Лекция 6. ДАНТЕ И ЕГО ВРЕМЯ

В результате изучения данной главы студент должен:

знать

• о роли Флоренции в политической и культурной жизни средневековой Италии;

• о политических партиях гибеллинов и гвельфов и участии Данте в их противостоянии;

• о сущности "нового сладостного стиля" и его характерных представителях в средневековой литературе Италии;

• об исповедальной основе и художественном своеобразии "Новой жизни" Данте, соединяющей поэзию и прозу;

• о проявлении новой философии и этики в "Божественной комедии" Данте;

• о художественных особенностях "Божественной комедии" Данте как синтезе средневековых традиций и предвозрожденческих тенденций;

уметь

• определять жанр произведения, созданного Данте, его место и роль в творческом наследии писателя;

• выявлять проявление в художественном тексте как античных, так и средневековых литературных и культурных традиций;

• характеризовать мироощущение Данте как поэта переходного времени;

• оценивать сущность и значение художественного новаторства Данте в культурном контексте средневековой эпохи;

владеть

• понятиями "гибеллины", "гвельфы", "новый сладостный стиль", "исповедь", "платонизм", "иерархия смыслов", "буквальный", "моральный", "аллегорический", "апагогический", "числовая символика", "терцина", "чистилище", "лимб".

Флоренция

Биографы Данте Алигьери (Dante Alighieri, 1265–1321) часто выбирают такое название для своих книг: "Данте и его время". Тс же, кто обходятся без него, все равно пишут историю жизни писателя как историю времени. Для этого есть несколько причин.

Каждый великий человек хотя бы частично окрашивает эпоху в свои цвета, определяет ее смысл и облик. Эпохи как будто оживают, названные по именам своих великих современников. Пожалуй, Данте был первым со времен Античности, залогом чьего эпохального величия послужило не царское происхождение, не подвиги на военном поприще или святость жизни, а писательство. Литература явилась новым делом, служа которому личность могла проявить себя именно как личность. На фоне условно-легендарных ликов или едва различимых биографических контуров, каковыми культурная память удержала воспоминание о людях прежних времен, мы едва ли не впервые различаем человеческое лицо, ловим взгляд живых глаз – взгляд Данте.

И все-таки мы очень мало знаем о нем. Мы ощущаем его присутствие во времени, через это присутствие понимаем смысл происходящего и читаем эпоху как биографию Данте. Иной биографии нам не дано. Из его личной судьбы мы знаем в основном лишь то, что сам Данте счел нужным поведать нам. В какой мере он откровенен? Очень откровенен, но и очень избирателен в своей откровенности.

Через девять веков после Августина человек вновь решился рассказать всю правду о своем духовном обращении, исповедоваться в расчете на читателя, для которого он пишет. Однако исповедь Данте, каковой стала его "Новая жизнь" ("Vita Nova"), относится не к вере, а к любви, ставшей новой верой и открывающей путь к познанию Бога. Бога и мира, между ними теперь невозможно провести границу, и в этом залог нового мышления.

Кем был этот человек, родившийся во Флоренции во второй половине мая 1265 г.? Тут-то мы и обнаруживаем, что, допущенные в мир личности, мы очень скупо располагаем фактами жизни. Данте так никогда и не назвал имен своих родителей, подсказав тем самым догадки о неблагополучных отношениях с ними. Ведь своего пращура Каччагвиду он не только назвал, но и "встретился" с ним, посетив Рай в своей великой поэме – "Божественной комедии". Он гордился этим предком, некогда посвященным в рыцари самим императором и павшим полтора века тому назад во время похода в Святую Землю. Каччагвида повествует о родословной семьи, о том, что по родовому имени его жены потомки зовутся Алигьери (Алигиери).

Данте – более позднее имя, полученное от деда по женской линии, звавшегося Дуранте. Внук изменил его и прославил. От другого деда он унаследовал непримиримый характер и принадлежность к партии гвельфов. Это сочетание для того и другого стало причиной изгнания из родного города – Флоренции, где Данге все-таки родился, видимо, благодаря большей сговорчивости с властями и противниками своего отца, рано умершего и ничем не примечательного настолько, что сын нигде не обмолвился о его имени.

Данте родился во Флоренции. В этом сближении имени человека и названия города есть нечто гораздо бо́льшее, чем простая констатация биографического факта. Ведь можно сказать иначе: вместе с Данте родилась новая эпоха, долго и трудно готовившаяся в течение тех веков, которые уже скоро назовут Средними и которые именно теперь близятся к своему завершению. И Флоренция стала местом действия не по случайной прихоти судьбы, подарившей ей великого гражданина. Еще какие-то полтора-два века тому назад она ничем особенно не выделялась из многочисленных итальянских городов, оставленных в наследство Античностью и медленно восстававших из многовекового запустения. Флоренции, ставшей центром богатой Тосканской области, удачно расположенной на пересечении торговых и деловых путей, это удалось именно в XIII в. Ко времени рождения Данте в ней насчитывалось 90 тыс. жителей. Много или мало? Больше было только в трех городах Европы: Кордове, Париже, Палермо.

Силу и слабость Италии составляли ее города. Традиция городской культуры в ней никогда не умирала и при первой возможности возрождалась ремеслом и торговлей. Растет богатство, возникают первые в Европе банки. По сей день центр лондонского Сити пересекает Ломбард-стрит: ломбардцами в Средние века называли всех итальянцев. Самой твердой валютой, долларом той эпохи становится флорин, золотая монета, хранящая память о своем родном городе – Флоренции.

Города были столь сильны, что так и не позволили феодальному рыцарству укрепиться. Замки строптивых сеньоров срывал и с лица земли, а их самих насильно переселяли за городскую стену, чтобы иметь всегда перед глазами.

Так город добровольно принял на себя, внутрь себя разрешение конфликта эпохи. Город поставил под удар свою внутреннюю цельность, ибо был уверен в своих силах, настолько уверен, что многие из итальянских городов ощущали себя вправе быть столицей или даже государством: Венеция, Пиза, Милан, Генуя... Неаполь действительно был столицей королевства, и за его корону шла долгая борьба европейских правителей. Рим все еще претендовал на статус всемирной столицы, где короновались императоры. В общем, в Италии сошлись, столкнулись многие интересы. Она была исполнена ощущения своей исторической важности, а одновременно – своей растущей силы, сосредоточенной в городах, которые никак не хотели подчиниться один другому, т.е. объединиться. Единство страны так и не было достигнуто, Италии фактически не существовало. Сила обернулась слабостью и крахом.

Во времена Данте будущая трагедия предсказывала себя непримиримостью борьбы двух партий: гвельфы и гибеллины. Само по себе разделение не было ни чисто флорентийским, ни чисто итальянским. В противостоянии двух партий доигрывался конфликт империи и Рима, в котором ни одна из сторон не хотела и по своей сути не могла уступить. За 15 лет до рождения Данте, если вести счет со времени смерти императора Фридриха II, или через три года после его рождения, если иметь в виду гибель юного Конрадина, империя Гогенштауфенов прекратила свое существование. После них идея возрождения великой империи уже не имела под собой серьезного основания, подкрепленного силой. Однако противостояние партий продолжалось.

Менялись текущие поводы для конфликта, состав его участников, но сам он продолжался с упорством феодальной вражды, родовой непримиримости. Именно так, кстати говоря, объясняет его происхождение во Флоренции другой великий гражданин этого города, живший двумя веками позже Данте, – Никколо Макиавелли, родоначальник современной исторической теории и теоретик современной политической деятельности. Почти анекдотически случайным в его передаче выглядит начало борьбы партий во Флоренции, которая долго оставалась в стороне, но в 1215 г. произошло следующее.

"Среди влиятельных семей Флоренции самыми могущественными были две – Буондельмонти и Уберти, а непосредственно вслед за ними шли Амидеи и Донати. Некая дама из рода Донати, богатая вдова, имела дочь необыкновенной красоты. Задумала она выдать ее за мессера Буондельмонте, юного кавалера и главу этого дома. То ли по небрежению, то ли в убежденности, что это всегда успеется, она никому своего намерения не открыла, а между тем стало известно, что за мессера Буондельмонте выходит одна девица из рода Амидеи. Дама была крайне раздосадована, однако она все же надеялась, что красота ее дочери может расстроить предполагаемый брак, пока он еще не заключен. Как-то она увидела, что мессер Буондельмонте один, без сопровождающих идет по направлению к ее дому, и тотчас же спустилась на улицу, ведя за собой дочь. Когда юноша проходил мимо них, она двинулась ему навстречу со словами: “Я весьма рада, что вы женитесь, хотя предназначала вам в жены мою дочь”. И тут она, открыв дверь, показала ему девушку. Кавалер, увидев, как прекрасна эта молодая особа, и сообразив, что знатностью рода и богатством приданого она ничуть не уступает той, на которой он собирался жениться, загорелся таким желанием обладать ею, что, не думая уже о данном им слове, о тяжком оскорблении, каким явилось бы его нарушение, и бедствиях, которые затем воспоследовали бы, ответил: “Раз вы предназначали мне свою дочь, я проявил бы неблагодарность, отказавшись от нее, пока я еще свободен”. И, не теряя ни минуты, он справил свадьбу..."^[1].

Последствия оказались наихудшими и для увлекшегося жениха, вскоре убитого родственниками Амидеи, и для всего города, более чем на столетие ввергнутого в пучину жестокой распри, жертвой которой стали два великих поэта: изгнанник Данте и сын изгнанника – Петрарка. Разумеется, описанный Макиавелли повод был случайностью, а по всем условиям жизни раскол нарождающегося общества представлялся неизбежным. Старые распри лишь подсказывали форму противостояния, пути поиска врагов и союзников. Впрочем, союзы могли и перезаключаться, а линии разрыва проходить по новым местам: если гвельфы торжествовали полноту победы и изгоняли ненавистных гибеллинов, то во Флоренции они недолго царили в мире и согласии, а сами раскалывались на белых и черных, позаимствовав новые партийные имена и повод для конфликта совсем в другом городе. Черные изгоняли белых, а те начинали искать союзников в прежних врагах – гибеллинах и в императоре. Данте принадлежал к белым и пострадал вместе с ними, но это произойдет в годы его зрелости.

В юности его интересовало иное. У времени никогда не бывает одно лицо, и новизна перемен проявляет себя различно. Для кого-то она явственнее всего сказывается старыми раздорами, которые получают новую жизнь, подогретые разнообразием противостояния, где каждый ощущает себя личностью и преследует свой интерес. Да и интересы делаются куда как разнообразнее, а следовательно, и большим поводом для конфликта. Старые ссоры отнюдь не забываются под звон флоринов и в напряженном поиске путей, как и где их можно заработать или выгоднее потратить. Так, пробужденная личность ищет пути в новую эпоху, только одним он кажется пролегающим через торговлю и финансовое дело, другим – через любовь и поэзию.

Современник Данте, хронист Виллани таким запомнил начало новой жизни во Флоренции: "В 1283 году, в месяце июне, к празднику св. Иоанна Крестителя, в то время, когда город Флоренция пребывал в счастливом и прекрасном состоянии покоя, наслаждался отдыхом и миром, столь полезными для купцов и ремесленников и особенно для гвельфов, стоявших во главе города, – образовалась в приходе церкви Санта Феличита, на том берегу Арно, дружина в несколько групп, в тысячу, если не больше, человек, одетых во все белое, и с вождем, который именовался Амором. Эта компания только и думала, что об играх, развлечениях и танцах. Они ходили по городу с трубами и всякими инструментами, предаваясь веселью и радости, собираясь на совместные пиры, трапезы и вечери. Это празднество длилось почти два месяца и было самым благородным и славным из всех, которые когда-либо устраивались во Флоренции или в Тоскане. На него собирались отовсюду многие искусники и жонглеры, и все они встречали почетный прием и гостеприимство... И не мог проехать через Флоренцию ни один чужестранец, чтобы его не приглашали наперерыв друг перед другом эти компании и не провожали его потом верхами по городу и за город..."^[2]

Короткий период перемирия и покоя. Побежденные гибеллины изгнаны. Черные и белые гвельфы еще не враждуют. 1283 год – Данте 18 лет, и он, конечно, среди этой дружины, славящей Амора, т.е. любовь. Новая философия жизни начинается как философия любви. Она принимает вначале поэтическую форму.

Круг понятий и проблем

Флоренция: конфликт империи и Рима, очаг противостояния партий, борьба черных и белых гвельфов.