Членское акционерное правоотношение: природа и общая характеристика

Важнейшее звено в системе гражданских правоотношений в акционерной сфере – правоотношения участия в делах и капиталах акционерного общества, складывающиеся между акционерным обществом и его участниками (данные отношения мы назвали членскими). Приобретая акцию, акционер получает определенные права, прежде всего, право на участие в управлении обществом, право на получение дивидендов, право на получение части имущества общества в случае его ликвидации (ст. 2 Закона о РЦБ, ст. 31, 32 Закона об АО), которые, как мы помним, трактуются законом как права обязательственные (п. 1 ст. 2 Закона об АО). Приведенная триада не исчерпывает всех акционерных прав: так, акционер располагает правом на информацию (ст. 67 ГК РФ, ст. 91 Закона об АО), при определенных обстоятельствах он может реализовать преимущественное право на приобретение дополнительно размещаемых акций (ст. 40 Закона об АО) и т.д. Названные права и корреспондирующие им обязанности общества как раз и составляют ОГЛАВЛЕНИЕ правовых связей между акционером и корпорацией. Сразу оговоримся, что речь идет о правоотношениях, складывающихся у общества с конкретными акционерами.

Иного подхода, по-видимому, придерживается Д. В. Ломакин, отмечающий, что "для субъектного состава акционерного правоотношения характерно наличие незаменяемого субъекта – акционерного общества и множества довольно часто меняющихся субъектов – акционеров"; "субъектный состав акционерного правоотношения не строится по модели обязательственного правоотношения. Правовая связь возникает здесь между множеством участников" (Ломакин Д. В. Акционерное правоотношение. – М.: Спарк, 1997. – С. 29, 52). Однако последовательное развитие названных положений приводит к "обезличиванию" управомоченной стороны, что трудно объяснимо (управомоченная сторона всегда конкретна); речь, думается, стоит вести о множестве (пускай и однотипных) правоотношений между обществом и его акционерами, а не о едином правоотношении с множеством участников. К аналогичным выводам приходят многие ученые (см., например: Жеругов О. Р. Понятие и сущность правоотношений, возникающих в акционерном обществе: отдельные правовые аспекты // Законодательство и экономика. 2006. № 12. С. 46; Мурзин Д. В. Ценные бумаги – бестелесные вещи. Правовые проблемы современной теории ценных бумаг. – М.: Статут, 1998. – С. 62).

Характеристики членских правоотношений вызывают самые жаркие дебаты – предметом оживленной полемики продолжают оставаться едва ли не все основные аспекты членского правоотношения (природа, видовое разграничение, ОГЛАВЛЕНИЕ, объекты, основания возникновения и др.). Более того, подвергается сомнению само возникновение правоотношений между акционером и обществом с момента "получения" статуса участника.

Многообразие взглядов ученых по затронутой проблеме прежде всего обусловливается различием подходов по следующим взаимозависимым принципиальным вопросам:

1) имеют ли некоторые права акционеров (и внутреннее акционерное правоотношение в целом) имущественный или неимущественный характер;

2) оправдана ли трактовка прав акционеров как обязательственных либо в них следует видеть права иной природы;

3) каково значение того обстоятельства, что в основе динамики разных прав лежит неодинаковый набор юридических фактов: если появление одних (например, права на созыв внеочередного общего собрания акционеров) связано только с фактом приобретения статуса акционера, то другие права не могут быть осуществлены без наличия дополнительных юридических фактов (так, для получения дивидендов требуется принятие соответствующего решения общим собранием акционеров, причем принятие такого решения – право, а не обязанность общества; получение ликвидационной стоимости немыслимо без "запуска" ликвидационных процессов).

Применительно к первому вопросу расхождения ученых предопределяются оценкой права на участие в управлении (а равно права на информацию) как имущественного или неимущественного:

1) одни авторы (А. Б. Бабаев, В. С. Ем, Н. В. Козлова, П. В. Степанов, Е. А. Суханов, И. Н. Шабунова и др.) ^[1] исходят из их имущественного характера.

Основными аргументами при этом являются:

а) наличие связи рассматриваемых прав "с управлением имуществом (капиталом) корпорации" (Е. А. Суханов), "с имущественным участием учредителя (участника) в создании юридического лица, в управлении его имуществом и всей его деятельностью, которая тоже носит экономический характер" (Н. В. Козлова); их целевая направленность на удовлетворение имущественных интересов (В. С. Ем, И. Н. Шабунова); производность корпоративных отношений от экономических отношений коллективной собственности – "возможность членов корпоративной организации участвовать в управлении ею и получать информацию о ее деятельности является не чем иным, как специфическим проявлением экономических отношений коллективной собственности, обусловленным той правовой формой, которая определяется как организация корпоративного типа" (П. В. Степанов);

б) возможность возникновения охранительного права имущественного характера в случае нарушения (А. Б. Бабаев), права на заявление требования о возмещении убытков (И. Н. Шабунова);

в) прямая зависимость стоимости пакета акций от степени влияния на деятельность общества, а значит, "стоимость акционерного права предопределяется именно входящим в него правом... участия в деятельности акционерного общества" (А. Б. Бабаев);

2) другие ученые (Ф. О. Богатырев, В. А. Гуреев, К. Кирсанов, Д. В. Ломакин, Е. В. Пестерева, Ю. В. Петровичева, Е. Б. Сердюк, Т. А. Еремеева, Г. Н. Шевченко и др.)^[2], к мнению которых мы присоединяемся, усматривают в праве на управление и праве на информацию неимущественные права.

Приемлемость последнего подхода, как представляется, продиктована прежде всего отсутствием прямой "объектной привязки" прав на управление и информацию к материальным благам. Цель же реализации прав, составляющих ОГЛАВЛЕНИЕ правоотношения (причем не непосредственная –достижение желаемого управленческого эффекта, а конечная – получение выгод от участия в обществе, достичь которую невозможно без использования потенциала иных, имущественных в классическом понимании прав!), сама по себе не является достаточным показателем их имущественной природы (в противном случае, кстати, получалось бы, что практически идентичные по структуре, содержанию и условиям реализации "управленческие" права применительно к коммерческим и некоммерческим организациям имеют абсолютно разную природу, а это вряд ли теоретически объяснимо без многочисленных оговорок и допущений, "размывающих" фундамент, на котором зиждется разграничение имущественных и неимущественных прав).

Полагаем, что не препятствует квалификации исследуемых прав в качестве неимущественных:

• их тесная связь с имущественными правами, ибо она не "отменяет" обособленного, автономного существования прав на управление и информацию, имеющих собственное ОГЛАВЛЕНИЕ, условия и формы осуществления;

• имущественный характер последствий их нарушения, поскольку имущественные санкции могут иметь место при нарушении как имущественных, так и неимущественных прав. Например, защищая свою честь, достоинство и деловую репутацию, потерпевший вправе заявить требования о компенсации морального вреда в денежной форме и о возмещении убытков (ст. 152 ГК РФ), при этом данные обстоятельства не сказываются на трактовке соответствующих прав как личных неимущественных.

Концепции, в основе которых лежит вывод о неимущественной природе отдельных акционерных прав, вновь неоднородны. Разногласия, в частности, присутствуют:

а) по вопросу допустимости рассмотрения "управленческо- информационных" прав как личных неимущественных.

Большинство современных исследователей дают отрицательный ответ на данный вопрос, что представляется оправданным, принимая во внимание возможность отчуждения акций и непредназначенность прав на управление и информацию для индивидуализации самой личности (вследствие чего сложно говорить о правах акционера как о правах, неотделимых от личности их носителя)^[3];

б) по вопросу о влиянии неимущественного характера некоторых прав акционера на существо членских отношений в целом:

– по мнению ряда ученых, неимущественная составляющая не упраздняет имущественной сути акционерных правоотношений (Д. В. Ломакин, В. В. Прохоренко и др.)^[4];

– для других авторов неимущественная природа прав на управление и информацию является непреодолимой преградой для рассмотрения членского правоотношения как исключительно имущественного (и, как правило, единого) (Ф. О. Богатырев, И . С. Шиткина и др.)^[5].

Думается, что уже отмечавшаяся автономность (самостоятельность) неимущественных прав обусловливает теоретическую уязвимость конструкции членского правоотношения как в общем имущественного (хотя, конечно же, "корпоративные права в целом тяготеют к имущественным правам"^[6]).

Второй спорный вопрос сводится к оценке обоснованности квалификации прав акционеров как обязательственных. Рассмотрение членских прав именно в данном качестве вытекает из действующего законодательства (п. 2 ст. 48 ГК РФ, п. 1 ст. 2 Закона об АО), вместе с тем не все соглашаются с легальной трактовкой. Можно выделить следующие основные концептуальные подходы к определению природы акционерных правоотношений.

Сторонники "вещно-правовой" концепции усматривают в акционере собственника. Так, на взгляд Н. Н. Пахомовой, "корпоративные отношения – это отношения по формированию и реализации отношений собственности с множеством субъектов-собственников", это "форма ограничения воль их субъектов-участников, отражающая перераспределение между ними экономических возможностей в сфере отношений собственности, т.е. ...отношения собственности с множественным составом субъектов-собственников". При этом ученый замечает, что "вещные права учредителей (участников) по владению, пользованию и распоряжению имуществом юридического лица в период его деятельности "парализованы" правом собственности юридического лица. Реализация учредителями (участниками) вещных прав возможна только после прекращения аналогичных вещных прав у юридического лица. Иначе говоря, по мере отпадения "парализующих" факторов, т.е. прекращения правомочий юридического лица... вещные правомочия восстанавливаются у учредителей (участников)"^[7].

Идея вещно-правовой природы прав акционеров не нова – свое признание и обоснование (с аргументацией, во многом аналогичной доводам Н. Н. Пахомовой) она получила в трудах некоторых дореволюционных авторов, в частности П. А. Писемского, исходившего из того, что "права акционеров с переходом имущества в собственность компании не прекращаются, но покоятся. Состояние покоя... – продолжал ученый, – должно отличаться от полного прекращения прав. После того как юридическое отношение, обусловливающее это состояние, прекратилось, право не возникает вновь, но пробуждается к существованию" (Писемский П. А. Акционерные компании с точки зрения гражданского права. – М., 1876. – С. 220). Другой выдающийся дореволюционный ученый И. Т. Тарасов, рассматривая вопрос о природе прав акционеров ("область, мало изведанную"), приводил позицию Молля; последний, "считая акционерное право за вещное, разлагает его на составные части и находит, что частей этих две: 1) право совокупной собственности... и 2) право сочленства... с правом голоса... в общих собраниях согласно постановлениям уставов" (Тарасов И. Т. Учение об акционерных компаниях. – М.: Статут, 2000. – С. 410).

"Слабым" местом "вещной" концепции нам кажется ее "оторванность" от правовой стороны вопроса. Интерес управомоченного лица в вещном правоотношении удовлетворяется непосредственно за счет полезных свойств вещи (а не через действия иных лиц), однако акционер, внося вклад в уставный капитал, утрачивает юридическую возможность владения, пользования и распоряжения переданным обществу имуществом; отсутствует такая возможность и в отношении иного имущества, произведенного (приобретенного) в процессе функционирования юридического лица. С большими оговорками и только в экономическом смысле уместно говорить и о восстановлении "парализованного" ("покоящегося") вещного права учредителя в условиях, когда: а) право на получение имущества вследствие ликвидации общества может оказаться и нереализованным (например, по причине отсутствия этого имущества); б) объектные характеристики распределяемого среди участников ликвидируемого общества имущества определяются на последних этапах ликвидации, причем они никак не "привязаны" к имуществу, ранее внесенному участником (объектом же вещного права могут быть только индивидуально-определенные вещи). В конечном счете "вещный" подход ведет к подмене юридического экономическим и, косвенно, к отрицанию юридического лица как самостоятельного носителя прав.

Поэтому не случайно, что вещно-правовой подход не получил поддержку у современного законодателя: как мы помним, акционерное общество относится им к группе юридических лиц, участники которых не обладают вещными правами на имущество, созданное за счет вкладов участников, а равно произведенное (приобретенное) в процессе деятельности юридического лица (п. 2 ст. 48, п. 1 ст. 66 ГК РФ).

Вперед, "обязательственно-правовая" концепция исходит из обязательственно-правовой природы прав акционеров по отношению к обществу и согласуется, как отмечалось, с позицией законодателя на этот счет. Ее сторонниками, в частности, являются В. Ю. Башкинскас, Д. И. Дедов, С. А. Карелина, А. А. Кыров, Д. В. Тариканов^[8], В. В. Прохоренко.

Особо стоит отметить рассуждения В. В. Прохоренко, вводящего понятие партисипативного обязательства и предлагающего развернутую аргументацию в защиту трактовки природы отношения, возникающего между участником и юридическим лицом, как обязательственно-правовой. "Данное обязательственное правоотношение обладает родовыми чертами, присущими для всех обязательств, как-то: имущественный характер, противопоставление субъективному праву одного лица субъективной обязанности другого определенного в отношениях лица, наличие возможности требования управомоченным лицом исполнения обязанности. При этом правоотношение имеет ряд существенных особенностей, выделяющих его из общего ряда обязательственных правоотношений: возникновение... независимо от передачи имущества на основании публичного акта о регистрации юридического лица; императивный запрет на освобождение учредителя от оплаты уставного капитала... а также на прекращение данной обязанности путем зачета требований; возникновение в рамках правоотношения комплекса относительно самостоятельных прав, которые могут осуществляться независимо друг от друга; возникающие в рамках правоотношения права не исчерпываются их однократным осуществлением, они существуют на протяжении всего времени существования связи между участником и юридическим лицом. При этом все... права участника реализуются в рамках сложного обязательственного правоотношения, где участник находится, с одной стороны, в роли должника (обязанность по внесению имущества в уставный капитал), а с другой (при реализации принадлежащих ему прав) – в роли кредитора" (Прохоренко В. В. Обязательства, возникающие из участия в образовании имущества юридического лица (партисипативные обязательства) // Проблемы теории гражданского права. – Вып. 2 / Институт частного права. – М.: Статут, 2006. – С. 130).

Как известно, законодатель исходит из понимания обязательства как правоотношения, в силу которого одно лицо (должник) обязано совершить в пользу другого лица (кредитора) определенное действие либо воздержаться от определенного действия, а кредитор имеет право требовать от должника исполнения его обязанности (п. 1 ст. 307 ГК РФ). Членское правоотношение, конечно, может быть подведено под данное понятие, ибо акционер вправе требовать от общества созыва внеочередного общего собрания, предоставления документов, выплаты при определенных обстоятельствах дивидендов и т.д. Несмотря на это, имеются серьезные причины усомниться в целесообразности такой трактовки членских прав.

Дело в том, что модель обязательства рассчитана на правовое оформление отношений экономического оборота, перемещения материальных и иных благ между обособленными товаровладельцами. "Обязательство как научное понятие, – точно указывает Н. Д. Егоров, – имеет смысл и значение только тогда, когда оно рассматривается в качестве специфической правовой формы опосредования товарно-денежных отношений. В противном случае обязательство становится тождественным другому научному понятию – "относительное правоотношение"^[9].

Однако акционер участвует в формировании воли общества (субъекта, противостоящего акционеру в правоотношении), т.е., образно выражаясь, не является посторонним для корпорации лицом. Помимо прочего, к этому процессу приобщены и другие акционеры, интересы которых могут и не совпадать (причем позиция, отраженная в корпоративном акте, приобретает юридическое значение для всех акционеров независимо от их согласия с ней).

О наличии "властного" момента в корпоративных отношениях, причем в аспекте "подчинения" как акционера (воле большинства), так и общества (воле акционеров, реализующих свои "управленческие" права), пишут многие авторы (см., например: Саватье Р. Теория обязательств. Юридический и экономический очерк. – М.: Прогресс, 1972. – С. 96–97). Более того, высказываются соображения, ставящие под сомнение принадлежность акционерных прав к гражданско-правовой сфере. Например, по мнению знаменитого дореволюционного ученого А. И. Каминки, "организация товарищества с отношением подчинения и господства между участниками – вот характерная особенность товариществ современного права, вызывающая настолько своеобразное отношение, что право, их регулирующее, составляет особую дисциплину, отличную от права частного" (Каминка А. И. Очерки торгового права. – М.: АО "Центр ЮрИнфоР", 2002. – С. 397). "Реализуя свои корпоративные права. ... – указывает В. С. Ем, – участники корпорации, выражая собственную волю, формируют волеизъявление высшего органа корпоративного юридического лица. В свою очередь, сформированное членами корпорации волеизъявление высшего органа порождает модус поведения, обязательный д ля исполнительного органа... и для самих участников корпорации. Такая ситуация нетипична для гражданско-правового регулирования, так как по общему правилу в гражданском обороте субъекты самостоятельны и независимы друг от друга и поэтому не могут непосредственно участвовать в формировании воли контрагента" (Гражданское право. В 4 т. – Т. 1: Общая часть: учебник / отв. ред. Е. А. Суханов. – М.: Волтерс Клувер, 2007. – С. 134–135). "Равенство сторон корпоративных отношений, – замечает Е. Б. Сердюк, – изначально исключено" (Сердюк Е. Б. Акционерные общества и акционеры: корпоративные и обязательственные правоотношения. – М.: ИД "Юриспруденция", 2005. – С. 32). Однако следует учитывать, что указанные "подчиненность" и "неравенство" находятся за пределами собственно правоотношений, существующих между обществом и акционерами. Возможное несовпадение мнения акционера с позицией общества (сформированной большинством акционеров) не означает утраты участником автономии воли (общество не способно "подчинить" его в своих действиях), превращения в "неравноправного партнера". "Участник подчиняется воле, – точно указывает В. С. Кононов, – в формировании которой может принимать участие, и в случае несогласия за ним всегда сохраняется возможность прекратить связь с корпорацией. Это не характерно для властных отношений" (Кононов В. С. Корпоративные правоотношения: понятие, признаки, сущность // Актуальные проблемы гражданского права: сб. статей. – Вып. 9 / под ред. О. Ю. Шилохвоста. – М.: Норма, 2005. – С. 99, 101). Что же касается общества, то воля акционеров, отражающаяся в решениях общего собрания, не есть "чужая" для общества воля, это и есть воля самого общества (что опосредовано фиктивностью юридического лица, формирование воли которого может быть осуществлено не иначе как через действия иных лиц, входящих в состав его органов).

Поэтому большинство авторов, думается, справедливо исходят из квалификации корпоративных отношений как гражданско-правовых (см., например: Гонгало Б. М. Предмет гражданского права // Проблемы теории гражданского права / Институт частного права. – М.: Статут, 2003. –С. 21; Гражданское право. В 4т. – Т. 1: Общая часть: учебник / отв. ред. Е. А. Суханов. – М .: Волтерс Клувер, 2007. – С. 40 (автор – Е. А. Суханов); Гританс Я. М. Корпоративные отношения: Правовое регулирование организационных форм. – М.: Волтерс Клувер, 2005. – С. 9; Пахомова Н. Н. Основы теории корпоративных отношений (правовой аспект): монография. – Екб.: Изд-во "Налоги и финансовое право", 2004. – С. 58, 92).

Названные обстоятельства влекут не типичные для обязательств:

– "усиление" неимущественной составляющей в членском правоотношении (выражающееся в самостоятельной ценности, известной автономности существования неимущественных акционерных прав);

– условность реализации многих акционерных прав, которая может носить как объективный характер (к примеру, дивиденды не могут быть выплачены при отсутствии у общества прибыли), так и субъективный (при наличии прибыли общее собрание акционеров может проголосовать и за, и против объявления дивидендов); это, в свою очередь, опосредует высокую степень вариативности развития членского правоотношения (например, акционеры могут ни разу не принять участие в распределении прибыли и это, при отсутствии соответствующего решения общего собрания акционеров, не будет считаться неисполнением обществом своих обязанностей).

Таким образом, членское правоотношение обладает значительным своеобразием, не позволяющим ему "комфортно чувствовать" в семье классических обязательственных правоотношений. Симптоматично, кстати, что законодатель не называет акционера кредитором общества, употребляя термин "участник".

Поэтому заслуживающими внимания, на наш взгляд, являются получившие разработку и поддержку в литературе многочисленные концепции, в соответствии с которыми права акционеров (все либо некоторые) не сводимы к обязательственным (М. М. Агарков, В. А. Гуреев, В. В. Долинская, А. Ю . Дудченко, Е. В. Пестерева, Е. А. Суханов, И. Н. Шабунова, И. С. Шиткина, Л. Р. Юлдашбаева и др.) ^[10] (для обозначения этих прав обычно прибегают к термину "корпоративные права"). По-видимому, Концепция развития гражданского законодательства РФ также "сторонится" квалификации всех прав участников как обязательственных, предлагая охарактеризовать их в ГК РФ в качестве корпоративных прав, имея в виду охватить этой категорией собственно "права участия" в юридическом лице и соответствующие обязательственные права (п. 1.3 разд. III).

Дилемма допустимости рассмотрения акционерных прав как обязательственных напрямую связана и с третьим обозначенным нами ранее вопросом, ответ на который предполагает оценку того обстоятельства, что некоторые акционерные права (право на дивиденд, на получение имущества при ликвидации общества) не могут быть осуществлены без появления дополнительных (помимо приобретения членства) юридических фактов (решения общего собрания акционеров об объявлении дивидендов и т.д.). В литературе предложено несколько моделей правоотношений, складывающихся между обществом и участниками, с учетом рассматриваемого момента.

В соответствии с первой моделью дополнительные юридические факты являются условиями возникновения обязательственных акционерных прав, появляющихся в дополнение к одноименным корпоративным акционерным правам (правам участия), ранее возникшим в силу факта приобретения членства (модель "удвоения" акционерных прав) (Д. В. Ломакин, Е. В. Пестерева и др.).

По мнению Д. В. Ломакина, "можно выделить два вида одноименных прав: право на дивиденд и ликвидационную квоту как элементы содержания акционерного правоотношения и право на дивиденд и ликвидационную квоту, являющиеся элементами содержания обязательственного правоотношения... В последнем случае для появления названных прав наряду с фактами, устанавливающими членство, нужны дополнительные юридические факты, например решение общего собрания акционеров о ликвидации общества. В... правоотношениях обязательственного характера акционер выступает уже не как участник общества, а как его кредитор, но кредитор особого рода, так как его право требования обусловлено прежде всего отношением членства. Иначе говоря, его обязательственные права на дивиденд и ликвидационную квоту обусловлены одноименными членскими правами" (Ломакин Д. В. Акционерное правоотношение. – М.: Спарк, 1997. – С. 27; аналогичные размышления в книге – Ломакин Д. В. Корпоративные правоотношения: общая теория и практика ее применения в хозяйственных обществах. – М.: Статут, 2008 (§3 гл. I и §1 гл. IV)).

К сходным выводам приходит Е. В. Пестерева, полагающая, что "после решения общего собрания об объявлении дивиденда корпоративное право (получать дивиденды вообще, в будущем) сохраняется, но к нему, к существующему корпоративному праву, добавляется новое, ранее не существовавшее обязательственное право, не являющееся корпоративным – право требования выплаты дивидендов. .." (см.: Белов В. А., Пестерева Е. В. Хозяйственные общества. – М.: АО "Центр ЮрИнфоР", 2002. – С. 138).

Некоторая "уязвимость" данного подхода сопряжена с тем, что имущественные корпоративные права, рассматриваемые названными учеными в качестве самостоятельных субъективных прав (отличных от права на управление), оказываются "бессодержательными" (ибо правомочие требования выплаты дивидендов, согласно теории "удвоения" акционерных прав, не входит в ОГЛАВЛЕНИЕ корпоративного правоотношения). Вследствие этого грань между, например, корпоративным правом на дивиденд и правом на участие в управлении становится мало различимой.

К рассмотренной модели "удвоения" акционерных прав примыкает интересная (хотя и небесспорная) концепция разграничения общерегулятивного и конкретного корпоративных правоотношений, отстаиваемая В. С. Кононовым. "Первый вид правоотношений, –указывает автор, – опосредует связь между корпорацией и ее участниками, существующую в течение всего времени деятельности корпорации. Второй вид правоотношений оформляет связь между участниками... и корпорацией, обеспечивающую удовлетворение имущественных интересов участников корпорации". В соответствии с этим, в частности, "право на участие в прибыли корпорации возникает в момент появления корпоративного правоотношения. ...Бессрочность существования этого права... отличает его от конкретного корпоративного права на получение части прибыли" (см.: Кононов В. С. Корпоративные правоотношения: понятие, признаки, сущность // Актуальные проблемы гражданского права: сб. статей. Вып. 9 / под ред. О. Ю. Шилохвоста. – М.: Норма, 2005. – С. 99,101).

Вторая модель базируется на том, что дополнительные юридические факты выступают условиями возникновения акционерных прав (О. Р. Жеругов и др.).

Так, О. Р. Жеругов, констатируя, что право на дивиденд и многие другие права возникают вследствие наступления дополнительных юридических фактов, указывает, что "до момента [их] наступления... говорить о наличии у конкретного акционера какого-либо из... прав, а следовательно, и о наличии соответствующего правоотношения некорректно. Можно лишь утверждать, что такие права потенциально могут появиться у обладателя акций. Однако неправильно было бы отождествлять такие "абстрактные права" с правами реальными". С учетом этого автор предлагает подразделить всю совокупность акционерных правоотношений на основное акционерное правоотношение и дополнительные акционерные правоотношения, используя в качестве классификационного критерия основание возникновения акционерных правоотношений (см.: Жеругов О. Р. Акция как объект правоотношений по праву России: автореф, дис. ... канд. юрид. наук. – М., 2008. – С. 9–10, 20–21). Заметим, что посылка о неодномоментном возникновении членских прав для одних авторов является свидетельством множественности членских правоотношений (О. Р. Жеругов и др.), а для других–динамичности развития сложного (но единого!) правоотношения, внутри которого возникают, изменяются и прекращаются те или иные права. Последней трактовки, в частности, придерживался А. А. Рускол, описывавший внутрикол- хозное отношение следующим образом: "...вступление- прием в члены колхоза является основным юридическим актом, в силу которого возникает сложное внутрикол- хозное правоотношение. Однако членство само по себе не охватывает всего юридического состава, необходимого для образования всех элементов такого правоотношения" (Рускол А. А. Колхозные правоотношения в СССР. – М.: Госюриздат, 1960. – С. 137).

Итак, согласно рассмотренному подходу лица, став акционерами, еще не приобретают прав на дивиденд и ликвидационную стоимость. Этому подходу противостоит третья модель, в основе которой лежит тезис о том, что дополнительные юридические факты есть условия реализации уже возникших акционерных прав (П. В. Степанов, Г. В. Цепов и др.).

В частности, Г. В. Цепов отмечает, что для получения дивиденда "стороны не вступают в новые (дополнительные) правоотношения, его выплата осуществляется в рамках реализации содержания акционерного правоотношения. Хотя право требовать выплаты дивиденда в законченном виде появляется лишь с наступлением дополнительных юридических фактов, это не означает, что правоотношения по поводу дивиденда до этого не существовало: объектом правоотношения может быть как наличное, так и будущее благо" (Цепов Г. В. Акционерные общества: теория и практика: учеб пособие. – М.: ТК Велби, Изд-во Проспект, 2006. – С. 104– 105). На взгляд П. В. Степанова, права на дивиденд и на получение ликвидационной стоимости на всех стадиях своего существования являются корпоративными, они не преобразуются в обязательственные права; соответствующее же решение общего собрания или факт ликвидации – это условия реализации указанных корпоративных прав (см.: Степанов П. В. Корпоративные отношения в коммерческих организациях как составная часть предмета гражданского права: автореф, дис. … канд. юрид. наук. – М., 1999. – С. 10, 20–22) . Кстати, косвенное отражение подобного понимания вопроса мы можем найти в трудах классика отечественной юриспруденции Г. Ф. Шершеневича. Применительно к правомочию участия в разделе имущества акционерного товарищества при его ликвидации он отмечал, что "пока товарищество существует, акционер не имеет права требовать раздела его имущества. Это право... получает осуществление (курсив наш. – Ю. П.), когда распадается юридическое лицо" (Шершеневич Г. Ф. Учебник торгового права (по изданию 1914 г.). – М.: СПАРК, 1994. – С. 163).

Очевидный антагонизм между второй и третьей моделями – частное проявление нерешенности общетеоретической проблематики, касающейся промежуточных последствий незавершенного юридического состава (когда накопление юридических фактов еще не закончено), стадийности формирования и многообразия состояний субъективных прав.

В некоторой степени "прорывным" и заманчивым путем решения разбираемого вопроса является концепция "корпоративной правоспособности", разработанная В. А. Беловым (четвертый подход). Основной ее постулат – приобретение в силу лишь факта участия в общей деятельности корпоративной правоспособности (способности к совершению корпоративных актов), а не субъективных прав.

По мнению ученого, "став акционером... лицо приобретает абстрактную юридическую возможность рассчитывать на возникновение у него в будущем конкретных (определенных) юридически защищенных возможностей – субъективных прав", "никаких прав из факта приобретения участия в корпорации не возникает"; тем самым именно корпоративная правоспособность (а не правоотношение) являет собой юридическую форму фактических корпоративных отношений. "Корпоративная правоспособность отличается от общегражданской тем, что позволяет приобретать только относительные (в первую очередь – обязательственные) права с определенным кругом участников. В остальном она удачно вписывается в понятие гражданской правоспособности как видовое понятие в родовое: она слагается из способностей к приобретению, осуществлению и прекращению субъективных прав; она реализуется собственными активными... действиями; она обеспечивается для всех участников едиными (равными) границами правоспособности, а также действиями корпорации... Объект корпоративной правоспособности... неконкретен (лучше сказать абстрактен): им являются субъективные относительные права определенного рода (в крайнем случае – вида), конкретизация которых не произойдет ранее наступления... юридических фактов; наконец, корпоративная правоспособность существует неопределенно длительное время и не прекращается в результате однократной реализации" (подробнее см.: Корпоративное право: актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред. В. А. Белова. – М.: Юрайт, 2009. – С. 207–225; Белов В. А. К проблеме гражданско-правовой формы корпоративных отношений // Вестник ВАС РФ. 2009. № 9. С. 19–23).

Данное воззрение, стоящее "особняком" от ранее перечисленных моделей (ибо оно отрицает "правоотношенническую" парадигму корпоративных отношений, т.е. наличие собственно правоотношений до наступления дополнительных юридических фактов), при первом приближении устраняет или "сглаживает" многие проблемные аспекты теории акционерных правоотношений. Однако на поверку и оно оказывается не "свободным" от спорных моментов (а также положений, провоцирующих появление новых теоретических "открытых финалов").

В частности: а) безапелляционное заявление о том, что "никаких прав из факта приобретения участия в корпорации не возникает", не совсем релевантно предписаниям Закона об АО, например, о праве акционеров потребовать созыва внеочередного общего собрания акционеров (ст. 55) или проведения проверки финансово-хозяйственной деятельности общества (ст. 85); возникновение названных прав, думается, не связано с наступлением никаких дополнительных юридических фактов; б) несколько неубедительными видятся и перекликающиеся между собой утверждения о единых (равных) границах корпоративной правоспособности (этот тезис принципиален, ибо он служит одним из аргументов для рассмотрения ученым корпоративной правоспособности как вида гражданской правоспособности), о правомерности конструирования корпоративного статуса в качестве "юридической характеристики равного положения всякого и каждого участника общей деятельности по отношению ко всем другим себе подобным" (с. 211 книги "Корпоративное право: актуальные проблемы теории и практики"), о том, что "возможности, в признании которых отказывается хотя бы одному участнику, не могут принадлежать ни одному из них" (с. 212 книги). Корпоративная правоспособность, трактуемая В. А. Беловым в качестве правовой формы "уже установившихся отношений участия" (курсив наш. – Ю. П.) и "ОГЛАВЛЕНИЕ которой определено законодательством и учредительными документами" (с. 218 книги), может быть и неравной для субъектов таких отношений (причем с точки зрения набора возможностей, а не их объема), к примеру, для акционеров – по причине выпуска акций различных категорий (обыкновенные акции предоставляют право голоса, привилегированные акции по общему правилу не дают такой возможности), для участников общества с ограниченной ответственностью – вследствие введения в устав дополнительных прав и обязанностей для определенных участников (см. ст. 8, 9 Закона об ООО);

в) автор указывает на "сосуществование":

– общегражданской правоспособности как абсолютной правовой формы, ОГЛАВЛЕНИЕм которой "являются способности иметь права и обязанности по отношению не только к ее признавшему государству, но и ко всем другим лицам" (Белов В. А. К проблеме гражданско-правовой формы корпоративных отношений. С. 22),

– специальных (видовых) правоспособностей, включая корпоративную – "способность к участию в деятельности как таковой, в корпоративной деятельности вообще" (с. 221 книги), т.е. также имеющую абсолютный характер;

– специальной корпоративной правоспособности, но уже как относительной правовой формы – "способности иметь права в отношении... корпорации, признанной и обеспеченной только самой этой корпорацией" (Белое В. А. К проблеме гражданско-правовой формы корпоративных отношений. С. 22).

При этом, по-видимому, все названные правоспособности относятся к явлению гражданской правоспособности, которая, по словам автора, выступает "не единым понятием, а совокупностью понятий" (с. 222 книги). Не отвергая "с ходу" предложенный ученым подход, следует тем не менее констатировать, что:

– конструкция "множественности" правоспособностей оказывается весьма громоздкой (по крайней мере, ничуть не менее, чем оспариваемый автором "правоотношеннический" концепт);

– разнообразие правоспособностей – количественное (так, число "относительных" корпоративных правоспособностей, "приуроченных" к конкретным корпорациям, безгранично) и, что еще принципиальнее, качественное (ибо правоспособности могут быть и абсолютными правовыми формами ("первичного" порядка), и относительными ("вторичного" порядка))

– не укладывается в рамки ни статического, ни динамического понимания правоспособности, подразумевая тем самым кардинальный пересмотр категориального-понятийного аппарата, что требует дополнительного серьезного обоснования.

Итак, естественно, не вызывает никаких сомнений, что, например, право на дивиденд до принятия на общем собрании акционеров решения об объявлении дивидендов лишено четкой содержательной конкретики и одного приобретения акций явно недостаточно для реализации данного права. Но стоит ли вообще отрицать его существование до наступления дополнительных юридических фактов?

Понимая известную условность моделирования правовых явлений (вследствие чего у каждой из рассмотренных моделей можно увидеть и достоинства, и недостатки), считаем все-таки наиболее приемлемой с точки зрения адекватного и "удобного" отражения существа складывающихся между обществом и акционером основных правовых связей третью модель. При этом полагаем важным следующее уточнение – дополнительные юридические факты, являясь условиями осуществления многих прав, выполняют задачи:

а) их перевода из потенциального (покоящегося) состояния в реальное (действенное);

б) применительно к некоторым правам (прежде всего праву на дивиденд) – также и их конкретизации, содержательного наполнения^[11].

Из появления прав на дивиденд и получение части имущества в случае ликвидации общества в силу факта приобретения акции исходит и законодатель, выводя определение акции (ст. 2 Закона о РЦБ) и раскрывая права акционеров (например, в п. 2 ст. 31 Закона об АО).

Исследованная проблематика акционерных прав с точки зрения их места в системе субъективных гражданских прав и динамики развития имеет прямой выход на другой принципиальный вопрос – о единстве членского правоотношения. Позволительно ли в ситуации разнородности основных акционерных прав (имущественные и неимущественные) и существенной вариативности условий их реализации говорить о хотя и многогранном, но едином правоотношении (а не группе взаимосвязанных правоотношений)? Полагаем, что да. Такое заключение опирается прежде всего на следующие обстоятельства:

1) степень взаимосвязи акционерных прав, пусть и имеющих различный характер (имущественный и неимущественный), очень высока. Причем о "переплетении" членских прав уместно вести речь не только в аспекте эффективности их осуществления, но и с позиции обусловленности появления у акционера тех или иных правовых возможностей от реализации иного права (так, невыплата дивидендов по привилегированным акциям с определенным дивидендом ведет к появлению возможности у владельца соответствующих акций участвовать в общем собрании с правом голоса – см. п. 5 ст. 32 Закона об АО);

2) многообразие состояний прав (действенного и потенциального), относящихся к одному правоотношению, – типичная черта большинства правоотношений со сложной структурой (к которым стоит причислить и членские правоотношения). "Права и обязанности в правоотношении как динамическом явлении, – замечает С. С. Алексеев, – могут находиться в развитии. И дело не только в том, что на начальных фазах формирования правоотношения наличное (курсив наш. – Ю. П.) субъективное право может выступить в виде прообраза, т.е. возможности-предпосылки, но и в том, что в уже сформировавшемся правоотношении субъективное право в ряде случаев до наступления известных фактов имеет потенциальный характер"^[12].

О единстве членского правоотношения пишут и другие авторы (см., например: Прохоренко В. В. Обязательства, возникающие из участия в образовании имущества юридического лица (партисипативные обязательства) // Проблемы теории гражданского права. Вып. 2 / Институт частного права. – М.: Статут, 2006. – С. 130– 131). Уместно заметить, что в советской литературе был распространен подход к освещению колхозного правоотношения как сложного непрерывного правоотношения, в рамках которого происходит движение отдельных его элементов (см.: Ру скол А. А. Колхозные правоотношения в СССР. – М.: Госюриздат, 1960. – С. 129,137–139).

В литературе активно представлен и иной взгляд на проблему, отстаивающий множественность правовых отношений в акционерном обществе, в том числе между акционером и обществом (см., например: Богатырев Ф. О. Состав относительных неимущественных гражданских отношений //Журнал российского права. 2002. № 11. С. 92–93; Гражданское право: актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред. В. А. Белова. – М.: Юрайт-Издат, 2007. – С. 813–814 (автор –А. Б. Бабаев)). Решительное неприятие позиции, допускающей возможность "помещения" в рамки одного акционерного правоотношения различных субъективных прав акционера, имеющих и имущественную, и неимущественную природу, высказывает В. А. Белов (см.: Корпоративное право: актуальные проблемы теории и практики / под общ. ред. В. А. Белова. – М.: Юрайт, 2009. – С. 172 и др.).

Резюмируя все выше изложенное и принимая во внимание классификации правоотношений, выработанные в теории государства и права и цивилистической науке, выведем основные характеристики гражданско-правового членского акционерного правоотношения.

1. Оно имеет сложную структуру, причем как в статическом аспекте (правоотношение состоит из множества взаимосвязанных прав и обязанностей), так и с точки зрения динамичности (подвижности) своего состояния (возможность пребывания многих прав как в потенциальном, так и в действенном состоянии и т.д.).

2. Правовое отношение, складывающееся между акционером и обществом, является комплексным, включающим юридические связи как имущественного (по поводу получения дивиденда и др.), так и неимущественного (по поводу участия в управлении, получения информации и др.) порядка.

Данное отношение строится законодателем по модели обязательства; вместе с тем оно обладает значительным своеобразием, которое в перспективе может быть учтено путем нормативного обособления членских прав от прав обязательственных.

3. Членское правоотношение носит длящийся характер: основные акционерные права рассчитаны на неоднократное осуществление, а обязанности общества соответственно не прекращаются в результате однократного исполнения.

4. Благодаря правоотношениям абстрактные нормативные предписания переводятся (трансформируются) в плоскость персонифицированных связей. Вместе с тем тип (степень) персонификации может быть различной. В любом правоотношении строго определенным выступает управомоченное лицо, однако обязанная сторона может быть представлена и неопределенным кругом лиц. С учетом этого (т.е. в зависимости от определенности субъектного состава на обязанной стороне) правоотношения принято подразделять на абсолютные и относительные: в абсолютных правоотношениях управомоченному субъекту противостоит неопределенный круг лиц, в относительных – определенное обязанное лицо (лица). Членские акционерные правоотношения характеризуются конкретизированностью (определенностью, ограниченностью) субъектных характеристик, а потому должны быть причислены к относительным.

Относительный, а не абсолютный характер корпоративных правоотношений в настоящее время признается большинством авторов (см., например: Гражданское право. В 4 т. – Т. 1: Общая часть: учеб. / отв. ред. Е. А. Суханов. – М.: Волтерс Клувер, 2007. – С. 41 (автор – Е. А. Суханов)). В литературе тем не менее представлен и иной подход. Так, В. Лапач полагает, что право на управление и на информацию – "это права абсолютного типа, которые при наличии установленных законом условий должны реализовываться участником как управомоченным лицом, которому никто не может без законных оснований чинить препятствия в осуществлении данного права" (Лапач В. Доля в уставном капитале как имущество // ЭЖ-ЮРИСТ. 2005. № 28. С. 4); по мнению Д. В. Ломакина, "членские права акционер реализует в основном своими собственными действиями по аналогии с абсолютными правами", "акционерное правоотношение и соответственно членские права также не вписываются в полном объеме ни в группу абсолютных, ни в группу относительных", "акционерное правоотношение имеет совершенно особый характер, включая в себя элементы абсолютных и относительных правоотношений" (см.: Ломакин Д. В. Акционерное правоотношение. – М.: Спарк, 1998. – С. 27, 29). Приведенные выводы связаны в том числе с избранием иного критерия для подразделения правоотношений на абсолютные и относительные (не степени определенности субъектного состава, а структурных особенностей субъективных прав, вытекающих из участия в корпорации).