Бог и политика
Самый главный политический вопрос в США и во всем мире: как соединить традиции либерализма[1] с духовностью.
Никогда в истории эти две сферы человеческих устремлений не соединялись вместе во что бы то ни было приемлемое. Фактически современный либерализм (и общее движение европейского Просвещения), как считает американский исследователь К. Уилбер, появились на свет в значительной мере как сила, направленная против традиционной религии. Боевой клич Вольтера – "Вспомним о жестокостях!" – облетел весь континет: вспомним о зверствах, которым подвергались мужчины и женщины во имя Бога, и покончим с этими зверствами и с этим Богом раз и навсегда[2].
Сегодня в одном лагере находятся либералы, которые выступают за индивидуальные права и свободы, против тирании коллектива. Они по этой причине питают глубокое подозрение ко всем религиозным движениям именно из-за того, что последние всегда готовы навязывать свои убеждения другим и учить нас тому, что мы должны делать, чтобы спасти свою душу. Просвещенный либерализм исторически возник, чтобы сражаться с такой религиозной тиранией, и в глубине души он питает глубокое недоверие (порой переходящее в ненависть) ко всему религиозному и духовному, ко всему, что хотя бы отдаленно связано с Божественным.
Вот почему либералы готовы заменить спасение Богом спасением экономикой. Истинное освобождение и свободу можно найти не в какой-то утопической посмертной жизни (или в любом другом опиуме для народа), но в реальных доходах на реальной земле, исходя из материальной и экономической необходимости. "Либеральное" часто было синонимом "прогрессивного" именно потому, что прогресс в реальных социальных условиях – экономические, материальные и политические свободы – определял саму суть либерализма.
"На место коллективной терапии либерализм поставил то, что мы могли бы назвать “универсальным индивидуализмом” – призыв к тому, что со всеми людьми, независимо от расы, пола, цвета кожи и убеждений, следует обращаться справедливо, честно и с равными правами на правосудие. Освобождение личности от коллективной тирании ради движения к экономической и политической свободе – один из самых громких лозунгов либерализма"[3].
По мнению Уилбера, такой либерализм, безусловно, принес немало хорошего. Но беда в том, что слишком часто религиозная тирания просто сменяется тиранией экономической, и Бога папы римского сменил Бог всемогущего доллара. Бог больше не мог подавлять нашу душу, но ее могла подавлять фабрика. Наши взаимоотношения с Божественным перестали быть главным в жизни – их сменили заботы о собственных доходах. Таким образом, даже посреди материального изобилия наша душа могла медленно умирать от голода.
Консерваторы более привержены гражданской гуманистической традиции, ставящей сущность мужчин и женщин в зависимость от коллективных стандартов и ценностей, в том числе, исключительно религиозных. В большинстве форм консерватизма республиканское и религиозное течение настолько глубоко переплелись, что даже когда консерваторы громогласно выступают за индивидуальные права и за "свободу от правительства", они делают это лишь в том случае, если эти "свободы" соответствуют их религиозным догмам.
Акцент на коллективных и семейных ценностях позволяет консерваторам строить сильные государства, но часто за счет тех, кто не разделяет их конкретной религиозной ориентации. Культурная тирания никогда не чурается консервативной ухмылки, и либералы в ужасе отшатываются от той "любви" ко всем детям Божьим, которую проповедуют консерваторы, ибо их отпугивает тот факт, что если вы не принадлежите к числу их детей Божьих, то вас ждут невеселые дни.
Таким образом, говоря весьма упрощенно, "хорошее" и "тирания" присутствуют как в либеральной, так и в консервативной ориентациях, и очевидно, что идеальная ситуация состояла бы в том, чтобы взять хорошее из каждого из этих направлений, отбросив соответствующие им формы тирании.
Что же можно считать хорошим в либерализме? Его акцент на свободе и отказ от стадного менталитета. Однако в своем рвении защищать индивидуальные свободы либерализм всегда склонялся к отрицанию любых коллективных ценностей – включая религию и духовность – и замещению их акцентом па материальных и экономических критериях. Повышенное внимание к экономике само по себе не подлежит осуждению, но оно в еще большей степени способствует либеральной атмосфере, которая разрешает вам беспокоится о чем угодно, только не о вашей душе. Религиозные темы всегда вызывают в либеральных кругах некоторое замешательство. И. Кант замечательно выразился по поводу либерального Просвещения: "Наше отношение к Богу теперь таково, что если кто-то зайдет к вам и застанет вас молящимся на коленях, вы будете смущены до глубины души".
Все духовное и религиозное, как правило, вызывает смущение и в нынешней либеральной атмосфере экономических и политических свобод. Виной тому наше мифологическое и обыденное представление о Духе. Однако совершенно ясно: либерализм исторически появился на свет, чтобы убить Бога, и, в конце концов, замечательно в этом преуспел. В результате либерализм не так уж далек от "антидуховной тирании".
"Можно ли найти способ сохранить сильные стороны либерализма (индивидуальные свободы) и избавиться от тирании анти- духовности?" – спрашивает К. Уилбер. По его мнению, хорошее в консерватизме – это его понимание того, что при всей важности отдельных личностей и индивидуальных свобод, мы глубоко заблуждаемся, если воображаем, будто индивиды существуют в изоляции. Напротив, мы как личности включены в глубокие контексты семьи, собственности и духа, и от этих фундаментальных контекстов и связей зависит наше собственное существование. Значит, в определенном смысле, даже мои собственные глубочайшие индивидуальные ценности зависят не от моего отношения к самому себе в самодовольной позиции автономии, а от моего отношения к моей семье, моим друзьям, моему обществу и моему Богу, и в той мере, в какой я отрицаю эти глубокие связи, я не только разрушаю ткань общества и побуждаю его к разгулу гипериндивидуализма, но и разрываю глубочайшую из всех связей – связь между человеческой душой и божественным Духом.
Либералы задаются вопросом: "Какого, собственно, Бога вы имеете в виду?" Ведь неоспоримый факт, что все эти консервативные идеи имеют чисто умозрительный характер, а когда дело доходит до реальной практики конкретной религии с конкретным моральным кодексом, на историческом горизонте уже маячат процессы над ведьмами. Все идеи важности сообщества, духовного контекста и связей быстро вырождаются в идеологию шовинизма: правы они или не правы, но это мое общество, мой Бог, моя страна, и если ты не почитаешь моего Бога, то попадешь в ад, и я буду только рад тебе в этом помочь. Культурная тирания, лучше или хуже замаскированная, всегда близка консервативной традиции.
К. Уилбер задается вопросом: нельзя ли нам найти способ сохранить сильные стороны консерватизма (особенно его положительное отношение к духовности), и отбросить его культурную тиранию? И разве нельзя сохранить сильные стороны либерализма (индивидуальные свободы) и отбросить тиранию антидуховности?
Короче говоря, не можем ли мы найти духовный либерализм, духовный гуманизм, ориентацию, помещающую права отдельной личности в более глубокие духовные контексты, которые не отрицают этих прав, но обосновывают их? Может ли новая концепция Бога, Духа быть созвучной благороднейшим целям либерализма? Могут ли эти два нынешних врага – Бог и либерализм – каким-то образом прийти к взаимопониманию?
По мнению Уилбера, нет более насущного вопроса среди тех, что стоят перед современным миром, и тем, что придет ему на смену. Одна лишь консервативная духовность будет продолжать разделять и фрагментировать мир, просто потому, что с такой парадигмой вы можете объединять людей, только если они готовы верить в вашего конкретного Бога, и ничуть не важно, будет ли это Иегова, Аллах, Синто или Шива: это просто имена, под которыми ведутся войны.
Отсюда вывод: надо решительно сохранять завоевания либерального Просвещения, но помещать их в контекст духовности, которая дает ответ на самые существенные и справедливые возражения, поднятые эпохой Просвещения, и в значительной мере лишает их остроты. Это будет духовность, которая опирается па Просвещение, а не отрицает его. Другими словами, это будет либеральный Дух.