Будущая культура

В современной интеллектуальной практике накоплен значительный арсенал возможных сценариев будущего. В книге со знаковым названием "Хорошее общество" известный отечественный философ В. Г. Федотова представляет и анализирует подобные сценарии^[1]. Она отмечает, что первоначально на Западе возникла попытка перейти от концепций идеального общества к идее хорошего общества. Такая постановка "провоцировала размышление" о том, как создать проект, соответствующий "повседневным чаяниям людей жить в хорошем, приемлемом для жизни обществе".

Образ общества, его общая характеристика прямо связаны с ценностными доминантами. Покажем, как выглядят социальные черты в зависимости от преобладания в обществе тех или иных ценностей (табл. 12.1).

Как бы ни называлось новое общество – постиндустриальное (и в его рамках более частные теории постиндустриального капитализма, постиндустриального социализма, экологического и конвенционального постиндустриализма и т.д.), информационное (и как частный случай, общество сетевых структур) и т.п. – фундаментальным тезисом остается переход к новому типу общества в результате качественного скачка. Формирующийся новый социум резко отличается от господствовавшего на протяжении последних столетий. В нем снижается роль материального производства и развивается сектор услуг и информации, что существенно меняет традиционную социальную структуру. Иной характер приобретает человеческая деятельность, изменяются типы вовлекаемых в производство ресурсов: они все больше смещаются в сферу информации. При этом электронные способы трансляции информации влияют не только на форму информации, но и на ее ОГЛАВЛЕНИЕ, определяя особенности современного культурного диалога.

Таблица 12.1

Сравнительный анализ цивилизационных и культурных ценностей

Критерии	Ценности цивилизации	Ценности культуры
Парадигма	Преобладающая парадигма – технократическая идеология	Альтернативная парадигма – гуманистическая идеология
Базовые ценности	Экономический рост Природная окружающая среда ценится как ресурс Превосходство над природой	Нематериальные (самовыражение) Природная окружающая среда ценится как таковая Гармония с природой
Экономика	Рыночные отношения Риск и вознаграждение Награда за успех Различия Самообеспечение Иерархия Закон и порядок	Общественные интересы Гарантии безопасности Согласованность доходов с потребностями Равенство Коллективизм Неиерархическая организация Свобода
Общество	Централизованное Крупномасштабное Ассоциативное Упорядоченное	Децентрализованное Мелкомасштабное Коммунальное Гибкое
Природа	Неограниченные ресурсы Природа враждебна или нейтральна Управляемая окружающая среда	Ограниченные ресурсы Природа дружественна Природа тонко сбалансирована
Знания	Вера в науку и технику Разумность средств Разделение факта и ценности, мысли и чувства	Наука имеет пределы Разумность целей Объединение факта и ценности, мысли и чувства

Назовем некоторые факторы, обусловленные сложностью, неоднозначностью, разнонаправленностью процессов, имеющих место в современной культуре и являющихся в значительной мере следствием появления новых информационных технологий.

1. Меняются общие представления о культуре как о системе, в которой традиции и инновации сосуществуют в определенной синхронизирующей эти процессы динамике. Новообразования в современной культуре формируются так стремительно, что не успевают адаптироваться к устоявшимся ценностным системам. В результате образуются культурные "разрывы". Если прежде изменения в культуре были незаметны отдельному человеку и даже целым поколениям, то теперь "родители" оказываются неспособны к адекватному восприятию изменений. На семантическом уровне это проявляется в том, что речь "компьютерного поколения" обрастает новыми словами и речевыми оборотами, так что она уже почти недоступна поколению взрослых. Тем более становятся непонятными смыслы, которые за новым языком скрываются.

М. К. Мамардашвили сформулировал принцип трех "К", характеризующий динамику человеческой жизни: Картезия (Декарта), Канта и Кафки. Если в рамках первых двух принципов сохраняется такая динамика культуры, в которой человек способен осмысливать свою жизнь, то в ситуации третьего "К", для которой ключевой является категория абсурда, утрачиваются критерии ожиданий, морали, ценностей: их нет или они редуцированы. Абсурд – это распавшийся смысл. Новая культура, формирующаяся не столько в традиционной парадигме логики, сколько случайно, из фрагментов, обрушивающихся на общество из самых разнообразных источников информации, утрачивает точки отсчета, оставляя при этом человека на поверхности явлений. В этой ситуации поколение детей формирует новые, собственные, отражающие иную иерархию ценностей и иные картины мира, смыслы. По мере того как молодое поколение взрослеет и постепенно вытесняет старшее, происходит и трансформация мировоззренческой парадигмы общества.

Традиции и обычаи определяли жизнь людей большую часть истории человечества. Первоначальный смысл традиции – передавать что-либо кому-либо с целью сохранения. Знаменитая фраза Конфуция "Я передаю, а не создаю" отражала ортодоксальное сопротивление новому, осуждение всякого намека на свободомыслие. В Римской империи слово "традиция" было связано с правами наследования имущества. В Средние века понимания традиции в современном значении также еще не существовало, поскольку весь мир вокруг был традицией. Идея традиции – продукт Нового времени, но институциональные изменения в этот период, как правило, касались только общественных институтов – правительства и экономики. В обыденной жизни люди продолжали жить традиционно: семейные ценности, гендерные различия почти не претерпевали изменений.

В современном западном обществе не только социальные институты, но и обыденная жизнь изменяется. В связи с этим Э. Гидденс, например, говорит об "обществе после традиции"^[2]. Конец традиции не означает, что традиция исчезает, как хотелось бы философам Просвещения, которые крайне негативно относились к ней. Очевидно, что традиция необходима обществу и, скорее всего, будет существовать всегда, поэтому она продолжает в разных формах существовать и распространяться. Но постепенно она приобретает другое значение, становясь отчасти "выставочной", "музейной", превращаясь иногда в китч, в сувенирные народные промыслы, которые можно купить в любом аэропорту. Отреставрированные памятники архитектуры или берберские поселения в Африке, возможно, очень точно воспроизводят традицию своего времени, но из нее "ушла жизнь" – традиция превратилась в охраняемый объект. С уходом традиции мир становится более открытым, свободным и подвижным, но свобода несет новые проблемы: общество, которое живет по другую сторону от природы и традиций, в частности западное общество, постоянно сталкивается с проблемой выбора^[3].

Разница в картинах окружающего мира обусловлена, однако, не просто сменой поколений, а изменением типа мышления. Назад революция в этой сфере была обусловлена появлением письменности, создавшей возможность кодирования в текстах больших массивов информации, уже нс связанных с ее держателями и хранителями. Электронные способы кодирования смыслов подчиняются совсем другим принципам. Применение понятия "технология" к электронным средствам носит довольно условный характер. Если, например, пишущая машинка лишь фиксирует смыслы, вскрытые ее пользователем, то компьютер ведет диалог, как бы становясь полноправным членом коммуникации, он может быть даже непредсказуем.

Дискуссионный вопрос: выльется ли такой культурный "разрыв" в антропологическую катастрофу, которая страшнее других катастроф, потому что ведет в виртуальность, в Зазеркалье, лишь имитирующее реальную жизнь (ведь для электронной коммуникации совершенно необязательны живые собеседники), или культура удержится в рамках, позволяющих все же сохранить ее родовые черты? Чем обернется массовое пребывание в виртуальных мирах как для самих участников подобных путешествий, так и для культуры в целом? Какова цена этих инноваций?

2. Появление электронных средств коммуникации усиливает дисбаланс, разрыв между профессиональным и обыденным уровнями в структуре культуры, между элитарной и массовой компонентами культуры. Налицо явное противоречие. С одной стороны, для достижения современного профессионализма требуется большая продолжительность периода обучения, так как знание усложняется. Расширяется диапазон свободного выбора профессий, возникают новые формы творчества и познания. С помощью интерактивной компьютерной программы человек может включать себя в процессы творения уже давно созданных произведений культуры, меняя при этом результат по своему усмотрению. С другой стороны, происходит усиление массовизации общества, нивелировка вкусов, стилей, предпочтений, целей и т.п. Как ни парадоксально, но погружение человека в компьютерную среду, требуя от него достаточно высокой степени профессионализма, может приводить к снижению индивидуального начала и сужению культурного диапазона.

3. Изменяется структура коммуникационного пространства. Возможности "глобальной деревни" меняют характер общения между людьми. Оно утрачивает свои естественные границы, в определенной мере обезличивается, обрастает новыми культурными кодами, приобретает общекультурные формы. Вопрос о том, является ли эта тенденция основой для будущей человеческой культуры, опасна ли при этом утрата культурного своеобразия, становится предметом острых дискуссий. Очевидно, что новая ситуация открытого глобального пространства облегчает одно из необходимых условий коммуникации, а именно ориентацию участников на некоторые общие нормы, но требует при этом коммуникативной компетентности. М. Кастельс в свойственной ему афористичной манере следующим образом характеризует новые сообщества.

...Вовлеченные в движение сопротивления сообщества защищают свое пространство, свое место от безродной логики пространства потоков, характеризующей социальную доминанту информационного века. Они дорожат своей исторической памятью, утверждают непреходящее значение своих ценностей в борьбе против распада истории в условиях исчезновения времени, против эфемерных компонентов культуры виртуальной реальности. Они используют информационную технологию для горизонтальной коммуникации между людьми, для проповедования ценностей сообщества, отрицая новое идолопоклонство перед технологией и оберегая непреходящие ценности от разрушительной логики самодовлеющих компьютерных сетей.

Кастельс М. Могущество самобытности // Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология. М., 1999. С. 302.

4. Информационные технологии, создающие возможности практически неограниченного доступа пользователей к банкам данных, могут быть использованы (и уже интенсивно используются) в разного рода противоправных целях. Законодательство в этой области только еще складывается, но вряд ли оно когда-нибудь сможет исчерпать все возможные варианты защиты прав личности, что обусловлено высокой степенью сложности этой сферы и стремительностью изменений, которые она претерпевает. Это особым образом ставит проблему как информационной безопасности личности, так и этики взаимодействия.

В целом, перемены, произошедшие в последние десятилетия в экономической, технической и социально-политической сферах, обусловили серьезные сдвиги в культурных основах современного общества. Изменилось все: стимулы, побуждающие человека к работе, противоречия, становящиеся причинами политических конфликтов, религиозные убеждения людей, их отношение к разводам, абортам, гомосексуализму, значение, которое человек придает обзаведению семьей и детьми. Изменилось даже то, чего люди хотят от жизни. Мир, включая социальные структуры, политические устройства и экономические порядки, стал выстраиваться вдоль новых линий – культурных.

Этот процесс имеет сложный, поливалентный характер, что связано с глобализационными тенденциями. Фиксируя их, отметим, что в разных сферах глобализация выступает нс только с разной степенью интенсивности, но в ряде случаев проявляется как конфликтующая структура. Вероятно, можно выделить три направления, где новый мировой порядок утверждает себя вполне уверенно. Это, в первую очередь, мировая экономическая среда, которая интенсивно формируется в рамках транснациональных корпораций. Более или менее осмыслены также тенденции, ведущие к построению глобальных финансовых рынков.

Второе направление связано с появлением и массовым распространением персональных компьютеров и глобальной сети Интернета, а также вовлечением образованного населения неевропейских стран (таких как Индия, Япония, Южная Корея, Китай и др.) в процессы продуцирования (а не только потребления) научно-технических артефактов. Так, сегодня в г. Бангалоре (Индия), являющемся вторым городом в мире по созданию программного обеспечения, работают 140 тыс. инженеров, специалистов в информационных технологиях. Это создало такую ситуацию, при которой, например, вряд ли науку можно по-прежнему считать только европейским детищем.

Наконец, глобальные процессы характерны и для сферы массовой культуры, легко проникающей через национальные границы и универсализующей звучание рок-групп посредством электронной звуковоспроизводящей техники или сюжет боевика, опирающегося на известные кинематографические стереотипы. Универсализуется даже всегда бывшая оплотом этничности мода, доказательством чему являются устойчивые восточные и юго-восточные мотивы в европейских дефиле и, напротив, все большая распространенность европейской одежды, особенно в деловом этикете, на других континентах.

Можно и далее иллюстрировать наш тезис, заметим, однако, что и в обозначенных выше сферах процессы глобализации протекают отнюдь не гладко (взять хотя бы экономические катаклизмы внутри стран, включенных в систему ТНК), убедительно демонстрируя нелинейную динамику сложных неравновесных систем, а следовательно, с определенной периодичностью углубляясь в ситуацию кризиса. Причем глубина и масштаб кризисов вполне соответствуют глубине и масштабам форм глобальных процессов. Что же касается расширения диапазона глобальных тенденций (что как будто бы соответствует нормальной логике вещей) и охвата ими других форм жизни человечества (таких, в частности, как политическая, социальная, духовная), то даже симптоматические признаки вызывают динамические кризисные возмущения в мировом порядке.

Вспомним в связи с этим два известных мировой общественности прогноза. Один из них был сделан Ф. Фукуямой (статья "Конец истории?", опубликованная в 1989 г. в американском журнале "The National Interest"), который шокировал общественность заявлением о завершении эпопеи мирового развития, что обусловлено развенчанием тоталитарных идеологий и режимов и возобладанием на геополитическом пространстве планеты либеральной демократии. Другой прогноз содержится в статье С. Хантингтона "Столкновение цивилизаций". Он появился через четыре года после первого в журнале "Foreign Affairs". По мнению Хантингтона, с разрушением двухполюсного мира человечество ожидает нарастание фундаменталистских настроений ("реванш Бога"), обострение противоречий, столкновение между 7–8 базовыми цивилизациями, консолидирующимися вокруг традиционных религий.

Ответ на вопрос о том, какой прогноз реализуется в мировой практике, вряд ли так уж очевиден. Проблема требует осмысления ряда ее аспектов, например, таких: позитивным или негативным фактором является формирование многополюсного мира? религиозные ли основания лежат в основе конфликтующих сторон? и, может быть, самое главное, каким социокультурным механизмам подчиняется тот или иной сценарий?

...О чем мы будем думать в 2050 или 2100, глядя в прошлое? Возможно, мы будем совершенно несправедливы. Какую бы систему мы ни выбрали, вероятно, мы будем ощущать необходимость чернить то прошлое, которое только что кончилось, – капиталистическую цивилизацию. Мы станем подчеркивать ее темные стороны и игнорировать достижения. Однако к 3000 г. мы, возможно, станем вспоминать ее как захватывающее дух, очаровательное представление в истории человечества – либо в качестве исключительного и отклоняющегося от правильного пути, но исторически важного периода в очень длительном переходе к более эгалитарному миру, либо в качестве внутренне нестабильной формы эксплуатации человека, после которой мир вернулся к более стабильным системам. Sic transit gloria.

Wallerstein I. Capitalist civilization. Binghamton: Fernand Braudel Center for the study of economies, hist, systems, a. civilizations? 1991.

В современных дискуссиях все чаще отмечается, что наиболее острой проблемой глобализации является не нахождение оптимального менеджмента, а отсутствие гуманного начала. Известный российский исследователь А. И. Уткин отмечает: "С системой глобальной оптимизации можно в той или иной степени смириться, но муки ре- культурации, которые она несет, трудно возвести в моральный эталон, не переступая черты, за которой следует кризис гуманизма"^[4].

Кроме того, мир по определению не может быть целиком описан теми тенденциями, которые с той или иной степенью глубины осмысливаются интеллектуалами. Вспомним теорему Геделя о невозможности постижения системы изнутри. Когда тенденция наталкивается на ограничения природных ресурсов, в том числе и связанные с катаклизмами, или изменения социальных параметров, возникает точка бифуркации, и вот уже дальнейшая эволюция может являть собой непредсказуемый (точнее, не предсказанный) вариант. В этот момент и вступает в игру фактор человеческой воли. Здесь возникают как минимум два вопроса: "Каков вес этого фактора?", "И если этот вес значим, то как использовать этот шанс в управлении непредвиденным?"

Культурологи, исследуя процессы культурных изменений, опираются на закон взаимодействия традиционно- репродуцирующих и творчески-инновативных культурных механизмов. Функции этих механизмов различны: традиционно-репродуцирующий обеспечивает стабильность социокультурной системы, творчески-инновативный – адаптацию к меняющимся историческим условиям существования общества. Эти механизмы действуют одновременно, обеспечивая целостность культуры, в которой все элементы взаимообусловлены, а развитие осуществляется за счет определенной самонастройки культуры^[5]. Этот закон динамики культуры как системы, находящейся в состоянии постоянного мониторинга среды пребывания и выработки механизмов, позволяющих подстраиваться под изменяющиеся условия, действует на всех этапах человеческой истории^[6]. И лучшим критерием его эффективности выступает сам факт того, что человечество еще живо. Например, наука и технология в определенной мере компенсируют ухудшение состояния окружающей среды, истощение плодородных земель, увеличивают продолжительность жизни за счет достижений медицины и т.п. Вместе с тем практически каждое нововведение задаст новый горизонт проблемного поля. Горизонт, который инноваторы, как правило, не видят (или не хотят видеть). Когда студентам – будущим инженерам задают вопрос о том, каким образом можно разрешать проблемы, порожденные техногенной цивилизацией, они отвечают, что следует разрабатывать новые технологии, все более и более "высокие".

Но ведь уже на этапе неклассической науки стало понятно, что это тупиковый путь. Так, А. Эйнштейн отмечал, что бессмысленно пытаться решить проблемы, находясь на уровне того мышления, которое их породило. Почему правительства многих стран не могут справиться с преступностью и терроризмом? После каждого теракта руководители, выражая соболезнования родным и близким погибших, требуют от спецслужб эффективности в предотвращении терактов. Но терроризм, словно многоголовая гидра, растет и множится. И все отчетливее граждане понимают, что ни усиление системы безопасности, ни угрожающая террористам риторика первых лиц с экранов телевизоров проблемы противостояния не решают. Так же не эффективна силовая политическая система управления гражданами, ограничивающая их доступ к ресурсам страны; не дает результата ограничительная миграционная политика и многое другое. Втягивание населения стран в подобные процессы, не разрешающие касающихся миллионов граждан проблем, вызывает массовое недоверие к правящим элитам, депрессивные состояния, снижение креативной энергии и, что самое главное, потерю культурного смысла своей деятельности – и профессиональной, и гражданской.

Между тем причина отсутствия результатов в том, что эти проблемы по-прежнему пытаются решить, используя в качестве инструмента мышление уходящей индустриальной эпохи. Так, в марте 2011 г. мир с беспокойством следил за развитием событий в Японии. Землетрясение и цунами привели к катастрофе. Тысячи погибших, десятки тысяч пропавших, сотни тысяч оставшихся без крова. Перебои с бензином, продовольствием и, что самое страшное, выход из строя АЭС "Фукусима-1", взрывы на энергоблоках, скачок уровня радиации. СМИ сообщают, что этот уровень превысил допустимые значения в сто тысяч раз, и специалисты не знают, куда девать воду, с помощью которой охлаждают реактор. Власти страны заявляют, что они не планируют восстанавливать АЭС. Власти стран ЕЭС сообщают, что они вынуждены пересмотреть вопрос о перспективах использования в дальнейшем ядерной энергии. Российский премьер делает заявление: в мире пока нет альтернативы ядерной энергетике, но надо развивать ее, повышая уровень безопасности. То есть вновь решать проблему на уровне действующей интеллектуальной и технологической парадигмы.

Что еще должно произойти, чтобы стало понятно, что в доминирующей модели мышления мир не спасти? Подчеркнем, что эту модель характеризуют технологический прагматизм, политический цинизм, экономический детерминизм и обслуживающая эти тренды социальная философия. В этой модели инновация фетишизируется. Вот иллюстрация: ряд экспертов, оценивая ситуацию в Японии, заключают, что случившееся – это шанс сделать рывок и решить проблему с депрессивной экономической ситуацией, в которой страна находится последние десять лет и в которую весь мир только еще втягивается. Вопрос о цене такого шанса не обсуждается: погибшие и пострадавшие люди – отдельно, страдающая природа – отдельно, будущие успехи – отдельно. Парадокс, да и только!

Мы настоятельно подчеркиваем, что дальнейшее развитие индустриального мышления, существующего на сегодняшний день, ограничено исчерпанием планетарного ресурса. И это означает приближение к точке хаоса, в которой некоторые тенденции изменятся или исчезнут, а их место займут другие. Какие именно – зависит от воли и сознания людей, участвующих в процессах самоорганизации. Проблемная ситуация проявляется в конфликте между инновационными трендами, стимулируемыми интересами политики, бизнеса, ужесточением конкуренции и нравственно-этическими императивами ее регулирования. В основе конфликта лежит устойчивое убеждение, что с проблемами, которые возникают в техносфере, можно справиться с помощью новых технологий, с политическими проблемами – с помощью новых политических решений и т.п. Однако каждый новый шаг в этом направлении порождает новые проблемы еще более высокого уровня сложности. Поэтому важно, чтобы в начальных фазах периода социальной и экологической нестабильности, в "окне решений" были сформулированы такие приоритеты, которые привели бы мир к новым ценностям и новому мировоззрению^[7].

Элементы нового способа мышления, его контаминации, пока не "собранные" в генерализующую практическую деятельность парадигму, тем не менее уже продуцированы интеллектуальной элитой. Этого достаточно, чтобы, не дожидаясь превращения этих идей в "классическое" знание, посеять их в системе образования, которая по своему месту в обществе способна удерживать баланс между традиционной и инновационной составляющей культуры, выступая ядром аккумулирования, порождения и трансляции ценностей от поколения к поколению. Но для этого оно должно отвечать идее и миссии культуры. Пока еще не поздно.