Тверская литература
В экономическом и политическом отношении Тверское княжество было тесно связано с Владимиро-Суздальским. Выгодное географическое и экономическое положение Твери на пересечении торговых путей с Востока на Запад способствовало ее политическому возвышению. С начала XIV в. тверские князья выступают постоянными соперниками князей московских в борьбе за великое княжение Владимирское. Особенно усилилась политическая роль Твери в период феодальной войны Василия Темного с Дмитрием Шемякой (первая полови на XV в.). На этот период падает расцвет тверской литературы, зодчества.
С конца XIII в. в Твери ведется своя летопись, создаются произведения житийной литературы. К началу XVB. относится "Житие князя Михаила Александровича Тверского". В нем прославлялись подвиги князя, возвеличивалась его политическая роль, а род тверских князей возводился к Владимиру Святославичу Киевскому. В это же время перерабатывается повесть об убиении в Орде князя Михаила Яросла- вича, дошедшая до нас в многочисленных редакциях XIV–XVII вв., включенных в состав русских летописных сводов XV–XVI вв. и житийных сборников. Повесть ярко изображала борьбу за великокняжеский владимирский престол Юрия Даниловича Московского и Михаила Ярославича Тверского и трагическую гибель в Орде тверского князя в 1318 г. В ней осуждались жестокость, вероломство, корыстолюбие ордынских правителей; в неблаговидном виде изображалось также и поведение московского князя Юрия.
Идею генеалогической преемственности власти тверских князей от киевских развивает "Родословец", предвосхитивший появление в XVI в. Степенной книги.
Около 1453 г. инок Фома, являвшийся, по предположению А. А. Шахматова, придворным летописцем тверского князя, создает "Слово похвальное о благоверном и великом князе Борисе Александровиче", использовав в качестве литературных образцов "Слово о житии и о преставлении Дмитрия Ивановича", "Житие Александра Невского", анонимное "Сказание о Борисе и Глебе", "Слово о законе и благодати" Илариона, Фома создает риторический панегирик "бого- утвержденному на отчем престоле царю и самодержу" Борису Александровичу Тверскому. Хвалу "царствующему самодержавному государю" воздают участники Флорентийского собора: византийский император Иоанн, патриарх и двадцать два митрополита. К такому литературному приему Фома прибегает для того, чтобы придать своему панегирику большую авторитетность. Тверской князь сопоставляется с императорами Августом, Константином, Юстинианом, Львом Премудрым, с библейскими героями Моисеем, Иосифом. Прославляется строительная деятельность Бориса Александровича, создание тверского кремля, монастырей и церквей, которые блестят, как "некий венец благолепия".
Фома изображает тверского князя в роли политического руководителя и самодержавного правителя всей Русской земли. Борис помогает Василию Темному в борьбе против Дмитрия Шемяки и скрепляет дружбу с московским князем браком своей дочери с его сыном.
Таким образом, Фома стремится подчеркнуть, что политическим центром Руси является Тверь, а ее князья, преемники киевских,– царями и самодержцами всея Руси. Эти идеи не могли получить поддержки в Москве, и после присоединения Твери в 1485 г. "Слово похвальное" утратило свое значение. Именно этим объясняется тот факт, что оно дошло до нас в единственном дефектном списке.
Переводная литература
Со второй половины XIV в. усиливаются культурные связи Руси с Византией и южнославянскими странами. Центром культурного общения славяно-греческого мира является Афон. Благодаря этому более интенсивной становится переводческая деятельность на Руси, сосредоточенная преимущественно при митрополичьей кафедре в Москве. Здесь значительно пополняется фонд переводной исторической, патриотической и агиографической литературы.
В конце XIV в. появляются новые переводы творений "отцов церкви": Василия Великого. Исаака Сирина, Симеона Нового Богослова, Аввы Дорофея. Переводится Шестоднев Севериана Гавальского, поэма Георгия Писиды "Похвала к богу о сотворении всей твари". Распространяются переводы, выполненные на Балканах: сочинения псевдоДионисия Ареопагита (перевод Исайи), "Диоптра" Дионисия Дисипата, "Беседование с хионы и турки" Григория Паламы в изложении Таронита, литургико-поэтические сочинения Филофея Коккина[1].
Агиографическая литература пополняется переведенными в Болгарии с греческого языка житиями Григория Синаита, Феодосия Тырновского, Федора Едесского, а также болгарскими и сербскими житиями, Иоанна Рыльского, Илариона Меглинского, Стефана Немани, Саввы, Стефана Лазаревича и др. Сербский "Цароставник", или "Родослов", становится образцом для последующего создания родословцев тверских, а затем московских князей. Пополняется апокрифическая литература "Вопросами Иоанна Феолога", "Вопросами Варфоломеевыми к Богородице", "Никодимовым евангелием" и др.[2].
С конца XIV в. дальнейшее развитие получают сборники Пролог, Четьи-Минеи, "Измарагд", триодный и минейный "Торжественники", вбирающие в свой состав не только переводные произведения, но и сочинения оригинальной древнерусской агиографической и учительной литературы. Появляются переводы греческих хроник Константина Манассии и Иоанна Зонары, сделанные на славянском юге. Обе они излагали события всемирной истории от сотворения мира до 1081 г. (Манассия) и 1118 г. (Зонара), уделяя большое внимание церковной истории. Зонара использовал в своей хронике сочинения античных историков. Манассия придал историческому материалу характер завершенного сюжетного повествования и излагал его в пышной риторической манере. По хронике Манассии древнерусские читатели познакомились с новой редакцией повести о Троянской войне – "Притчей о кралех" (полное название – "Повесть о извествованых вещех, еже о кралех притчя и о рожених и пребываних"). В отличие от хроники Иоанна Малалы, по которой древнерусский читатель ранее знакомился с повестью о взятии Трои, "Притча о кралех" излагает события Троянской войны в более беллетризированной, занимательной форме, опираясь на мифологические поэмы Овидия, древние предания. Фантастические рассказы о вещих снах, предсказаниях перемежались с рыцарскими куртуазными мотивами. Так, при дворе царя Менелая "добрии витези играху на фарижех" (конях), герои широко оперируют понятиями рыцарской чести, взаимоотношения Париса и Елены изображаются в типично куртуазном духе. Парис пишет "на всяк день" Елене любовные письма "червленемь вином на белом убрусе" (полотенце): "Елено царице, люби мя, да тя люблю". Однако в притче все же торжествует средневековое представление о злой жене. Менелай повелевает убить Елену и Париса: "главы усекну- ти", "да ин никто тебе не превари, ни прелстит".
Завершается повесть нравоучительной сентенцией: "Тако бог смиряет возносящихся и семя нечестивых потребит".
Стилем исторического повествования хроники Манассии воспользовались составители второй редакции Еллинского летописца (середина XV в.). Появление новой редакции хронографа, а также хронографических сборников свидетельствовало о росте на Руси интереса ко всемирной истории. Новая редакция хронографа включала сведения о церковной истории, в том числе и полемические сочинения против латинян, вторую редакцию "Александрии" и новую пространную редакцию жития Константина и Елены[3].
Наряду с хронографом в XV в. пользуется популярностью "Палея" толковая и историческая. Появляется новый перевод "Александрии" (сербская редакция), в котором усилена назидательность, подвергнут христианизации образ центрального героя, даны психологические мотивировки поступков персонажей с помощью эмоционально-лирических и риторических монологов. В сербском переводе распространяется сборник назидательных притч – "Стефанит и Ихнилат" (Увенчанный и Следящий), восходящий к арабскому переводу "Панчатантры". Жанр восточной притчи широко ставил вопросы мудрости и глупости, дружбы и вражды, доверчивости и коварства, любви и ненависти, добра и зла, щедрости и скупости и т. п. Эти притчи воспринимались как дидактические наставления в нормах христианской морали и включались в обсуждение злободневной для XV века проблемы роли, места и значения правителя-царя в жизни своей страны и подданных, значения мудрых и злых, коварных советников, окружавших царя.
Таким образом, в XV в. московская литература начинает занимать ведущее положение среди литератур других областей северо-восточной Руси, она утверждает нравственный идеал человека, безраздельно отдающего себя служению обществу, благу других людей. Тема созидания централизованного суверенного Русского государства, защита его целостности, борьбы за независимость становится центральной темой данного периода. Литература отразила существенные стороны характера складывающейся великорусской народности: стойкость, героизм, умение переносить невзгоды и трудности, волю к борьбе и победе, чувство родины и ответственности за ее судьбу.
Отражая подъем национального самосознания, эта литература возрождает и развивает лучшие традиции XI–XIII вв.: ее гражданско-патриотический, героический пафос, ее документальный и эмоционально-экспрессивные стили.
Сепаратистским областническим тенденциям феодальных верхов Новгорода и Твери противостоит народная идея единства Руси под эгидой сильной великокняжеской власти, единого политического государственного центра. Впервые в литературе начинает звучать голос торгово-посадского населения: появляется новый тип писателя – автор "Повести о нашествии на Москву Тохтамыша", автор "Повести о Псковском взятии". Возникновение и развитие рационалистического еретического движения в Новгороде, Пскове и Москве свидетельствует о тех сдвигах, которые произошли в сознании посада, об усилении его активности в идеологической и художественной жизни.
Возникает интерес к светскому повествованию с развернутым занимательным сюжетом. Это приводит к изменению жанровой структуры как исторических повестей, так и житий. Возрастает интерес и к внутренним состояниям человеческой души, психологическим переживаниям, динамике чувств и эмоций. Борение чувств выражает мастер живописного "психологического портрета" "Феофан Грек, переполняющие душу чувства восторга, удивления и благоговения передает в своих житиях Епифаггий Премудрый. Вместе с тем и изобразительное искусство, и литература воплощают идеал красоты душевной гармонии, идеал человека, безраздельно отдающегося служению идее всеобщего братства и мира. (Сергий Радонежский в изображении Епифания Премудрого, "Троица" Андрея Рублева).
Появление этих новых явлений в литературе конца XIV–XV вв. позволяет ряду исследователей говорить о литературе Предвозрожде- ния[4]. Однако этот вопрос нуждается в специальном обстоятельном изучении. Факты литературного развития данного периода свидетельствуют о господстве церковной идеологии, возрождении и развитии традиций литературы XI–XIII вв. Ломки традиционных жанровых структур не наблюдается. Литература и искусство продолжают развиваться в русле средневекового миросозерцания и средневековых форм. Основные усилия русского народа были направлены на борьбу с монголо-татарскими поработителями, на созидание единого централизованного государства. "Долго Россия оставалась чуждою Европе, – писал А. С. Пушкин, – Приняв свет христианства от Византии, она не участвовала ни в политических переворотах, ни в умственной деятельности римско-католического мира. Великая Эпоха Возрождения не имела на нее никакого влияния; рыцарство не одушевило предков наших чистыми восторгами, и благодетельное потрясение, произведенное крестовыми походами, не отозвалось в краях оцепеневшего севера"[5].