новая редакция нормы, составляющая ч. 1 ст. 74 УПК РФ, объяснима и не вызывает возражений. Объяснима она, на наш взгляд, желанием ее создателей приостановить многолетнюю дискуссию о понятии доказательств в уголовном процессе^[2], дискуссию в среде ученых, научные представления многих из которых складывались задолго до кодификации уголовно-процессуального законодательства 1958–1961 гг.; дискуссию, в которой основным раздражителем служили, казалось бы, простые и ясные слова, составляющие фразу – "доказательствами по уголовному делу являются любые фактические данные (выделено мной. – И. З.)". Возражений же ч. 1 ст. 74 УПК РФ не вызывает, поскольку слова "фактические данные" заменены синонимом – "сведения". И в разговорной речи, и в специальной литературе слова "сведения", "сообщения", "данные" и даже "информация" используются как тождественные или весьма близкие по смыслу. Так, термин "сведения" применили А. М. Ларин, И. Л. Петрухин и В. М. Савицкий в статье "Доказательства" при конструировании модели Основ уголовно-процессуального законодательства Союза ССР и союзных республик^[3];

2) содержавшиеся в се ч. 2 слова "эти данные устанавливаются" заменены словосочетанием "доказательствами являются". В результате перечисленные за этими словами объекты – показания, заключения, вещественные доказательства, протоколы и документы – изменили свой процессуально-правовой статус. Из источников доказательств, т.е. источников сведений (данных), они трансформировались в сами эти сведения. Причем вовсе и не в "любые сведения", как это записано в ч. 1 ст. 74 УПК РФ, а лишь поименованные в ее ч. 2. Невольно вспоминаются слова немецкого юриста и философа Ю. Г. фон Кирхмана: "Один росчерк пера законодателя – и целые библиотеки превращаются в макулатуру"^[4]. Применительно к рассматриваемой ситуации цитату хочется перефразировать: два слова законодателя – и сотни страниц будут исписаны в поисках объяснения и толкования этого изменения и его последствий.

Уместен вопрос: как же случилось, что при разрушении прежних редакций норм (ст. 69 УПК РСФСР) и подготовке новых (ст. 74 УПК РФ) над сложившимися дефинициями, соответствующими категориям гносеологии, информатики и других наук (документалистики, психологии, семиотики), над формулировками, содержавшимися в авторитетных проектах УПК РФ^[5], возобладали субъективные доктринальные представления создателей действующего Кодекса о понятии доказательств в уголовном процессе? Объяснение здесь видится в гиперболизации господствующей в науке уголовного процесса концепции единства фактических данных и их источников. Такого единства, при котором первое понятие поглощает второе.

После проведенных в ст. 74 УПК РФ изменений в литературе, как и следовало ожидать, возникла разноголосица. Даже в учебниках и учебных пособиях по курсу "Уголовный процесс", в комментариях к УПК РФ, в которых, как всегда было принято считать, излагаются наиболее устоявшиеся концепции, одни и те же положения освещаются неоднозначно. Вновь источники доказательственной информации именуются "видами доказательств"^[6], хотя этот термин логичнее использовать в классификациях доказательств по тому или иному основанию. Вновь встречаются суждения о том, что наряду со сведениями доказательствами по уголовному делу служат также и достоверно установленные факты, будто сама познанная реальность в каком-либо ином виде кроме как в форме сведений может фигурировать в материалах уголовного дела^[7]. Так, Б. Т. Безлепкин в своих работах пишет: "Фактам нельзя отказать в доказательственной ценности"^[8]. Согласимся, нельзя. Да и как иначе? Ведь именно они (достоверно установленные факты как элементы знания о событии преступления – времени, месте, способе его совершения, виновности лица, форме вины и т.д.) есть не что иное, как обстоятельства, подлежащие доказыванию по уголовным делам, т.е. его – доказывания – предмет (ст. 73 УПК РФ), или же входящие в пределы доказывания (например, факт недостачи материальных ценностей, алиби). Устанавливаемые доказательствами факты служат основаниями для принятия процессуальных решений.

Однако более всего настораживают утверждения, что доказательства по уголовному делу – это не любые сведения, а лишь перечисленные в ч. 2 ст. 74 УПК РФ^[9]. Какими бы оговорками эти заявления ни сопровождались, в частности двойственным пониманием доказательства – и как формы, и как содержания, сами по себе они в значительной степени представляют возвращение к теории формальной оценки доказательств. Конечно, исследователи проблем доказательственного права могут придерживаться собственных взглядов, однако при этом не следует создавать теорию "с чистого листа", игнорируя фундаментальные исследования отечественных ученых, проведенные за десятилетия существования УПК РСФСР^[10].

Среди процессуалистов можно выделить и тех, кто исходит из легального, т.е. буквального, основанного на тексте закона, толкования ст. 74 УПК РФ. Их позиции заслуживают уважения, если они тщательно аргументируют свои оценки, выводы и предложения. Но вот с последними-то не всегда можно согласиться. Так, А. В. Смирнов, найдя слово "источник" в одной из норм УПК РФ ("...показания свидетеля, который не может назвать источник своей осведомленности" – п. 2 ч. 2 ст. 75 УПК РФ), возвел его в ранг термина и сделал вывод: источник доказательств – это лица, от которых исходят доказательственные сведения. В их число автором включены субъекты доказывания (!?); лица, имеющие в деле самостоятельный правовой интерес и их представители; физические и юридические лица, представляющие вещественные доказательства и документы; и даже понятые и иные лица, участвующие или присутствующие при производстве следственных и судебных действий. В данном случае удачно употребленные (с точки зрения официальной деловой стилистики) законодателем слова ("источник осведомленности") повлекли за собой искажение информационной и процессуальной природы формирования и восприятия доказательственной информации. Очевидно также, что осведомленность свидетеля обеспечивается не только другими лицами, но и воспринимаемыми ими предметами и документами.

Ученые-процессуалисты и криминалисты, исследующие проблемы теории доказательств, как правило, утверждают, что в своих исследованиях они опираются на категории гносеологии и информатики. Иначе и быть не может, поскольку доказывание в уголовном процессе осуществляется в соответствии с общими закономерностями познавательной деятельности. Однако изучение литературных источников, увидевших свет в минувшее десятилетие, показывает, что эти заявления не всегда спасают от неточностей и ошибок. Так, по мнению С. А. Шейфера, новая редакция ст. 74 УПК РФ стала заметным шагом вперед в развитии теории доказательств^[11]. Автор как бы не замечает, что аналогичные шаги почему-то не предпринимаются в других отраслях процессуального права – гражданском, административном и арбитражном. В ст. 55 ГПК РФ, ст. 26^[12] КоАП РФ и ст. 64 АПК РФ понятия сведений (данных) и их источников четко разграничиваются. Аналогичные правовые конструкции закреплены и в ряде других отечественных и зарубежных законодательных актов. Так, в ст. 2 Федерального закона от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ "Об информации, информационных технологиях и о защите информации"^[13], в котором дано разъяснение понятия правовой информации, она определяется как "сведения (сообщения, данные) независимо от формы их представления". В ч. 2 ст. 88 УПК Республики Беларусь закреплено: "Источниками доказательств являются показания подозреваемого, обвиняемого, потерпевшего, свидетеля; заключения эксперта; вещественные доказательства; протоколы следственных действий, судебного заседания и оперативно-розыскных мероприятий; иные документы и другие носители".

Новую формулировку ст. 74 УПК РФ нельзя назвать и шагом назад в доказательственном праве. Таким шагом было бы возвращение к периоду действия УПК РСФСР 1923 г., в котором, как отмечалось выше, понятие доказательств не формулировалось, а учеными-процессуалистами предлагалось выводить его из смысла других норм, например из правила ст. 319 УПК РСФСР – "суд основывает приговор исключительно на имеющихся в деле данных, рассмотренных в судебном заседании"^[14].

Не только предпочтительными, но и правильными представляются позиции авторов, разграничивающих понятия доказательств и их источников и не изменивших своих взглядов после принятия УПК РФ^[15]. Категории доказательственного права не относятся к числу идеологических (хотя, вероятно, можно попытаться в собственных интересах превратить в идеологемы и эксплуатировать в качестве таковых многие правовые понятия). Но в онтологическом и гносеологическом аспектах ничего не изменилось в средствах отыскания истины по уголовным делам. Корректироваться, как известно, могут нормы права и знания о правовых явлениях.

В повседневной жизни в соответствии с общенаучными представлениями вряд ли кого-либо посетят мысли отождествлять газету с опубликованными в ней материалами, аудио-компакт-диск с музыкой, звучащей при его воспроизведении. Ясно, что каждое публицистическое и музыкальное произведение обладает самостоятельной формой и ОГЛАВЛЕНИЕм. Также и названные предметы (газета, аудио-компакт-диск) в информационно-познавательном процессе могут быть охарактеризованы с точки зрения содержания и формы. Применительно же к познавательной деятельности в сфере уголовного судопроизводства эти очевидные положения интерпретируются иначе. Одним термином "доказательство" предлагается охватить два понятия – и его процессуальную форму, и его ОГЛАВЛЕНИЕ. Представляется ошибочным, например, мнение о том, что "ни теоретически, ни практически невозможно отделить сведения о фактах от показаний свидетелей, документов и других средств, в которых они содержатся"^[16]. Практически о таком отделении не может быть и речи. Однако заметим: для правоприменителей, как и для большинства исследователей в области криминалистики, юридической психологии, судебной медицины, правовой информатики и ряда других отраслей знаний, во многих ситуациях вовсе не безразлично, в какой форме и какие объекты выявляются, фиксируются, исследуются и оцениваются – носители доказательственной информации либо сама устанавливаемая ими информация. Достаточно указать, например, на показания, даваемые на незнакомом языке, или неразборчивую речь; сложную техническую документацию; ряд признаков и свойств вещественных доказательств, имеющих криминалистическое ОГЛАВЛЕНИЕ; недостаточно очевидные для субъектов доказывания формулировки, даваемые специалистами и экспертами, и т.д. Теоретически же вычленение какой-либо грани, звена целостного объекта не только в принципе возможно, но и целесообразно. Более того, оно является одним из методологических принципов системных исследований.

Конечно, в реальной действительности, в практической деятельности доказательства и их источники существуют в неразрывном единстве. Однако понятия эти неоднозначны. Доказательства – это любые сведения (данные, сообщения, информация), обладающие указанными в законе свойствами. Познавательная природа фактических данных (их форма) всегда одна и та же: они выражаются речевыми, т.е. языковыми, средствами. Источники же доказательств служат той процессуальной формой, в которой доказательства допускаются в уголовное судопроизводство. Изобретать в юридических текстах какой-либо новый термин для их обозначения представляется излишним.

Еще раз подчеркнем: процессуальной формой, процессуальными источниками. Именно им посвящены тысячи норм в различных отраслях процессуального права, и именно этот факт следовало бы отразить в новой формулировке ч. 2 ст. 74 УПК РФ. (Вполне вероятно, что подобная формулировка могла бы в определенной степени примерить позиции процессуалистов.)

Каждому из источников доказательств, т.е. каждой "процессуальной форме", в свою очередь, также присуща вполне определенная форма как категория диалектики. Формой показаний является речь допрашиваемого лица. Форма вещественных доказательств – признаки и свойства предметов. Форма протоколов, заключений и документов – письменные акты и другие носители информации.

Наряду с терминами "доказательства", "обстоятельства", "факты" законодатель нередко использует термин "доводы" (в ч. 2 ст. 14, ч. 5 ст. 321 УПК РФ и др.). Под доводами в языке уголовно-процессуального права, на наш взгляд, следует понимать аргументы (аргументацию), например аргумент участника судебного разбирательства, реализующего право заявлять ходатайство. В аргументации (аргументах, доводах) могут содержаться факты или доказательства. Доводы могут основываться на них. Но могут и не содержаться и не основываться. Так, одна из сторон судебного разбирательства, заявляя ходатайство о просмотре видеозаписи, полученной с камеры видеонаблюдения, может аргументировать его потенциальной возможностью установления судом имеющих значение для дела обстоятельств. Аргументы (доводы) в таком ходатайстве наличествуют, а вот доказательств и фактов в нем нет.