Аналогия с Великой депрессией
При обсуждении сегодняшнего экономического кризиса, как правило, проводятся аналогии с Великой депрессией. В своем последнем отчете "Перспективы мировой экономики" МВФ детально исследует эту аналогию не только со стороны потери финансового доверия, но также быстрого спада в глобальной торговле и промышленной активности. В общем, история, больше чем экономическая теория, дает указания к интерпретации совсем неожиданных и, по существу, непредсказуемых событий.
Почти каждое сегодняшнее проведение аналогий с депрессией начинается с 1929 г. как точки отсчета. Однако в Великой депрессии проявились две совершенно разные патологии; каждая требует различных диагнозов и различного лечения.
Первая и наиболее знаменитая патология заключалась, в обвале фондового рынка в октябре 1929 г. в США. Ни в какой другой стране не было паники на фондовом рынке такого масштаба, отчасти ввиду того, что ни в какой другой стране не наблюдался такой эйфорический взлет биржевых курсов, которые затянули большое количество американцев очень разных слоев в финансовые спекуляции.
Вторая патология заключалась в решительном движении от глубокой депрессии к Великой депрессии. Летом 1931 г. из Центральной Европы прокатилась волна паники среди банков, которая распространила финансовую болезнь в Великобританию, далее в США и Францию, и в итоге по всему миру.
Паника 1929 г. доминировала во всех анализах депрессии по двум особенным причинам. Во-первых, никто не мог удовлетворительно объяснить крах рынка в октябре 1929 г., основываясь на разумных доводах, когда участники рынка реагируют на новости определенного типа. Таким образом, этот обвал представляет интеллектуальную головоломку, и экономисты могут создавать себе имя, пытаясь найти все новые обоснования.
Некоторые делают вывод, что рынки просто иррациональны. Другие стараются создать сложные модели, согласно которым инвесторы, должно быть, предвидели депрессию или учитывали вероятность введения протекционистских мер в других странах в ответ на закон США о тарифах, несмотря на то что законодательство США еще не было завершено.
Вторая причина, по которой 1929 г. обрел популярность среди академических и политических комментаторов, заключается в том, что он дает четкий мотив для принятия особых политических мер. Кейнсианцы смогли продемонстрировать, что финансовый стимул может стабилизировать ожидания рынка, и, таким образом, предоставить общую основу доверия. Монетаристы выдвигают альтернативную параллельную версию того, как стабильный финансовый рост позволяет избежать радикальных пертурбаций.
У обвала 1929 г. не было очевидной причины, однако было два очень приемлемых решения. Европейская банковская катастрофа 1931 г. была совсем другой. Вряд ли получится снискать академические лавры, отыскав инновационные обоснования его причин: крах был вызван финансовой слабостью в странах, в которых плохая политика привела к гиперинфляции, разрушившей балансовые отчеты банков. Присущая им уязвимость привела к усиленной незащищенности от политических потрясений, поэтому даже споров по поводу таможенного союза центральной Европы и обсуждения военных репараций стало достаточно для разрушения карточного домика.
Однако возместить убытки было непросто. В отличие от 1929 г., не было (и нет) очевидных макроэкономических ответов на финансовые потрясения.
Некоторые известные макроэкономисты, в том числе Лари Саммерс, сегодняшний экономический советник администрации Обамы, попытались преуменьшить роль нестабильности финансового сектора как причины депрессии. Ответы, если они есть, кроются в медленной и болезненной очистке балансовых отчетов, а также микроэкономической реструктуризации, которая не может просто навязываться сверху всезнающим планировщиком, а требует от бизнеса и отдельных людей изменения их взглядов и поведения. Улучшение регулирования и надзора, что является хорошей идеей, больше подходит для предотвращения кризисов в будущем, чем для борьбы с последствиями катастрофы, которая уже произошла.
В результате продолжительных обсуждений кризиса 1929 г. в академической среде и в среде общественности люди стали ожидать простых ответов. Однако крах "Lehman Brothers" в сентябре 2008 г. был похож на события 1931 г., сильно напоминая о мире депрессивной экономики. Падения австрийского и немецкого банков не смогли бы перетащить весь мир из рецессии в депрессию, если бы эти страны были просто изолированными или замкнутыми экономиками. Они построили свои экономики на заемных средствах – главным образом из США – во второй половине 1920-х гг.
Эта зависимость аналогична тому, как деньги из развивающихся экономик, в основном, из Азии, потекли в США в 2000-х гг., когда видимое экономическое чудо основывалось на желании Китая кредитовать. Банковский крах 1931 г., а также в сентябре 2008 г., подорвали доверие международных кредиторов: тогда в США, сейчас в Китае.
Оба урока – о медлительности и болезненности реконструкции банков, а также зависимости от крупных внешних поставщиков капитала – неприятны. Долгое время было значительно проще повторять успокоительную мантру, которую мировое сообщество коллективно освоило для избегания краха, наподобие 1929 г., что центральные банки мира ясно продемонстрировали в 1987 или 2001 гг.
Правительства, несомненно, заслуживают похвалу за стабилизацию ожиданий, и, таким образом, предотвращение дальнейшего углубления кризиса. Однако правительственные чиновники нас обманывают, когда утверждают о простоте, если не занимаются упрощенчеством, говоря о политических предложениях, как основе надежды на то, что мы сможем не допустить долгого периода тяжелой экономической перестройки.
Джеймс Гарольд. Project Syndicate, США
Источник: ИноСМИ. 2009. 14 мая.
А. Л. Кудрин в своей работе выделяет микроэкономические факторы, которые способствовали наступлению кризиса сначала в США, а затем и во всем мире. Во-первых, он отмечает развитие новых финансовых инструментов, главным образом структурированных производных облигаций (облигации, позволяющие снизить риски за счет их распределения между инвесторами и обеспечения правильной оценки). Во-вторых, по мнению Кудрина, усилившаяся асимметрия информации послужила причиной того, что кредитные организации не могли выявлять потенциально неплатежеспособных заемщиков[1]. Эти факторы привели лишь к увеличению рисков на финансовом рынке США.
В работах другого экономиста – А. Несветайловой, посвященных исследованию причин мирового финансового кризиса, также выделяется ряд микроэкономических факторов и процессов, которые способствовали возникновению и развитию кризиса. Автор приводит классификацию существующих взглядов на природу мирового кризиса XXI в., в которой выделяет три группы[2]. К первой относятся теории и мнения о глобальных дисбалансах, а точнее о структурных причинах кризиса. Вторая группа содержит причины промышленного, рыночного и политического характера. Из данной группы экономистами чаще всего упоминается секьюритизация и ресекьюритизация, наряду с ошибками и провалами финансового менеджмента в качестве основополагающих причин экономического спада и краха кредитного рынка. Несветайлова в наибольшей степени поддерживает третью группу факторов – поведенческие причины кризиса. По ее мнению, недостаток профессионализма и некомпетентность, а также возрастающее оппортунистическое поведение (моральный риск, неблагоприятный отбор) создали условия, при которых финансовые институты выдавали кредиты потенциально ненадежным заемщикам[3]. Более того, автор подчеркивает, что общей для всех трех групп причин мирового финансового кризиса является признание финансовых инноваций виновником кризиса.
Существующие теории циклического характера экономического развития показывают невозможность выделения единственной теории, которую бы поддержали все экономисты, поскольку в рамках различных экономических школ происходит собственная трактовка циклических колебаний в экономике. Другой важный вывод состоит в том, что экономистам важно уделять внимание и изучать экономические циклы в разрезе микроуровня экономики. Микроэкономические факторы и процессы могут служить причиной достаточно сильных изменений в экономике в целом. Ряд современных экономистов придерживаются мнения, что именно определенные процессы микроуровня привели к возникновению кредитного, а затем и экономического кризиса в 2008–2009 гг.