Честное купеческое

В годы дикого "вороватого" капитализма в России многие предприниматели и публицисты умышленно отреклись не только от заветов протестантского этоса, но и от отечественной истории, давшей свои страницы в летопись цивилизованной экономики. Обезумев от возможностей "дикого рынка", бизнесмены были уверены, что присваивать и распределять можно бесконечно. Однако неожиданно оказалось, что "случиться в нужном месте" – это всего лишь шанс, а удержать собственный капитал без соблюдения некоторых правил практически невозможно. В кризисное время по стране прокатилась волна самоубийств некогда успешных предпринимателей.

Сегодня многие публицисты восстанавливают в нашей исторической памяти своеобразный феномен – "честное купеческое слово". Для многих россиян само это словосочетание кажется неожиданным, в определенной мере эксцентричным. Вот два богатых человека в пьесе Н. А. Островского "Бесприданница" разыгрывают в орлянку, кому брать на ОГЛАВЛЕНИЕ бесприданницу, и один из них в качестве залога говорит: "Честное купеческое слово". Современный человек, заверяющий у нотариуса каждый шаг своей трудовой биографии, может даже обомлеть: "И это все? Без свидетелей, без печати?" Кое-кто, вспомнив басню И. А. Крылова "Купец" или другие литературные произведения, в которых нарисован образ богатея или купца, даже добавит: "Обманет, определенно обманет..."

Однако у того же Островского в пьесе "Без вины виноватый" Кнуров, обращаясь к младшему брату, говорит: "Давши слово, держись, а не давши, крепись. Вы – купец, должны понимать, что значит слово". Найти информацию о честном купеческом слове можно не только в литературе. Видный государственный деятель дореволюционной России С. Ю. Витте писал о том, что в обороте государства 50 млн купеческих денег. И отданы они под честное слово.

Для нас исторические сделки, юридические документы чрезвычайно ценны. По ним мы можем судить, как жили разночинцы, священнослужители прошлых лет. Ценные сведения содержатся в разного рода завещаниях, договорах купли-продажи и т.д. Мы получаем обстоятельную информацию о семейном укладе купцов.

Торговую сделку в купеческой России часто скрепляли не подписью и печатью, а крестным знамением. Даже когда рынок стал более развитым, сделки часто заключались вне биржи. Многие соглашения фиксировать прямо в амбарах или даже в трактирах. Нередкими были случаи, когда купец пользовался только кредитным капиталом. Кредитор сам решал, доверить капитал этому предпринимателю или нет. Неслучайно в то время слова "вера" и "кредит" часто имели один и тот же смысл. Огромную ценность представлял именно беспроцентный кредит.

Бизнес определялся деловыми качествами купца или фирмы. Эксперты показывают, что честное купеческое слово было во многом национальным достоянием. Например, во Франции купец стремился продать товар как можно дороже. Иногда шел даже на сокращение товарооборота. Тот, кто продавал товар дороже, считался хорошим купцом. В России существовали другие оценки. Хорошей фирмой называлась та, которая могла продать товары дешевле, чем ее соперники. При этом никто не отваживался "переложить ответственность" за эту дешевизну на торговый персонал.

Подоплекой честного купеческого слова служили не только экономические соображения. Это был своеобразный кодекс чести. Достоинство ставилось выше выгоды. Многие купцы прошлого были неграмотными. Обмануть такого человека, который не мог подписать купчий крепости и другие финансовые документы, ничего не стоило. Оформить купчую юридически было крайне сложно. Однако честное купеческое слово было столь же значимым, как в дворянской среде честь или благородное происхождение.

Сегодня много говорится о необходимости создания "умной экономики". Но экономика не бывает умной или неумной. Она может быть эффективной или неэффективной. Как представляется, слово "умный" попало в словосочетание из другого стилистического ряда, а содержательно это скорее напоминает брежневский слоган "экономика должна быть экономной". Под словосочетание "умная экономика" можно подверстать все что угодно: расчетливое устранение конкурента, торжество принципа "купи-продай", хорошо продуманный обман, умышленное выстраивание финансовой пирамиды.

Во времена честного купеческого слова использовались такие слова и выражения: "уговор дороже денег", "слово-вексель", "торгуй правдою, больше барыша будет", "не оскудеет рука дающего". Тот, кто вступал в купеческую гильдию, был обязан объявить свой капитал, что, кстати, упрощало работу налоговой государственной службы. Тот, кто обманул гильдию, исключался из нее с позором. Это нередко было равносильно банкротству. Никто не станет иметь дело с хитрецом, который, как говорится, себе на уме. Да и существование гильдии оправдывалось тем, что следовало ставить преграды единожды солгавшим. Каков смысл в известном выражении "стереть в порошок"? Фамилию злоумышленника писали мелом на доске, а затем стирали. Все спорные вопросы обсуждались "совестливым судом". "Умникам", которые пытались заработать деньги обманом, полагался общий позор. Часто это кончалось самоубийствами.

Экономика, преступившая этику, бесплодна. "Честное купеческое слово" – это не просто удачный купеческий слоган, а определенный строй нравственной мысли. Если некто обнищал, потому что ленился, ему не сочувствовали, и, наоборот, тот, кто разбогател благодаря честному и самоотверженному труду, заслуживал уважения и признания. Так в России появились Мамонтовы, Морозовы, Третьяковы, Путилов, Алексеев, Чижов.

Уважение к частной собственности, на котором покоилось честное купеческое слово, разумеется, не было изобретением данного сословия. Вспомним, к примеру, "рыцарей наживы", которые отправились из Европы на новый континент в надежде отыскать золото или нефть. Вот, например, некий счастливчик нашел золотоносный участок. Теперь надо подать бумагу, поставить столбик со своей фамилией и умчаться в Европу. Необходимо найти технику, рабочих. Что стоит, пока его нет, соорудить столбик с другой фамилией? Но это нелогично. Здравый рассудок подсказывает: если не уважать чужое добро, то его не будет ни у кого. Надо предварительно договориться об условиях игры: частная собственность священна.

Сегодня в нашей стране можно захватить с помощью рейдерской атаки завод, торговый центр, вуз. С помощью силы и адвокатских услуг реально устранить тех, кто что-то строил, воздвигал, сооружал. Потом уже на уровне официальной идеологии можно толковать сколько угодно о "борьбе с захватами", о "попрании закона". Однако разве рейдеры окружены позором? Разве уже случались доведенные до суда уголовные дела?

Честное купеческое слово – не просто свод нравственных правил. Здесь психология вступает в свои права уже на уровне ценностных ориентаций. Зададимся вопросом: человек по определению труженик или лентяй? Можно, разумеется, ответить туманно: и то и другое. Но ведь передаваемое из поколения в поколение общественное богатство, его размах и объем не позволяют возвести лень в человеческую добродетель.

Каково же внутреннее, интроспективное состояние купца, который хочет стать богаче и в то же время решительно отказывается от обмана, от возможности приобрести капитал за счет нарушенного слова? Ведь, где богатство, там и произвол. Отчего купец ведет себя так, как говорит один из персонажей А. П. Чехова "У всякого безобразия должно быть свое приличие..." Нет оснований характеризовать агента хозяйственной жизни того времени только как честного, благородного, некорыстного. Русские писатели Островский, Крылов, Чехов подметили немало отвратительных черт торговцев той поры. Известный фабрикант, заводчик и меценат Савва Морозов говорил: "Богатый русский глупее, чем вообще богатый человек".

Но действительно ли русские промышленники, купцы были позорнее, чем европейские? Некоторые эксперты утверждают, что дело обстояло именно так, потому что у российских предпринимателей не было длительного делового и социального опыта. Обозреватель "Аргументов и фактов" Вячеслав Костиков по этому поводу пишет: "Европейская деловая мораль веками прорастала из цеховых отношений и протестантской этики самоограничения. Русский дореволюционный капитал не успел освоить эти уроки"^[1]. Выходит, отечественные купцы, промышленники догоняли своих иностранных коллег, но так и не догнали по меркам деловой, корпоративной нравственности. Случилась Февральская буржуазная революция, а потом большевики захватили власть. Теперь мы пожинаем плоды той самой необученности. Отсюда неорганизованность и жадность наших новых русских.

Нет оснований изображать российскую историю щедрой репинской кистью. Первоначальное накопление капитала в России не вызывает только радостного воодушевления. Однако в нашей стране были свои традиции, которые ни в чем не уступают моральным ограничениям протестантского этоса. Ни в одном европейском государстве не было такого феномена, как честное купеческое слово, которое ставило неодолимые преграды перед жадностью, хитростью, злонравием, варварством. Возрождая цивилизованность страны, не стоит во всем с горечью повторять невыученные западные уроки.

Человеку наших дней подчас трудно понять, какой смысл заключает в себе известное изречение "Простота хуже воровства". Уж если красть нехорошо, то почему быть простоватым еще хуже? И что такое вообще простота в данном контексте? Может быть, Островский, который вынес эти слова в название своей пьесы, имел в виду людей, у которых нет никаких принципов, остережений, запретов? Ими правит один расчет, одно неуемное желание обогащения. При таком настрое можно даже пойти на преступление. Да, такая простота – самое страшное, что может сложиться в обществе. Это – жизнь без принципов, без ценностей.

"Не в силе Бог, а в правде". Что это за суждение? Может быть, просто одно из архивных единиц русского фольклора? А может быть, выражение святости жизни, ее нерушимой праведности? Современный бизнесмен, пожалуй, всплеснет руками. Какая правда? Какая справедливость? Какая честность, когда деньги побеждают все. Это действительно позиция современных чиновников, олигархов, бизнесменов.

Рядовой купец с его честным словом был прежде всего православным человеком. Эта разновидность христианства на полтысячелетия опережает Реформацию. Влияние православия на все стороны российского образа жизни не подлежит сомнению. Вот почему российский купец верил в божескую благодать и воздаяние. Социальная практика прошлых лет (как и сегодня) дает впечатляющие иллюстрации божьего возмездия. В наш прагматический век любой предприниматель станет объяснять свою катастрофу, провал кознями конкурентов, неудачной конъюнктурой, случайными ошибками. Он не разглядит в своем банкротстве божьего перста. Не соотнесет с Нагорной проповедью. Не свяжет с универсальностью кантовского категорического императива: "Как ты к людям, так и они к тебе..."

Купеческое слово в полной мере служило гарантом общей справедливости, общей приверженности всевышнему наказу. Честность – не товар, который можно выгодно сбыть. Она может служить знаком цивилизованности, культурности рядового предпринимателя, его готовности принять общие правила игры в хозяйстве. Напротив, несоблюдение этой добродетели не сводилось только к изгнанию купца из экономического сообщества. Он оказывался жертвой социального остракизма, олицетворением безбожности, неблагородства, ненадежности в условиях каждодневной договоренности.