Анкетирование

Анкетирование — один из самых распространенных, "едва ли не самый надежный" (Аврорин, 1975, с. 248) метод получения социолингвистической информации. Он применяется главным образом при обследовании больших совокупностей говорящих, т.е. в макросоциолингвистических исследованиях.

Анкета — это перечень вопросов, которым могут быть приписаны заранее заготовленные варианты возможных ответов (в этом случае важно, чтобы альтернативные ответы не пересекались и в сумме покрывали все возможности). Такие вопросы называются закрытыми; им противопоставлены открытые вопросы, когда респондент сам выбирает и форму, и ОГЛАВЛЕНИЕ ответов.

Во многих случаях формально открытые вопросы по существу предполагают вполне определенный и ограниченный список возможных ответов; подобные вопросы можно назвать закрываемыми. Таков, например, вопрос о возрасте респондента, где все варианты легко укладываются в незначительное по объему подмножество натуральных чисел. Если набор альтернатив не столь очевиден, исследователь может заготовить список стандартных рубрик, по которым распределяются все варианты ответов. Этот рубрикатор может готовиться при предварительной обработке заполненных анкет, но часто он известен и до анкетирования.

Так обстоит дело с вопросами переписей о национальности и родном языке у нас в стране: респондент может указывать любую национальность (родной язык), но еще на стадии подготовки к переписи готовятся так называемые словари языков и словари национальностей, в соответствии с которыми, скажем, национальности камчадал, помор или казак при обработке анкет автоматически переводятся в русский, а языки эрзя и мокша — в мордовский.

Обычно анкетирование проводится с целью получить статистические результаты, поэтому подавляющее большинство содержащихся в анкетах вопросов либо закрытые, либо могут быть закрыты при их обработке.

Социолингвистические анкеты можно разделить на два типа: одни нацелены на объективное исследование функционирования языка в обществе, другие — на изучение речевого узуса, на оценку носителями языка конкурирующих языковых вариантов.

Болес распространены анкеты первого тина. С их помощью в многоязычных сообществах выясняется, какой из языков, используемых в данном сообществе, по мнению представителей разных национальных и социальных групп, должен обладать статусом государственного; какой из двух (или более) языков выбирает билингв при общении на производстве, в городских ситуациях, в семейном общении и т.п.

Рассмотрим в качестве примера анкету, с помощью которой Институтом языковедения АН УССР в середине 1980-х гг. изучался социолингвистический аспект украинско-русского двуязычия (Украинско-русское..., 1988, с. 18-19).

1. Фамилия, имя, отчество (заполняется по желанию информанта) _

2. Год рождения______________________

3. Место рождения____________________

4. Нол (муж., жен.) Подчеркните.

5. Национальность____________________

6. Образование (подчеркните):

а) незаконченное среднее;

б) среднее;

в) среднее специальное;

г) незаконченное высшее;

д) высшее (гуманитарное, естественно-научное, техническое).

7. Профессия_________________________

8. Социальное происхождение (подчеркните: из рабочих, колхозников, служащих).

9. Социальное положение (подчеркните): учащийся, рабочий, колхозник, служащий (укажите должность).

10. Место проживания в настоящее время (город, село, район, область). Назовите полностью

11. Укажите город, село, район, область, где Вы проживали наиболее длительное

время__________________________

12. Ваш родной язык (русский, украинский, другие языки народов СССР)?

13.Обучались Вы русскому языку только целенаправленно (в школе и т.д.) или же в общении с лицами, говорящими по-русски (в семье, на работе, в армии и т.д.)? Укажите

14. Как Вы оцениваете степень владения русским языком? (подчеркните один из пунктов):

а) понимаю говорящего по-русски;

б) читаю, но говорю и пишу с затруднениями;

в) читаю, пишу и свободно говорю.

15. На каком языке (русском, украинском или каком-либо другом) говорили

до поступления в школу?_________

16. в школе с каким языком обучения (русским, украинским или каким-либо

другим) учитесь (учились)?_______

17. На каком языке (русском или украинском) общаетесь (если общаетесь на двух языках, также укажите):

а) с украинцами?

б) с русскими?

в) с людьми другой национальности, говорящими по-русски?

18. На каком языке (русском или украинском) Вы общаетесь (если общаетесь на двух языках, также укажите):

а) в семье: б) в школе?

с родителями? в) на работе?

с детьми? г) с друзьями?

с мужем? д) с соседями?

с женой? е) со знакомыми?

с другими родственниками? ж) в быту (магазин, транспорт, мастерские и т.п.)?

19. На каком языке (русском, украинском) Вы предпочитаете:

а) читать книги?

б) смотреть спектакли?

в) смотреть телепрограммы?

г) слушать радиопередачи?

20. На каком языке (русском или украинском) Вы выступаете на собрании? Подчеркните.

21. На каком языке (русском, украинском или каком-либо другом) проводятся (или проводились) занятия с Вашими детьми, внуками:

а) в детских яслях?

б) в детском саду?

22. В школе с каким языком обучения (русским, украинским или каким-либо другим языком) учатся (или учились) Ваши дети? Внуки?

Эта анкета отражает как достоинства, так и недостатки наиболее часто используемых в социолингвистических исследованиях способов письменного опроса носителей языка. Поэтому полезно прокомментировать ее более подробно.

Уже сама форма анкеты таит в себе подводные камни, которые гак или иначе должны были сказаться на результатах исследования.

Первый пункт, несмотря на факультативность его заполнения, может вызвать у респондента негативную реакцию и повлиять на результаты анкетирования; но главное — он не несет никакой социолингвистической информации.

Неясно, как заполняются пп. 5 (по документам или "но ощущению") и 12 (о неоднозначности понятия "родной язык" мы говорили в параграфе 1.2).

Неоднозначно интерпретируется и вопрос об образовании (и. 6), где низшая ступень именуется "незаконченное среднее"; внешне эта категория напоминает официально принятый в СССР (и в современной России) термин "неполное среднее образование"^[1] и именно так могут его понять многие респонденты. Те из них, кто не имеет свидетельства о неполном среднем образовании, строго говоря, должны оставить графу 6 незаполненной. Можно думать, что составители имели здесь в виду всякий образовательный уровень ниже среднего. Но это странно, особенно если на информантов не накладываются возрастные ограничения: в старших возрастных группах по-прежнему существуют неграмотные и малограмотные, а лица с начальным образованием довольно многочисленны во всех поколениях. Нет нужды останавливаться на самоочевидных различиях в коммуникативном поведении малограмотных и тех, кто имеет начальное образование, — последнее может быть "почти" неполным средним (например, человек всего лишь не закончил восьмой класс).

Вопросы о социальном происхождении и положении (пп. 8, 9), напротив, оперируют общепринятыми в СССР, но малоинформативными для социолингвистики категориями. В частности, совершенно неясен род занятий (и реальное социальное положение) проживающих в сельской местности рабочих: это могут быть шахтеры (в Донбассе) или рабочие крупных промышленных предприятий (в пригородных зонах) — они заведомо трудятся в многонациональных коллективах, или же рабочие мелких предприятий тина ремонтных мастерских, зернохранилищ, магазинов, или рабочие совхозов, в социальном отношении неотличимые от колхозников. Уточнение укажите должность помогает мало: скажем, должность бригадир бывает на самых разных производствах.

Пункты 3, 10 и 11 предназначены, вероятно, для выяснения языкового "анамнеза" респондента, но не вполне достигают этой цели. Языковой репертуар индивида во многом определяется средой первых 10—12 лет жизни (а соответствующий вопрос в анкете как раз отсутствует), но при этом не зависит от места рождения и жительства в младенчестве; место проживания в момент опроса и даже место наиболее длительного проживания могут сказаться па употреблении различных языковых вариантов гораздо слабее^[2].

Как известно, в условиях Украины билингвизм с детства — достаточно рядовое явление (другое дело, что языки могут быть не четко разграничены). Между тем, в приведенной выше анкете респондент обязан указать лишь один язык не только в качестве родного (п. 12), но и в качестве языка раннего детства (п. 15). При этом в семье можно говорить и на обоих языках (п. 16а), а на производственное общение накладывается неожиданное ограничение: вообще можно использовать любой язык или оба попеременно (п. 16в), но на собраниях надлежит придерживаться лишь одного из них (п. 20). Читать книги, смотреть спектакли и т.п., вероятно, допустимо на обоих языках, но предпочитать все же следует в каждом случае только один (п. 19).

Есть в рассматриваемой анкете и более мелкие недочеты в формулировках. Места проживания (пп. 10, 11) следует указывать точно (город, село, район, область), а для места рождения вроде бы достаточно написать СССР или село Троицкое. При буквальном понимании альтернатив, предлагаемых в п. 6д, человек с математическим образованием (а такое образование нередко сопровождается достаточно формализованным мышлением) не сможет его заполнить, поскольку математика не является ни гуманитарной, ни естественной, ни технической наукой. Тот, у кого родной язык, скажем, белорусский, формально говоря, не сможет заполнить п. 12 (это другой язык, а не другие языки). Еще сложнее заполнять этот пункт при родном венгерском или еще каком-нибудь, не входящем в число "языков народов СССР" (на 1989 г. венгры составляли 13% населения Закарпатской области, румыны — 11% населения Черновицкой области, болгары — 6% насе-

ления Одесской области, в некоторых районах Украины жило много поляков и греков).

К формулировке вопросов, предполагающих субъективную оценку собственной языковой компетенции (п. 14), надо подходить максимально аккуратно. Опыт показывает, что заданные "в лоб" вопросы такого типа дают информацию, релевантную разве что для этнопсихологии. По Кировоградской области, например, составители анкеты получили парадоксальные результаты — 100% русских признали родным этнический язык и только на нем говорили в раннем детстве, а к моменту опроса более трех четвертей из них испытывали затруднения не только при письме, но и при устном общении, чего не скажешь об украинцах (рассчитано по: Украинско-русское..., 1988, с. 26) (табл. 5.2).

Таблица 5.2

Владение русским языком в зависимости от национальности среди русских и украинцев (1988 г.)

' —-—Национальности	Украинцы	Русские
Степень владения русским языком ——
Свободно говорю, читаю, пишу, %	60,4	22,2
Читаю, но говорю и пишу с затруднениями, %	22,0	77,8
Понимаю говорящего по-русски, %	17,6	0,0

Подытожим основные требования к составлению анкеты.

Все вопросы, включенные в нее, должны пониматься однозначно. Если какие-то вопросы или предлагаемые анкетером варианты ответов могут вызвать неполное понимание или различные толкования, необходимы ясные комментарии. Наличие в анкете открытых вопросов возможно лишь в двух случаях: во-первых, когда исследователь заранее представляет, к каким категориям они будут сведены, а формулирование всех возможных вариантов в самой анкете было бы слишком громоздким (например, вопрос о национальности при действительно многонациональной генеральной совокупности), во-вторых, когда статистическая обработка данного пункта анкеты не предполагается. Последний вариант часто встречается при предварительном анкетировании в ходе пилотажного исследования. Однако даже в этих случаях целесообразно делать вопросы лишь наполовину открытыми: наиболее вероятные закрытые рубрики дополнить рубрикой типа "Прочее (указать подробно)".

Вопросы паспортной группы (пол, возраст, национальность, место жительства, социальное положение и т.п.) задаются исключительно в целях последующей разработки по соответствующим рубрикам, и именно этим задачам должна быть подчинена их формулировка. Например, если в отношении возраста предполагается разрабатывать материалы не но каждому году отдельно, а но определенным когортам, то соответствующий вопрос целесообразно сразу сделать закрытым. Например, результаты рассмотренного анкетирования на Украине разрабатывались по категориям "до 25 лет"

(нижний возраст анкетируемых остается неясным), "от 25 до 45 лет", "45—60 лет и старше" (Украинско-русское..., 1988, с. 24). Поэтому вместо вопроса о годе рождения технологически проще было бы поставить закрытый вопрос о возрасте с альтернативами ответов "?—25 полных лет", "26 45 полных лет", "46 и более полных лет".

Ключевая лексика должна использоваться терминологично. В тех случаях, когда некоторая понятийная подсистема имеет общепринятые (особенно официально закрепленные) способы выражения, следует пользоваться именно ими. Если общепринятая рубрикация действительности входит в противоречие с задачами исследования, се следует менять, но в этом случае надлежит особенно тщательно подходить к формулировкам.

Очевидно, что респондент должен иметь объективные основания для ответа на вопросы. Иногда в анкете требуется оценка некоей гипотетичной ситуации; в этих случаях необходимо детально разъяснять, что именно означает такая ситуация. Например, в двуязычном обществе один язык — А — во всех сферах, кроме семейного общения, может доминировать над языком Б, являющимся родным для значительной части населения. Если поднимается вопрос о введении языка Б в систему образования, может быть проведено массовое анкетирование населения с целью выявить общественное мнение по этому вопросу.

Реальная практика таких опросов дает иногда парадоксальные результаты: за переход на язык Б в качестве средства обучения в средней школе высказывается больше респондентов, чем за использование его в той же функции в начальной школе. Реализация подобной образовательной политики привела бы к недопустимо низкому уровню знания выпускниками средней школы доминирующего в обществе языка Л, чего респонденты не имели в виду. Значительная их часть попросту не смогла разобраться в сути предлагавшихся им вопросов (например, не осознавала отличие языка обучения от языка как изучаемого предмета). Точнее, составители анкеты не помогли респондентам ясно представить, что означает гипотетическая ситуация, по поводу которой предложено высказать свое мнение.

Иногда недостаточно опытные составители анкет из-за небрежности по-разному формулируют однотипные вопросы, включая, например, вопрос: Говорите ли Вы на языке Л наряду с: Знаете ли Вы язык Б1 Это подталкивает респондента к противопоставлению глаголов говорить и знать, хотя сами составители могли не вкладывать в это различие никакого особого смысла (а если вкладывали, должны были разъяснить его более отчетливо). Такое "стилистическое разнообразие" ведет лишь к дополнительным сложностям и снижает достоверность ответов. Не менее важно, чтобы полностью совпадала и рубрикация ответов на однотипные вопросы.

Следует избегать вопросов сложной структуры, ответы на которые располагаются в двух плоскостях. Так иногда вопросу о степени владения языком предлагается набор альтернатив следующего типа: Владею в совершенстве; Свободно говорю, но не пишу и не читаю; Говорю с затруднениями; Понимаю общий смысл сказанного; Понимаю и воспроизвожу этикетные фразы, не владею языком. Здесь смешиваются языковая компетенция

и владение письменной формой языка, что недопустимо не только для языков по существу бесписьменных (типа эвенкийского или вепского), письменных, но почти не имеющих литературы (типа алтайского или ненецкого), но и для развитых языков типа татарского или (в пределах России) армянского, поскольку во многих районах расселения соответствующих народов эти языки не используются в школьном обучении.

Еще один вполне обычный пример подобного смешения двух вопросов в одном дают вопросы о предпочтении языка массовой коммуникации.

Так, вопросу: На каком языке Вы предпочитаете читать газеты? могут быть приписаны альтернативы ответов: Только на языке А; Чаще на языке А; В одинаковой мере на языках А и Б; Чаще на языке Б Только на языке Б Зависит от содержания^[3] Вообще говоря, вполне естественным кажется одновременный выбор последнего варианта и одного из пяти предыдущих.

На двуязычной территории, скажем, в Татарстане, может оказаться, что значительная часть респондентов, свободно владеющих русским и татарским языками, предпочитает знакомиться с международными и общероссийскими новостями из публикаций в центральной прессе (т.е. по-русски), а с новостями Татарстана — в местных газетах (и предпочитает татароязычную прессу). Однако среди этой группы окажутся не только те, кто в равной мере интересуется новостями двух типов, но также и такие, кто распределяет свое внимание между этими областями в соотношении 1:3 и, напротив, 3:1. Для "равномерно интересующихся" проблема выбора между вариантами ответов: в одинаковой мере на русском и татарском и зависит от содержания — не стоит: они покажутся ему равнозначными. Тем же, кто предпочитает получать из газеты один тип сведений и достаточно добросовестно отнесется к заполнению этого пункта, может захотеться выбрать два ответа одновременно. Можно только гадать, чем они будут руководствоваться при необходимости выбора одного варианта из предложенной исследователем альтернативы, но ясно, что интерпретация этого пункта анкеты натолкнется па определенные сложности.

Параллельно с разработкой анкеты решается вопрос выборки, о котором выше говорилось достаточно подробно. Несмотря на очевидную важность этой проблемы, в реальных социолингвистических исследованиях к ней часто подходят очень небрежно. Так, в ходе упомянутого выше изучения украинско-русского билингвизма выборка заметно отличается от генеральной совокупности даже по таким не составляющим особых проблем параметрам, как возраст и пол. По Украине возрасты 16—24, 25—44 и 45 и старше в 1989 г. соотносились как 16:36:48, в выборке (данные приведены лишь по Кировоградской области) средний возраст преобладал над старшим, и соотношение было 17:43:40. Еще заметнее диспропорция полов: по Украине численности мужчин и женщин в возрасте 16 лет и старше в 1989 г. соотносились как 44:56, в выборке (по Кировоградской области) — как 31:69.

Перейдем теперь к методике самого опроса.

Первое, на что следует обратить внимание, — это отношение респондента к опросу и опрашивающему. Потенциальному респонденту могут быть неясны реальные цели анкетирования и причины, по которым он сам попал в выборочную совокупность. Он может опасаться, что его участие в опросе или даваемые им конкретные ответы могут иметь нежелательные последствия лично для него. Эго ведет к намеренному искажению ответов или даже к отказу от анкетирования. Такая реакция достаточно распространена при обследованиях языковой ситуации. Кроме того, индивидуальные характеристики интервьюера (иол, возраст, этническая принадлежность и т.п.) могут осложнить межличностное взаимодействие между ним и респондентом.

Влияние сходных факторов может сказаться и при других методах сбора информации (при наблюдении, устном интервьюировании), но при массовом анкетировании, задача которого — собрать представительную информацию по какому-либо социуму, их учет особенно важен. Если те, кто отказывается сотрудничать с исследователем, и те, кто осознанно идет на искажение информации, отличаются от "правдивых" респондентов какими-либо важными социальными характеристикам, то репрезентативность результатов исследования понижается. Общих рецептов, помогающих уменьшить воздействие этих "возмущающих факторов" на результаты исследования, предложить невозможно. Тут успех во многом определяется тактом интервьюера, его исследовательским и житейским опытом.

Заполнение анкет может проходить двумя способами: анкетируемый либо сам заполняет бланк^[4], либо это делает с его слов интервьюер^[5]. Надо иметь в виду, что при достаточно массовом анкетировании исследователь и интервьюер могут быть разными лицами. В этом случае очень важно, чтобы интервьюер имел специальную подготовку, и его взгляд на изучаемую проблему не отличался от взгляда исследователя. Полезно иметь специальную инструкцию для интервьюера.

При несложно организованных анкетах часто используется один бланк на несколько респондентов, а полученные от них данные заполняются в отдельные колонки. В таких обстоятельствах интервьюер должен быть уверен, что респондент не может видеть ранее собранной информации, поскольку она почти наверняка повлияет на ОГЛАВЛЕНИЕ его собственных ответов. В любом случае необходимо следить, чтобы в анкете отражалась точка зрения самого респондента, чтобы он не имел возможности консультироваться с другими лицами. Если избежать этого не удается, интервьюер должен каким-то образом отмечать неполную достоверность полученной информации.

Иногда к получению информации из вторых рук подталкивает сама анкета в сочетании с выборкой. Для упоминавшейся выше микропереписи 1994 г. респонденты выбирались без учета возраста (что, разумеется, верно, если иметь в виду получение чисто демографической информации), но в результате один из социолингвистически релевантных вопросов (сведения о языках, используемых теми, кто посещает "учебные заведения, дошкольные учреждения") задавался впустую. В 1994 г. в составе этой категории доля посещавших ясли и детские сады составляла 22%; от этого "контингента" (да и от значительной части учащихся начальной школы) трудно ожидать адекватного понимания смысла вопроса об используемых языках, за них неизбежно отвечают родственники, которые в лучшем случае могут иметь по этому поводу лишь субъективное мнение, поскольку обычно не работают в соответствующих учреждениях и не мог>т достоверно знать, на каком языке там происходит общение. Этот же вопрос иллюстрирует и другое методическое упущение: без дополнительных комментариев неясно, что значит "пользоваться языком" в школе: это может быть язык неформального общения школьников друг с другом и (или) педагогами, язык обучения и изучаемый язык. Опубликованные результаты показывают, что для разных пародов этот вопрос понимался по-разиому (Беликов, 1999).

Анкетированием рассмотренного выше типа выясняются мнения о языке и языках, но не сама языковая реальность. А может ли анкета помочь в деле объективного исследования этой самой реальности? Многие специалисты отвечают на этот вопрос отрицательно, поскольку, по их мнению, сама форма анкеты исключает возможность получения объективного материала: ведь мы обращаемся непосредственно к языковому сознанию говорящего и получаем самооценку его речи (или оценку речи других).

И все же некоторые социолингвисты придумывают такие хитроумные анкеты, которые позволяют получать более или менее падежный языковой материал, свидетельствующий о том, как люди используют язык (а не только о том, что они об этом языке думают). Естественно, такие анкеты существенно отличаются от тех, что мы рассматривали выше.

Первое отличие чисто внешнее. Анкеты, нацеленные на выяснение деталей языковой ситуации, похожи на традиционные анкеты социологов; число содержащихся в них вопросов относительно невелико (анкета, посвященная украинско-русскому двуязычию, содержит 22 пункта, причем первые 11, составляя паспортный блок, предназначены для выявления социальных характеристик информантов). В тех анкетах, что предназначены для выявления языкового варьирования, вслед за вопросами паспортного блока идут десятки вопросов, часто однотипно устроенных. В русистике такие анкеты обычно называют вопросниками.

В отличие от большинства чисто социологических анкет, вопросники содержат довольно много — несколько десятков — вопросов. Такой значительный их объем объясняется несколькими причинами. Во-первых, организация распространения и сбора заполненных вопросников — дело трудоемкое, и целесообразно сразу спросить о многом, например, не об одном-двух фонетических вариантах, а об их рядах, сериях, реализующихся в разных контекстных условиях. Во-вторых, данные о случайно выбранных языко-

вых единицах не дают правильного представления о месте этих единиц в системе им подобных. В-третьих, об одном и том же факте надо спросить в разной форме, используя разнообразные приемы (это повышает надежность получаемых ответов): прямой вопрос, предложение выбрать один вариант ответа из многих, заполнить специально сделанные пропуски букв в предложениях, словоформ в парадигмах и т.п.

Покажем это па примере "Вопросника по произношению", составленного М. В. Пановым (Вопросник..., 1960).

"Вопросник" построен по такой схеме: I — социологическая анкета, включающая перечень "лингвистически значимых" социальных признаков (т.е. таких, которые могут влиять на выбор того или иного произносительного варианта): возраст, пол, уровень образования, знание иностранных языков, род занятий (профессия), место рождения и место наиболее длительного жительства и некоторые другие; II — лингвистическая часть, или собственно вопросник, содержащий несколько десятков вопросов о произносительных вариантах, характерных для современного русского литературного языка.

Для того, чтобы проверить устойчивость ответов заполняющего вопросник, об одних и тех же явлениях спрашивается по-разному, например:

(а) "Как Вы произносите: з(ь)верь или з(ъ)верь (зверь)?__________ ";

(б) "Сравните: зверь — звать.

В каком слове Вы произносите "з" мягче: (Подчеркните это слово; если же разницы в произношении "з" нет, то подчеркните оба слова)".

Вопросы (а) и (б) расположены в "Вопроснике" достаточно далеко друг от друга (под номерами 25 и 39 соответственно), так что их влияние друг на друга минимально.

В социолингвистических вопросниках могут использоваться отвлекающие задания. Так, в вопроснике но русской морфологии (Вопросник..., 1963а), авторы которого в методике его составления следовали за "Вопросником по произношению", отвечающего просили заполнять не только те пропуски в тексте, которые интересуют исследователя, но и пропуски, не предполагающие никакой морфологической вариативности:

Мы выпили три стакан... молока и две чашки ча... (варианты возможны только в последней словоформе: чая / чаю, но не в словоформе стакана);

В этом собрани... участвовали представители разных профессий: врачи, фармацевт..., бухгалтер..., учител..., инженер..., кондуктор..., железнодорожник...

(очевидно, что вариативность флексии возможна лишь в некоторых из перечисленных здесь форм множественного числа существительных, включая и такую вариативность, которая запрещается литературной нормой: бухгалтеры/бухгалтера, инженеры /инженера, кондукторы / кондуктора).

В вопросах об акцентных вариантах (типа звонишь/звонишь, два шага / два шага и др.) отвечающий должен был расставить ударения не в отдельных словах, допускающих вариантную акцентовку, а во всех словоформах предложения, так что подлинная цель задания оставалась для него не вполне ясной.

Эти и другие отвлекающие приемы служат большей объективности материала вопросников, уменьшая влияние субъективных намерений информанта.

Как бы тщательно исследователи ни подходили к формулировкам вопросов, часть заполненных анкет может оказаться дефектными. При сплошном обследовании генеральной совокупности в обработку идут все анкеты; так в итоговых материалах переписей появляются данные о не указавших пола, возраста и т.п. При выборочных опросах респондентов немного, и внимательность интервьюера помогает свести число дефектных анкет к минимуму. При заочном анкетировании (когда респондент заполняет анкету самостоятельно) среди возвращенных анкет всегда находятся такие, где не освещены важные для исследования вопросы или содержатся явные противоречия.

В практике социолингвистических опросов нередки случаи, когда в одном пункте анкеты респондент отмечает, что не владеет языком А, а в другом — что предпочитает читать на нем книги, или сообщает, что получил среднее образование на языке А, хотя известно, что этот язык перестал использоваться как язык обучения в год рождения респондента. Если анкетирование производится интервьюером, то такие недостатки находятся на его совести¹, но при массовых опросах они неизбежны. При хорошо организованном анкетировании это принимается во внимание заранее: в упомянутом выше обследовании сибирских народов специально опрашивали такое количество респондентов, которое "несколько превышаю нужное для выборки число, чем обеспечивалась возможность выбраковки дефектного анкетного материала" (Аврорин, 1975, с. 254).

Если доля выявленных в ходе первичной обработки дефектных анкет достаточно высока, уже нельзя ограничиваться выбраковкой отдельных анкет, под вопросом оказывается достоверность всего обследования в целом, и следует искать серьезный методический порок либо в формулировках вопросов, либо в порядке анкетирования.

В некоторых случаях дефектность определенного процента анкет неизбежна; так обстоит дело, если респондент по каким-либо пунктам не может дать объективной информации. Это особенно характерно для опросов, выявляющих языковую вариативность, поскольку не каждый человек обращает внимание на собственную речь, "слышит" свое произношение. Чтобы сразу выявить таких "неподходящих" информантов, в анкеты включаются специальные контрольные вопросы.

Так, большая часть пунктов "Вопросника по произношению" предполагала реальную возможность выбора того или иного фонетического варианта, но начинался вопросник несколькими контрольными вопросами, на которые возможен только один правильный ответ, подтверждающий соответствие произносительных навыков респондента современной литературной норме; например:

— Мягко или твердо Вы произносите звук "с" в слове трость?

Мягко. Твердо. (Нужное подчеркните);

— Какой гласный в Вашем произношении больше похож на "а": в первом слоге слова ходить или в первом слоге слова ходуном? (подчеркните то слово, где первый гласный больше похож на "а");

— Что Вы произносите на месте предлога "С" в сочетаниях с Женей, с жаром ?

— Как Вы произносите (подчеркните): пОшел или пАшел?

тОпор или тАпор? пОром (на реке) или пАром? рОссказ или рАссказ?

Цель контрольных вопросов — проверить, правильно ли оценивает собственную речь говорящий и не является ли он носителем диалектных речевых черт. Если человек, заполняющий вопросник, давал такие ответы: мягко произношу "с" в слове трость, в произношении слова ходить первый гласный больше похож на "а", чем в слове ходуном, в сочетаниях с Женей и с жаром произношу "ж" или "з" и, наконец, в последнем перечне отвечающий подчеркивал слова в правой колонке, — то его ответы на остальные пункты вопросника использовались для дальнейшего анализа. Иные ответы свидетельствуют о том, что человек "не слышит" своей речи или же для него характерны такие речевые особенности, которые не являются литературными (например, оканье: пОшел, тОпор и т.н.). Ответы таких информантов к анализу нс привлекались, выбраковывались из общей массы заполненных вопросников.

Как инструмент получения социолингвистического материала вопросники описанного типа таят в себе "психологическую опасность": ответы на содержащиеся в них вопросы могут отражать не социальные различия носителей языка, а разницу в их психологии. Одни легко контролируют свою речь и поэтому отвечают в близком соответствии с тем, как они действительно используют язык; других, напротив, сама форма вопросника повергает в недоумение, и смещение ответов в этом случае неизбежно; третьи стараются отвечать не так, как они говорят, а как "правильно", "лучше" и т.д.

Психологическая опасность в значительной мере устраняется гибкой методикой составления вопросников (формулирование вопросов, их порядок, система "перекрестных", контрольных, отвлекающих вопросов и т.д.) и при условии большого числа опрошенных: массовый характер ответов как бы усредняет расхождения, обусловленные психологическими различиями информантов.

Однако надо признать, что при всей изощренности методики, с помощью которой составляются социолингвистические анкеты и вопросники, вероятность того, что ученые получают данные лишь о мнениях информантов но поводу их собственных речевых привычек (а не о реальном соотношении тех или иных языковых вариантов), сохраняется.

Уменьшить эту вероятность помогают тесты.