Актуализация социальных проблем в журналистике
СМИ играют исключительную роль в процессе осознания человеком индивидуальных проблем как общих для социума или группы, осознания их самим обществом. Но они также имеют возможность конструировать социальные проблемы для общества. "Большая часть социальных проблем не касается большинства граждан, вследствие этого при формировании общественного мнения роль ключевых элит и средств массовой коммуникации в распространении идей и “фактов” часто является решающей"[1]. В СМИ происходят обсуждение, отбор, определение, формулировка, драматизация, оформление и представление общественности социальных проблем[2].
Исследователи социальных проблем фиксируют в них объективный и субъективный компоненты. Объективно существует условие, которое осознается значительной группой людей как отклонение от важной для них социальной нормы, но при этом объективного условия недостаточно: нужно, чтобы люди осознали существование проблемы. Такому осознанию способствуют СМИ. Определяющей в понятии "социальная проблема" для СМИ становится формулировка исходного конфликта, фиксация проблемы в ее развитии. Наличие конфликта как проблемы предполагает дискуссионность, требует выработки коллективных действий по изменению положения дел. Эти универсальные составляющие социальной проблемы также в большей или меньшей степени находят отражение в СМИ. Именно целенаправленность (или завершенность) процесса отражения проблемы в СМИ является значимой при его оценке, которая предусматривает не тематический, а функциональный аспект.
Большой общественный резонанс вызывают материалы о семейном насилии над детьми. Десятки материалов посвящены описаниям побоев, истязаний, следствию, судебным разбирательствам и оценке наказания виновникам. Однако профилактическое вмешательство социальных служб в дела семьи, как правило, встречает негативную оценку общественности и журналистов. Создается впечатление, что решением проблемы является именно неотвратимость и суровость наказания, а потому при освещении конкретного конфликта информация о свершившемся наказании снимает проблему. Редко акцент делается на то, что насилие традиционно считается инструментом воспитания и не воспринимается ни родителями, ни самими детьми, ни обществом как преступление.
Руководитель некоммерческой организации "Студио-Диалог" О. Суворова, выступая 3 апреля 2006 г. на Московском Гражданском форуме, отметила: "Важно не просто информировать читателей и зрителей, а стараться вовлечь их в возможность решения проблемы. Люди отмахиваются от всего, что вызывает ужас и невозможность повлиять на ситуацию, но проявляют позитивный интерес к информации, если видят, что можно что-то сделать для выхода из нее. Когда около 30 лет тому назад в США журналисты в содружестве с общественными организациями начали рассказывать о порочности системы интернатов для детей-инвалидов, общество стало искать альтернативные варианты. Сегодня таких интернатов там почти не осталось"[3].
Часто СМИ используют драматизацию для актуализации проблемы: этот прием помогает привлечь внимание людей, получить конструктивный отклик, но при освещении длительно существующей проблемы может приводить к ее гиперболизации, к поиску ее побочных аспектов. Правильная формулировка проблемы способствует позитивному результату социальных публикаций, их действенности, но и наоборот – неверно расставленные акценты могут увести общество от конструктивных решений, а иногда провоцировать агрессию, усугублять неблагоприятную ситуацию.
В феврале 2012 г. в ряде российских СМИ прошла информация о том, что депутат муниципального собрания Гааги Хасан Кучук, турок по происхождению, выступил с инициативной запретить гражданам держать собак. Новость распространялась под заголовком "Голландские мусульмане требуют запретить собак". В развитие исходной новости приводились примеры аналогичных требований со стороны мусульман в Испании и враждебного отношения к собакам у таксистов-мусульман в Великобритании. У читателей напрашивался естественный вывод: вот она – война культур, вот последствия пресловутой толерантности европейцев. Анализируя этот пример, директор Центра изучения проблем гражданства и идентичности Института философии РАН В. Малахов призывает внимательно изучить факты. Во-первых, г-н Кучук выступил со своим экзотическим заявлением в контексте обсуждения гуманизации законодательства в отношении нрав животных, во-вторых, он говорил от своего имени, а не от имени "голландских мусульман", в-третьих, нелепость его предложения была столь очевидной, что он сам от него позднее отказался. Тем не менее российские агентства, подхватившие новость, об этом не упомянули. Что касается приведенных в дополнение примеров, то они относились к 2010 г., являлись единичными эксцессами, на которые общество быстро и трезво отреагировало, а виновные британские таксисты были оштрафованы. Однако российские журналисты фактически представили дело в русле актуальных антимусульманских фобий. Функциональный вектор таких публикаций направлен совсем не на гражданское согласие в полиэтническом обществе[4].
Под социальным действием в нашем контексте понимается деятельностная реакция (в том числе пролонгированная) на информацию, выраженная в изменении отношения, мнения, поведения адресата или совершении им конкретного поступка. Позитивность социальных материалов понимается как видение пути преодоления проблемной ситуации, осознание мотивов и возможностей движения к результату: позитивной оказывается не информация, а именно социальное действие как ее результат. Социальное действие может быть значительно растянуто во времени, выражено в различной форме, но его направление будет мотивировано информацией. Как отмечает В. З. Коган, "будучи получена по индивидуальному адресу, информация изменяет в ту или другую сторону мнение индивидуума и через него – общественное мнение. Причем на первых порах это влияние может быть практически неощутимым, процесс идет подспудно, путем количественного накопления. Но затем... процесс количественного накопления уступает место качественным изменениям"[5]. Таким образом, функциональная специфика социальной проблематики предполагает прогнозирование социального действия публикации, соотносимого с функциональным вектором социальной сферы.
При подаче материала очень важным является социальный ракурс. Социальный ракурс означает интерес к человеку, его жизни, безопасности, здоровью, а следовательно, предусматривает информацию, которой человек может воспользоваться для принятия решений и которая поможет ему не совершить ошибки или сделать правильный выбор или даже выжить. Таким образом, социальный ракурс предполагает активную роль человека в происходящем и, соответственно, отношение к нему как к субъекту действия. На практике социальный ракурс реализуется посредством персонификации – освещения события, явления, проблемы через конкретную человеческую историю. Этот прием обеспечивает эмоциональное воздействие и является сильным аргументом в материалах социальной проблематики.
Персонификация способствует привлечению внимания к проблеме, усиливает эмоциональную вовлеченность аудитории, поскольку позволяет представить ситуацию не отвлеченно (через цифры, сухие описания событий, обтекаемые комментарии чиновников), а конкретно, наглядно, эмоционально. Можно опубликовать статистику детского травматизма на дорогах и выслушать инспектора ГИБДД, а можно показать перекресток без светофора, сказать, что за последнюю неделю здесь попали под машины трое детей, и заглянуть в отделение реанимации, где находится один из пострадавших. Молено рассказывать, какое количество приютов действует в городе, а можно попытаться пристроить беспризорника в один из таких приютов. Квадратные метры жилья воспринимаются только через историю конкретного новоселья, а отчеты о работе городского транспорта – через ожидание на остановке.
Персонификация способствует идентификации человека с героем публикации ("что, если бы я был на его месте"), а, следовательно, более глубокому пониманию проблемы и восприятию моделей поведения. Познакомившись с чужой историей защиты прав (трудовых, потребителя, жильца многоквартирного дома, пассажира или туриста), преодоления болезни, борьбы с мошенниками или хулиганами, читатель, слушатель, зритель может выстраивать собственные варианты решения проблемы, основываясь на конкретных впечатлениях, деталях, нюансах, заметных только "изнутри". Таким образом, персонификация – это не только способ пробудить сочувствие и соучастие, и посредством этого привлечь внимание общества и властей к проблеме, но и возможность проследить и проанализировать естественно возникающие индивидуальные пути решения, выхода, которые могут быть взяты только из жизни, а не придуманы, к примеру, для телевизионного шоу.
Персонификация может быть тестом – как для слухов, так и для официальной информации. Рассмотрим такой случай. Указом президента Д. А. Медведева от мая 2008 г. предписывалось до 1 мая 2010 г. завершить обеспечение жильем нуждающихся и ставших на учет до марта 2005 г. ветеранов Великой Отечественной войны, членов семей погибших (умерших) инвалидов и участников войны, имеющих право на соответствующую социальную поддержку, согласно Закону "О ветеранах". В поручении правительству был обозначен двухмесячный срок для разработки и внесения в Государственную Думу проекта соответствующего закона. В июле Государственная Дума, Совет Федерации приняли решения о внесении необходимых изменений в законодательство о ветеранах, и президент его подписал. Телевизионные каналы фиксировали все этапы процесса прохождения этого решения и параллельно сразу включились в разработку темы. Уже 17 марта 2008 г. программа "Время" показала сюжет о ветеране из Новочеркасска, который в свои 83 года живет в ужасных условиях, в доме без воды, с уличным туалетом, летним душем и стоит 1587-м в очереди на жилье, а программа "Вести" 16 мая 2008 г. сообщила, что на Южном Урале 92-летнего ветерана двух войн не ставят в очередь на получение жилья. Таких историй в течение двух лет в эфире появилось немало: они не только постоянно напоминали о сроках выполнения обещаний, но и отмечали другие нарушения закона, выявляли несправедливо забытых людей и главное – помогали скорректировать первоначальные решения. Так, обнаружилось, что декларации "Ни один ветеран не останется без квартиры", "Все ветераны получат жилье" существенно расходились с реальностью.
Вместе с тем персонификация всегда обнаруживает субъективное впечатление, суждение, мнение, отношение. Простая сумма таких субъективных "отражений" проблемы не способствует ее пониманию, хотя и является неотъемлемой составляющей журналистского исследования. Поверхностный подход к социальному ракурсу может способствовать распространению слухов, упрощению проблемы, а иногда этот прием становится элементом манипуляции мнением аудитории. Так, в период обсуждения в Государственной Думе РФ законопроекта о льготных выплатах, или о монетизации льгот, разные СМИ демонстрировали противоположные мнения людей: в одних изданиях и на государственных телеканалах пенсионеры поддерживали замену льгот денежными выплатами, в других – протестовали. Сложность использования социального ракурса заключается в том, что в нем обнаруживаются разные мнения и позиции, он требует от журналиста грамотной работы с источниками информации, оценки и сопоставления сведений из разных источников.
Иногда персонификация является настолько сильным выразительным средством, что может кардинально изменить смысл материала, особенно, когда речь идет о телевизионной программе. В 2011 г. на канале "РЕН-ТВ" появилась программа "Мошенники", которая, по идее авторов, раскрывает технологии аферистов и направлена на предостережение наивных зрителей, т.е. в доступной форме говорит об индивидуальной ответственности за личную безопасность. Ведущие Настя, Стася, Александр и Сергей совершают преступления в общественных местах, снимают все на скрытые камеры и позже в студии анализируют поведение "жертв" и дают советы, как не стать простофилей. Однако обаятельные мошенники всегда выигрывают, прежде чем выступить в роли экспертов, и делают это так остроумно, что затеянная игра, скорее, привлечет потенциальных преступников, чем предостережет простодушную публику.
Коммуникативные аспекты социальных публикаций в большой мере определяют их функциональность. Сегодня, как отмечает Н. Назаров, потребление информации превращается в ритуал, не предполагающий какого бы то ни было социального действия. Не воспринятая аудиторией, она становится неким шумовым информационным фоном[6]. Однако следует помнить, что "вопросы никогда не задаются ради них самих; они возникают вместе с заинтересованностью в том, чтобы получить некое руководство к действию"[7]. Ритуальное потребление противоречит самой сути социальной информации как ресурса социальной сферы, функциональный вектор которой обусловливает движение от коммуникации к действию.
Высокий уровень персонификации социальной информации обусловливает и особые требования к журналистам, которые работают с социальной проблематикой. Особое отношение зрителей к тем, кто говорит с ними о наболевшем, естественно: психологи давно отмечали, что доверие аудитория испытывает к источнику, который или воспринимается как "свой", или является авторитетом[8]. Элитарность журналиста, который работает с социальными темами, невозможна по определению, что неоднократно находило подтверждение в практике СМИ.
Идеологию, которая представляется наиболее продуктивной для социальной проблематики, И. М. Дзялошинский определяет как "соратничество" – журналист находится внутри аудитории, отвоевывает ее интересы. Такая идеология особенно отчетливо проявляется в региональной журналистике и опирается на теорию "малых дел"[9]. Некоторые исследователи считают, что такая позиция может обернуться мелкотемьем и популизмом, а уменьшение дистанции между коммуникатором и аудиторией, безоговорочное доверие зрителя к журналисту в любой момент может привести к манипуляции сознанием людей, так как мнение человека на экране становится более значимым, чем факт. Однако серия экспертных интервью, проведенных Р. Г. Иванян, демонстрирует, что критериями профессиональной деятельности в журналистике социального направления являются: статус "защитника" интересов граждан, высокий уровень социальной ответственности, неравнодушие, альтруизм, толерантность[10]. Теория "малых дел" проявляется в оказании практической помощи реальным людям. Это не означает, что журналист выполняет некую обслуживающую функцию, подменяя собой работу ЖЭКов и социальных служб: естественная, нормальная функция массмедиа заключается в том, чтобы синхронизировать информационную картину бытия больших групп населения, обеспечивая более или менее одинаковое понимание происходящих событий и возможность принятия решений. Именно в рамках социальной ответственности журналиста может происходить адекватный времени и реальности отбор информации. Идеология "соратничества" при этом помогает достигать реальных практических результатов, которые в свою очередь становятся частью социального информационного поля.
Профессиональная идеология журналистов, работающих в социальной проблематике, получила название "социальная журналистика". Возникшее в русле тематического направления, сегодня это понятие трактуется как противовес журналистике коммерческих СМИ. Оно более актуально в контексте сохранения социальных функций прессы, чем в связи с освещением конкретных социальных тем, а потому сопряжено с иным понятием – "журналистика соучастия". Функции такой журналистики, как настаивают ее исследователи, соотносятся с позитивной функциональностью. Она должна давать полную и постоянную информацию о состоянии социальной сферы и помогать жить в меняющемся мире: оказывать помощь в конкретной ситуации, информировать о прецедентах решения проблем, стимулировать жизненную активность, искать пути решения проблем, участвовать в формировании и осуществлении социальной политики, подвергать общественной экспертизе законопроекты, следить за функционированием социальных институтов, поддерживать равновесие интересов в обществе, вырабатывать общую позицию, снимать социальную напряженность, давать нравственную оценку событиям, ставить интересы идеи гуманизма и добра выше ситуативных интересов отдельных групп[11].