Биологический детерминизм и классическая картина мира
Биологический детерминизм был связан с развитием представлений о живом организме. Он включил предположение о развитии, о взаимодействии в системе организм- среда, о механизмах стабилизации биологических процессов на определенном уровне, о детерминации будущим и т.д. То есть здесь уже не представляется возможным говорить об одном типе детерминации. Остановимся, однако, на позиции пионера в области применения вариационной статистики к индивидуальным особенностям человека английского психолога и антрополога Фрэнсиса Гальтона.
На Гальтона произвела большое впечатление книга А. Кетле. Он распространил принцип статистического закона на умственные способности. Однако если в "социальной физике" отклонения от среднего полагались на "игру случая", то у Гальтона они строго детерминированы фактором наследственности. В этом он полагался на идеи своего двоюродного брата Ч. Дарвина, развитые в гипотезе о происхождении видов путем естественного отбора. Став основателем дифференциальной психологии, он наиболее полно реализовал идею биологического детерминизма в своем построении объяснений. Развивавшееся параллельно ассоцианистское учение до работы Джона Милля обходилось принципами механистического детерминизма, а позднее в его работах – химического.
В научных школах, пришедших на смену психологии сознания, биологический детерминизм стал одним из объяснительных принципов. Им утверждались, во-первых, роль адаптации, приспособления организма к среде в целях выживания, и, во-вторых, вероятностный характер реакций как принцип естественного отбора.
Зависимость психических явлений не от нервной системы, а от среды обитания организма – вот тот основной тезис, который был положен в "Основы психологии" Г. Спенсером. Мы уже говорили в гл. 3 о его понимании биологической детерминации применительно к возникновению ассоциаций. Занимая в теории познания позицию, согласно которой необходимо разделять познаваемое и непознаваемое, он рассматривал самоочевидность априорного знания как результат физиологического закрепления опытом многочисленных предков, приспосабливавшихся к среде.
Эти принципы были четко представлены, в частности, в концепции научения, разработанной Э. Торндайком (1874–1949) в его опытах с животными. Этот американский психолог разработал новый тип методического оснащения экспериментов: так называемые "проблемные ящики", освобождение из которых или вход в них могли осуществляться только путем проб и ошибок. Если же случайно – по вероятностному принципу – животное выполняло нужное движение, то возникала связь между этим движением и ситуацией. Но эта связь должна была быть подкреплена, чтобы возник инструментальный условный рефлекс[1]. Итак, связи закрепляются в нервной системе благодаря переживанию удовлетворения.
Пока укажем только на следующую линию влияния биологического детерминизма, которая не стала прошлым в истории и методологии психологии. Апелляция к детерминации, связанной с развертыванием процессов в нервной системе, – один из основных путей редукционизма в психологии (гл. 7).
Существенным направлением реализации биологического детерминизма было решение проблемы отношения психики и деятельности мозга, прослеживаемое в XX в. в отечественной психологии в ходе ряда дискуссий[2]. Вышли также книги, закреплявшие методологическое обоснование путей решения психофизиологической проблемы в сторону раскрытия все более глубоких механизмов связи психического и психофизиологического как якобы снимающих эту проблему [Ломов Б. Ф., 1984].
Особая линия в развитии биологического детерминизма связана с концепцией П. К. Аиохииа (1989–1974). Благодаря его теории функциональных систем понятие "акцептора действия" ввело новое понимание целевой причины в схемы научного познания. Неслучайно рядом психологов эта теория продолжает рассматриваться в качестве психофизиологического основания детерминистского понимания целевой регуляции поведения.
Еще раньше в принципах физиологии активности Н. А. Бернштейном (1896–1966) были разработаны уровневые представления о регуляции движений и действий, где цель связывалась с понятием "двигательной задачи" и понятие "образа потребного будущего" было включено в психологическую регуляцию, а не только в психофизиологическую.
Но в психофизиологических исследованиях развиваются и более "простые" причинные представления о связи психических явлений и процессов, с одной стороны, и процессов, происходящих в мозговых структурах, – с другой. Они поставляют все новые сведения о сложности механизмов работы мозга, но упрощают саму проблему психического образа (и функций психического), утверждая монизм как сведение механизмов психической регуляции к происходящим в мозгу процессам. Придерживающиеся такой постановки вопроса исследователи не обращают внимания на положения о том, что мозговые механизмы могут рассматриваться как продукт "развития самой предметной деятельности" (А. Н. Леонтьев), что качественные особенности другого уровня системности не могут быть выражены в физиологических понятиях и т.д.; именно такого рода психофизиологический монизм можно рассматривать в качестве варианта редукционизма.
Редукционизм – от лат. reductio (снижение, сведение); рассматривается как характеристика теорий, гипотез и выводов из психологического исследования, подменяющих в обоснованиях понимание психологической причинности принципами объяснений, свойственных представлению предмета изучения в других науках.
Редукционизм, понимаемый как "снижение", означает упрощение представлений об исследуемых базисных процессах, как "сведение" – их подмену процессами других уровней (не психологической, а иной формы регуляции – социальной, психофизиологической и т.д.).
Сегодня психофизиологический редукционизм принял новые формы; этому способствовали существенные сдвиги в раскрытия "механизмов сознания" в схемах обобщений "нейрон – модель – теория", т.е. минуя уровень собственно психологических явлений. Подмена сторонниками такого подхода содержания психологического знания обоснованием другого типа – психофизиологических – гипотез и позволяет говорить о редукционизме. Подробнее проблема редукционизма освещается в гл. 7.