Диалектическое мышление
Наука давно прошла ту допарадигмальную стадию своего развития, когда ее цели мыслились как создание замкнутых теоретических систем. В классической философии были сформулированы законы диалектики, которые в системе Гегеля лишь косвенно относились к индивидуальному познанию, поскольку в них выражалась логика мышления абсолютного духа, лишь явленная в мышлении человека.
Принципиально новый тип философии, по мнению российского философа М. С. Кагана (1921–2006), зародился в антропоцентристском подходе Л. Фейербаха, где человек не редуцируем ни к "божьей твари", ни к "природному существу", ни к "общественному животному", "но представляет собой особый, наиболее сложный вид бытия, охватывающего в нем его отношения и с природой, и с обществом, и с сотворенным его фантазией божеством, поскольку оно принадлежит к творимой человеком “второй природе” – культуре, и его двойственного отношения с самим собою – как с “другим” (отношения “Я – Ты”) и как с собственным “другим Я” (отношения самообщения или внутреннего диалога)" [Каган М. С., 1971].
Аксиологическое объединение в "мы" предполагает, таким образом, диалогичность мышления. Человек не просто наделен разумом и рассудком, он еще наделен способностью с их помощью противопоставлять разные позиции. И речь идет не об узко понятом психологическом феномене децентрации мышления (в теории Ж. Пиаже), а о более широком предположении диалогичности самосознания и мышления[1], которые обосновал в литературоведении Μ. М. Бахтин (1895-1975).
Э. В. Ильенков впервые раскрыл "глубочайшее теоретико-психологическое ОГЛАВЛЕНИЕ немецкой философской классики" [Лекторский В. А., 2009]. И то понятие диалектики, которое формулируется в его работах, предполагает несводимость путей мышления (даже взятого в сугубо логическом контексте, безотносительно к предметному и смысловому содержанию) к его пониманию как движения в сторону выработки единственной платформы для мышления или создания какой-либо единой теории. Диалектика, примененная к теоретически оформленным высказываниям, не может покрывать собою всего пространства обобщений, которое возникает при соотнесении теоретического и эмпирического знания. Если же учитывать неоднозначность выделения предмета психологии, зависящего как от мировоззренческих и теоретических установок той или иной школы, так и от используемых методов, то тем более апелляция к диалектическому мышлению не может полагаться как подведение всех размышлений под одну форму или аргументацию.
В отечественной психологии для анализа соотнесения эмпирического и теоретического (В. В. Давыдов, Б. М. Теплов), индивидуального и общественно заданного (А. Н. Леонтьев, А. А. Смирнов) была реализована иная, чем в не марксистских концепциях, методологическая платформа – диалектического и исторического материализма, положенная в основу и анализа теоретических обобщений. Рассмотренное в марксизме "отчуждение" не только продукта человеческой деятельности, но также и ее форм было развито в понимании трансляции надыиндивидуального (общественно-исторического) опыта, включая теоретические обобщения в познании и становление надындивидуальных смыслов в развитии культуры и искусства. Язык и другие знаковые системы выступили при этом материальными носителями идеального[2], т.е. имелось в виду обязательно материальное обеспечение акта словесного мышления. Согласно позиции Э. В. Ильенкова основным средством трансляции идеального выступает деятельность человека.
О важной роли понимания диалектического мышления писали также В. Ф. Асмус и позже В. П. Зинченко, соотнося в нем компоненты и этапы рассудочного – эмпирического – и разумного (разум есть дух, по Гегелю) – дискурсивного. Зинченко рассмотрел оппозицию теоретического и эмпирического мышления, отталкиваясь от работы Асмуса "Учение Гегеля о правах и пределах формального мышления", и обосновал, что рассмотрение диалектического мышления в противовес рассудочному в работах В. В. Давыдова и Э. В. Ильенкова "возвышает диалектическое мышление" [Зинченко В. П„ 2001]. Но при этом, как он считает, абсолютизируется отрицательно-разумный компонент в развертывании процесса мышления. Диалектическое мышление в этом варианте – отрицательно-разумное, выполняющее важную роль "преодоления ограниченности конечных определений", превращения их в свою противоположность.
Автор полемически пишет: "Отрицание – это любимое занятие марксистов-ленинцев, диалектических материалистов. К тому же отрицание далеко не всегда разумное, например отрицание целых областей знания" (Зинченко В. П„ 2001, с. 10J. Голое отрицание приводит к скептицизму. Но не это в триаде тезис – антитезис – синтез выступает завершающим этапом.
"Отрицательное" в диалектике в снятом виде входит в конечный результат мышления – синтез. Но достижение этого результата является функцией положительно-разумного компонента, называемого также "спекулятивным". "Спекулятивным" здесь названо положительно-разумное основание синтеза, которое базируется на интуиции, созерцательности, продуктивном воображении. И весь путь развития философской и психологической мысли свидетельствует о том, что продуктивность мышления (философского, научного, индивидуального) не может быть связана с оценкой "положительно-разумного" в актах мысли как ведущего к одной и той же истине.
Предполагать закрытость теоретического мира психологии – это значит противостоять самому духу и формам диалектического мышления. Диалектический цикл заведомо предполагает выдвижение, как сказали бы сегодня в рамках обсуждения экспериментального метода, конкурирующих теорий и "других" объяснений. И путь движения научного познания ну никак не представим в форме движения к единой теории (пусть и в рамках одной отдельно взятой области как психология). Из понимания диалогичности мышления, как и раскрытия философских оснований диалектического мышления, следует, напротив, принципиальная открытость мира теорий, поскольку к каждому тезису, прошедшему полный цикл обсуждения и реализованному в том или ином "синтезе", будет сформулирован антитезис.
Научное знание принципиально гипотетично. Наиболее строгий путь теоретико-эмпирического познания – эксперимент – также представляет собой гипотетико-дедуктивное рассуждение. В соотношении мира теорий и эмпирически устанавливаемых зависимостей всегда будет оставаться "интерпретационный зазор", предполагаемый направленностью контргипотезы (без чего нет экспериментального метода). Каждая гипотеза остается открытой для дальнейшей проверки. Но главное – нет предела человеческому разуму, который будет выдвигать новые гипотезы и новые теории. Открытость человеческого мышления – принципиальная особенность человека. И эта открытость, как и "спекулятивный" характер позитивного (конструктивного) этапа диалектического рассуждения, гарантирует выдвижение новых теорий, кто бы ни "закрывал" их, оформляя в рамки завершенных систем.
В заключение параграфа отметим, что способ соотнесения теоретического и эмпирического в научном знании включает в качестве необходимого и собственно психологической контекст построения единой теории мышления[3]. Теоретическое обобщение раскрывает существенное (в изучаемом предмете) и базируется не только на теоретическом мышлении, опосредствованном словом как знаком, но выступает и как конструктивное объяснение, реконструирующее ненаблюдаемые, но теоретически полагаемые основания тех или иных закономерностей.
Горизонты построения конструктивных объяснений могут быть заданы, но не могут быть ограничены одной теорией, одним подходом или одним методом построения психологического знания, если признается историческое изменение критериев научности (и на уровне общей методологии науки, и в самой психологии).