Буддизм – олицетворение страдания

Буддизму присущ особый взгляд на человека. Если в христианстве рассматриваются отношения Бога и человека, то в буддизме постижение человека связано с его внутренним миром. Краеугольным камнем этого учения являются "четыре благородных истины". Первая из них гласит, что существует страдание. "Рождение – страдание, старость – страдание, болезнь – страдание, смерть – страдание, соединение с тем, что неприятно, – страдание, разъединение с тем, что приятно, – страдание, когда нет возможности достичь желаемого – это тоже страдание". Страдание, таким образом, пронизывает все существование человека (подробнее об этом будет сказано в гл. 12).

Будда учил, что всякое желание порождает страдание. Но жизнь есть желание. Принятие жизни есть принятие страдания. Однако Будда подчеркивал, что спасение от страданий зависит только от личных усилий человека. Свое беспокойство о страдании, сопровождающем жизнь, свое страдание мы не должны ограничивать одним человеческим миром. Поняв, каким образом, мы создаем себе страдания, мы можем избавиться от них. Будда разгадал тайну страдания, понял, отчего мир преисполнен горести и всевозможных бедствий. Он постиг и то, как победить страдания.

Буддийская картина бытия представляет собой космологическую пирамиду, состоящую из 31 уровня существования. Четыре нижних уровня пирамиды отведены существам, чье сознание полностью омрачено. Люди, находящиеся на пятом уровне, оказываются как бы в подвешенном состоянии между четырьмя грубыми и шестью нежными (небесными) формами существования; 12-й и 27-й уровни являются местом пребывания Брахмы или Брахмана; 28–31-й уровни – это сфера чистой мысли, или космическое тело Будды.

Если более детально проанализировать каждый уровень буддийской картины бытия, можно увидеть, что в нее включены все учения, предшествовавшие буддизму, со всем их философским и мистическим ОГЛАВЛЕНИЕм. Вместе с тем в учении Будды сделан огромный шаг вперед благодаря сфере чистого сознания, утверждению безначальности бытия, а объяснение механизма функционирования этой пирамиды с помощью законов, сформулированных Буддой, сделало данное учение наиболее завершенным и жизнеспособным. Впоследствии учение Будды было также поглощено и стало частью индуизма, но это случилось после VII в. до н.э., к тому времени буддизм уже прижился в других странах Азии, а в Индии сохранился как конфессиональная общность, став кастовым сегментом индийского общества.

В буддизме, судя по всему, нет собственно антропологической темы. В нем главенствует безличный мировой процесс жизни, который противостоит страстям и стихийным порывам людей, накладывая на них свои державные оковы. Личность с ее спонтанным внутренним складом, самопроизвольными устремлениями как бы выпадает из него. В самом деле, можно ли размышлять о человеке, не обращаясь к бытию Бога, бессмертию души или свободе духа? Индивид, воспитанный в европейской духовной традиции, не задумываясь, ответил бы на этот вопрос отрицательно. Названные темы действительно отсутствуют в буддизме.

Однако парадокс, требующий разъяснения, состоит именно в том, что, несмотря на отстраненность от персоналистских сюжетов, традиционных для западной философии, буддизм одухотворен святынями добра, любви к людям, заключает в себе идею духовной раскрепощенности и нравственного благородства. Эта вера преобразила жизнь народов Азии, осветив их цивилизованный путь иным провозвещением духа, не соотнесенным с ориентирами европейской культуры.

В буддизме говорится о таких личностях, которые по своему духовному строю возвышаются над прочими людьми. Их именуют святыми и даже богами, но они совсем не выпадают из пределов существующего мира. Им не дано преодолеть законы безличных кармических сил. Напротив, эта всеобщая сопричастность, неразделенность с космосом других живых существ позволяет им достичь духовного величия. Улавливая ритмы Абсолюта, они воплощают в себе идею человеческой предназначенности.

Европейский человек полагает, что личность рождается только тогда, когда индивид осознает свою обособленность, неповторимость. Буддистское учение, напротив, выдвигает прямо противоположные установки и предлагает устранение индивидуального своеобразия. Казалось бы, на этом пути принципиально невозможно раскрыть тайну человека. Однако именно в древнеиндийском сознании родилось обостренное внимание к психологическим и нравственным ресурсам человека. Неслучайно, осмысливая антропологические перспективы мира, западные философы обратили свой взор к восточной традиции, находя здесь вдохновение для персоналистской рефлексии.