Демоделяция

Обусловленность этого явления аналогична обусловленности предыдущего. В результате выпадения из языка производящей основы в сохранившихся производных от нее в соотношении с родственными словами могут выделяться, с одной стороны, связанные производящие основы или корни, а с другой — суффикс или его вариант, непосредственно участвовавший в образовании данных производных, но представляющийся ныне элементом модели, практически неизвестной русскому языку. Компоненты соответствующих словных структур предстают в настоящее время как демоделированные. Например, агентивный суффикс -телъ искони сочетался и сочетается сейчас только с глагольными основами. Это целиком относится и к его использованию в существительных властитель, ревнитель. Однако отсутствие в современном русском языке соответствующих глаголов (власти, ревнитъ) вынуждает семантически соотносить их с именами (власть; ревность, ревнивый), что не соответствует действовавшему и продолжающему активно действовать словообразовательному типу.

Сингулятив воинъ восходит к собирательному существительному вой, которое, однако, уже в древнерусском языке было вытеснено словом войско. В современном русском языке сохранилась группа однокоренных слов (воин, война, войско, военный, воевода, воитель, воевать), имеющих связанную производящую основу, с нарушенными между ними внутренними семантико-словообразовательными соотношениями.

И существительное животина, и субстантивированное прилагательное животное — оба восходят к ныне архаизировавшемуся слову живот в том же значении. Последнее было употребительно в древнерусском языке, а ныне — только в русских народных говорах. Поэтому компоненты слов животина и животное квалифицируются в настоящее время как демоделированные.

Транссемантизация

Это явление также может представлять собой результат архаизации производящей основы, сохраняющейся в соответствующих словных структурах только в связанном виде. Выделяющиеся в этих же структурах суффиксы непосредственно участвовали в их образовании, но воспринимаются сейчас в другом значении. Например, если рассматривать существительное морщина в сопоставлении с единственно возможным в данном случае для современного языкового сознания производящим глаголом морщить, то следует признать в нем наличие суффикса -ин(а) с предметным значением. Между тем оно образовано от существительного мърска (сербохорв. мрска, в.-луж. zmorsk, лат. marskla) с той же семантикой при помощи суффикса -ин(а) [Фасмер; Шанский, Иванов, Шанская, 1961], но не с предметным, а скорее с усилительно-экспрессивным значением (по типу кривуля — кривулина, оскома — оскомина).

Усилительный суффикс -ин(а) транссемантизировался и в другом плане. Сочетаясь в древнерусском языке с существительным ед.ч. хо-ромъ — дом (Не остася ни хорома. — Новгородская 1-я летопись, запись под 6725 г.), этот суффикс придавал ему большую выразительность (Аще кто вылѣзяше ис хоромины. — Повесть временных лет, запись под 6600 г.). Современному русскому языку известна только форма мн.ч. хоромы, поэтому соотносящееся с ней производное хоромина стало восприниматься как образование с сингулятивным суффиксом -ин(а) (по типу бобы — бобина).

Транссемантизация производящих основ может происходить при переходе соответствующих производных из одной языковой системы в другую. Примечателен в этом отношении пример переосмысления старославянского глагола довлеть (быть достаточным), который в современном русском языке получил значение "тяготеть над кем-нибудь или чем-нибудь" под влиянием ассоциации с глаголом давить [Шанский, Иванов, Шанская].

Могут транссемантизироваться и флексии, но уже по другой причине — под влиянием аналогии. Рассматривавшаяся в плане трансстиляции флексия И.п. мн.ч. -а интересна и со стороны ее формообразующего значения. Например, флексия -а в существительных сторожа, господа, представляющая в настоящее время форму И.п. мн.ч., в древнерусском языке служила для обозначения собирательности (корела).