Виртуальный мир и распад идентичности
Энтони Гидденс и Зигмунт Бауман принадлежат к числу пессимистов. Они утверждают, что мы живем в эпоху кризиса идентичности: виртуальный мир средств массовой информации разрушает "связь времен", навязывая человеку сенсации сегодняшнего дня, заставляя забыть о прошлом и не думать о будущем. Человек информационного общества погружается в виртуальную реальность, словно в наркотическую нирвану: он бежит от скуки повседневности к экрану телевизора или монитору компьютера, набирая номер телефона или погружаясь в Интернет, забываясь в видеоиграх или листая картинки модных журналов.
Биографическая справка
Зигмунт Бауман (р. 1925), польский и английский социолог, известен благодаря своим исследованиям постмодернизма. В сферу его научных интересов входят глобализация, антиглобализм, модерн, постмодерн. Бауман закончил философский факультет Варшавского университета, где среди его учителей были ведущие социальные философы Польши Станислав Оссовский и Юлиан Хохфельд. С 1954 по 1968 г. Бауман преподавал в Варшавском университете. В 1968 г. он эмигрировал в Израиль и некоторое время преподавал в Университете Тель-Авива, затем переехал в Великобританию и с 1971 по 1990 г. был профессором социологии в Университете Лидса. Работая в Великобритании, Бауман уже в качестве мыслителя-постмодерниста обрел мировое признание, оказывая значительное влияние на разнообразных авторов – от новых левых до либералов. С конца 1990-х гг. он является одним из признанных теоретиков альтерглобалистского движения. Его основные сочинения: "Мыслить социологически" (1990), "Глобализация. Последствия для человека и общества" (1998), "Текучая современность" (2000) и др.
Человек перестал участвовать в том, что делает; он эмоционально живет как бы в другом измерении, ведь тот, кто смотрит на телеэкран или участвует в интерактивных опросах, или звонит по сотовому телефону, или играет в компьютерные игры, – не живет, он ушел в иной мир. Это особое состояние, отличное от жизни и от смерти – состояние виртуального Зазеркалья.
Из первоисточника
"Интересно было бы подсчитать, сколько часов в день мы отсутствуем в реальной действительности и сколько времени пребываем в Зазеркалье. Ручаюсь, что все измерительные приборы зафиксируют наше отсутствие (“Абонент недоступен в данный момент!”), и нам трудненько будет разубедить их. Люди, критикующие индустрию развлечений, имеют дома телевизоры. Люди, осуждающие общество потребления, имеют карточки “Visa”. Ситуация необратима. Она не меняется со времен Паскаля: человек продолжает спасаться от страха смерти в развлечениях. Просто оно, развлечение, стало таким всемогущим, что заменило самого Бога"[1].
Необязательность, случайность, эпизодичность и дискретность отношений, которые складываются в виртуальном мире, человек начал переносить на личные отношения между людьми в мире реальном. Так информационная эпоха постепенно превратилась в мир "чистых отношений", в которые вступают ради них самих: ради того, что каждый может из них извлечь, – и потому они могут быть прекращены более или менее произвольно любым из партнеров в любой момент. Как подчеркивает Гидденс, невозможно навязать идентичность отношениям, которые сами "развязаны"[2]. На смену индустриальному миру, сконструированному из прочных долговременных объектов, приходят дешевые изделия, спланированные для краткосрочного использования. Приобщая человека к наркотику под названием "новинка", информационное общество искусственно стимулирует спрос: каждая Вперед "новинка" обращает предыдущую в бросовое старье. "Приготовься хотеть!" – вот самый яркий рекламный плакат потребительского общества и одновременно самый откровенный из всех. В таком мире и сам человек убежден, что разные идентичности можно при необходимости принимать и сбрасывать, как при смене наряда[3].
Мнение эксперта
Ключевыми в отношении человеческой идентичности в эпоху постмодерна Зигмунт Бауман считает слова "вторичное использование". Когда-то материальным носителем модерна была фотобумага: желтые страницы распухавших семейных альбомов отражали медленное приращение необратимых и неизгладимых событий становления идентичности. В информационном обществе носителем постмодерна стала видеокассета с магнитной лентой, записи на которой можно стирать и перезаписывать. Кассета не рассчитана на то, чтобы хранить что-нибудь вечно, – она несет в себе идею трансформации: любое событие в мире достойно внимания лишь до тех пор, пока не попадется на глаза Вперед достопримечательность. Если в прежние времена главной заботой в связи с идентичностью была забота о долговечности, то сегодня заботятся о том, как уклониться от обязанностей. Если модерн строился из бетона и стали, то постмодерн возводится из вырожденной органики – пластмассы[4].
Понятие "идентичность" отражает некоторую проблему самосознания, поскольку об идентичности вспоминают тогда, когда нет уверенности в своей принадлежности: человек не может или не знает, как убедить окружающих в том, что свое место в обществе он занимает по праву. В этом смысле идентичность есть критическая проекция того, что требуется определенному индивиду. Однако информационная революция перевернула перспективу: впервые для человека приобрела актуальность не идентификация с группой, государством или обществом, а стремление уйти от общественных связей, а значит, и от политики, ведь "идентичность" означает прежде всего принадлежность к определенному сообществу. Человек сегодня перестал стремиться к самоутверждению в политической сфере, но общество пока не оценило катастрофическую опасность такого выбора. Аристотель предупреждал, что человек вне политики –либо животное, либо божество. Так что же в действительности произошло с человеком?
Зигмунт Бауман исследовал особые жизненные стратегии информационного общества, направленные на то, чтобы избавиться от всякой идентичности. Он описал четыре основных антропологических типа нашего времени: Бродягу, Фланера, Игрока и Туриста. Ни один из указанных типажей не является изобретением информационного общества, все они были хорошо известны задолго до наступления постмодерна. Но прежде Игроки, Бродяги и Фланеры были маргиналами традиционного и индустриального миров, они существовали где-то на обочине цивилизации, их презирали как бездумных "прожигателей жизни" и клеймили как "люмпенов". Сегодня эти антропологические стратегии поистине превратились в стиль жизни. Используя их, мы имеем возможность оценить индивида эпохи постмодерна и задуматься: если вместе с понятием "идентичность" человек утрачивает и качество политичности, то в какой роли он востребован в современном обществе?