Актуализация темы смерти

В русском летописании XVI в. особым психологизмом отличается "Повесть о болезни и смерти Василия III", созданная, как полагают ученые, в 1534 г., т.е. вскоре после описанных в ней событий. Автор рассказа – очевидец последних дней великого князя – подробно описывает причину и течение болезни, как "мала болячка" размером с булавочную головку привела к заражению крови. Ни лекарства, ни молитвы не могли спасти князя от смерти, подступившей внезапно, когда Василий III (1479–1533) находился в зените славы и расцвете сил.

При всей степенности, средневековой "церемониальности" в развитии темы ухода человека из жизни князь осознает, что болезнь неизлечима, долго и мучительно страдает, перед смертью наставляет бояр и прощается с близкими людьми, совершает покаяние и постригается в монахи – "Повесть" передает и те реалии, которые не укладываются в рамки бытового и литературного этикета. Трепетная любовь умирающего князя к сыну, рождения которого он так долго ждал, проявилась в том, что, оберегая трехлетнего ребенка, Василий III готов нарушить традицию и отказаться от прощания с ним. "Не хочю послати по сына своего великого князя Иванна, понеже сынъ мой мал, аз лежю в великой своей немощи, и нѣчто бы от меня не дрогнул сынъ мой", – говорит он боярам, а няньку Аграфену заклинает ни на пядь не отходить от ребенка.

Долгое время Василий III скрывал от молодой жены, Елены Глинской, серьезность заболевания; умирая, стремился успокоить ее, бьющуюся в рыданиях, уверяя, что боль отступила, что ему стало легче. Психологически убедительно раскрыта тема последнего разговора Василия III с братом, когда они вспоминают о том, как уходил из жизни их отец Иван III и "немощь его томила день и нощь". Автор не смог остаться безучастным к изображаемому, ему все это "жалосно же бѣ тогда видѣти". Силу народного горя он передает немногословно, но художественно выразительно: "...бысть слез и рыдания от народа, якоже и звону в колоколы не слышать, якоже земли востонати".

Природа выступает в "Повести" в религиозно-символической функции, сигнализируя о том, что "быти во царствѣ премѣнению некоему". Тревожные предчувствия рождают такие природные явления, как "гибель" (затмение) солнца, небывалая засуха и пожары, окутавшие землю курящимся дымом, хотя в начале произведения ничто не предвещает трагедии: Василий III празднует победу над крымскими татарами. Багровая болячка, появившаяся на теле князя, охотившегося в окрестностях Волоколамска, пока не внушает опасений: она мала и не гноится; однако вскоре Василий III уже не может сидеть на коне, с трудом доходит до бани, ест в постели, "вкушаше мало".

Автор "Повести" предельно внимателен к укладу жизни князя и деталям быта, способам лечения и развитию болезни, тому, как она истощает силы человека, обезображивает его тело. Врачи прикладывают к больному месту пшеничную муку с пресным медом и печеный лук; хотя болячка не увеличивается в размерах, по из нее идет гной "помалу и поелику болши, яко до полу таза и по тазу". На смертельный характер болезни указывает знамение, которое видят по всей Русской земле: "...с небеси спадоша множество звѣздъ, яко велие градовые или дождевыя тучи проливахуся на землю..." Символический характер имеет сцена, когда под повозкой, на которой в Москву везут обессилевшего князя, обломился новый мост.

Публицистическую заостренность приобретают сцены, связанные с пострижением умирающего Василия III, чему противятся брат князя, Андрей Иванович, и бояре. Митрополиту Даниилу приходится прибегнуть не только к убеждению через иносказание ("сосуд сребрян добро, а позлащен – и того лучши"), но и к прямой угрозе в адрес Андрея Старицкого ("Азъ тебя нс благословляю ни в сѣй век, ни в будущий", а князя великого "тебѣ у мене не отнята"). Как в житии святого, после смерти лицо московского самодержца "просветися... аки свѣтъ, и бысть бѣл, аки снег", "от раны духа не бысть, и исполнися храмъ той и благоухание".

Тонкий психологизм и художественное совершенство "Повести о болезни и смерти Василия III" не оставили равнодушными потомков. В середине XVI в. "Повесть" была включена митрополитом Макарием в Великие минеи четии (возможно, как материал к будущему житию князя), читалась в составе "Степенной книги". В. Ф. Панова на основе произведения о гибели князя Василия III создала историческую повесть "Кто умирает", вошедшую в ее цикл исторической прозы "Лики на заре" (1969).

* * *

Хроника болезни и смерти Василия III могла служить своеобразной иллюстрацией к переводному сочинению "Прение Живота и Смерти" о бренности человеческой жизни и необходимости покаяния ради спасения души. Перевод с немецкого оригинала был выполнен в конце XV в. Бартоломеем Готаном, служившим при дворе новгородского архиепископа Геннадия – сторонника крайних мер в борьбе с еретиками, выражавшими сомнение в существовании загробной жизни. Это произведение стало популярным в иосифлянской среде, где защищался принцип незыблемости института монашества и осуждались книги "неполезного", беллетристического содержания. На протяжении XVI в. писателями-иосифлянами было создано несколько редакций "Прения".

Изначально сочинение имело диалогическую форму, что, безусловно, драматизировало повествование. По содержанию произведение – больше разговор, чем спор Человека со Смертью. Человек просит Смерть повременить с его "восхищением", чтобы он смог "покаатися" и жизнь "добре управити", однако Смерть неумолима. Она поучает Человека, напоминая ему, что надо каяться и молиться "на всяк час", в любое время быть готовым к ее приходу.

Интересны портретные зарисовки героев "Прения". Аллегорический образ Живота (Жизни), или безликий образ Человека, обрел в четвертой редакции русской версии облик "воина удалца", напоминающего былинного богатыря, который "ѣздяше по нолю чистому и по роздолию высокому" и "в ратном дѣле многия полки побивал". Вид Смерти, красочные детали описания которой заимствованы из "Жития Василия Нового", устрашил даже бывалого воина: имея человеческий облик, она вела себя по-звериному, "яко лев ревый". Ужас внушало ее оружие: меч, ножи, пилы, топоры, серпы и другие неизвестные предметы, которыми она "вершила свои злодеяния". Воин сумел подавить страх и бросил вызов Смерти: "Отиди от мене прочь, доколе тя не потну мечем моимъ".

В словесном поединке Смерть убеждает воина в ее власти над родом человеческим ("Аз есмь не силна, ни хороша, ни красна, толке силных и красных побираю"), гордо перечисляя свои победы над великими людьми – от библейского богатыря Самсона до легендарного полководца древности Александра Македонского. Человек, вынужденный признать се правоту, умоляет "госпожу Смерть" о благосклонности – ему необходимо время для покаяния, однако "Смерть-злодейка" не дает ему отсрочки. В "Прении" меняется не только обращение Человека к Смерти, но и психологическое состояние воина: сначала он отважен и уверен в своих силах, в конце – "рыдает", "стенает в сердечной тоске", "плачет взахлеб", "произносит жалобные слова". С натуралистическими подробностями передана картина ухода Человека из жизни, когда Смерть терзает тело очередной жертвы: отсекает конечности, дробит на части, вырывает ногти, отрубает голову. Возносящаяся к небу душа, оглянувшись, видит внизу омерзительную человеческую плоть, от которой исходит ужасный смрад, "я коже кто ис себе выпустил кал".

Популярная в европейском Средневековье тема "стязания Живота со Смертью" в древнерусской литературе обрела новые черты. Стихотворная форма оригинала сменилась прозаической, неопределенные образы - конкретными, узнаваемыми; диалогический "средник" оказался вписан в повествовательную "раму". Кроме того, в произведении была усилена мысль о равенстве всех людей, богатых и бедных, перед Смертью. Число доводов Смерти в споре с воином, как и его размышления перед лицом неотвратимого конца, варьировались, увеличиваясь от редакции к редакции.