Трудная судьба ценностных концептов
Как отмечалось в предыдущем параграфе, все аксиологические науки имеют дело с ценностями. Если наука содержит ценности, то они должны быть признаны концептами. Соответствующий анализ показывает, что это обстоятельство, как правило, недопонимается. Поэтому резонно обратиться к этимологии слов с корнем "цен", в число которых попадают, например, цена, ценный, ценность[1]. Выясняется, что во всех случаях имелась в виду степень полезности чего-то для человека, которая задавалась числом (так, цена товара выражает степень его полезности для продавца и покупателя). Можно сказать, что фиксировался некоторый экспериментальный факт, но вот его осмысление оставляло желать много лучшего. Имея это в виду, приведем краткий очерк развития концепта ценности (нем. Wert, англ. value, фр. valeur).
Исторический экскурс
Пионером в области постижения концептуального характера ценностей в середине XIX в. стал немецкий философ Герман Лотце[2]. Для своего времени он неплохо ориентировался в сфере научного знания. Пытаясь выделить специфику этики, Лотце пришел к выводу, что она определяется ценностями, которые в отличие от естественнонаучных понятий обладают не значением (Bedeutung), а значимостью (Geltung). Воззрения Лотце содержали много недосказанного, но его главная идея была подхвачена многими философами. Знаменитые неокантианцы Вильгельм Виндельбанд и Генрих Риккерт попытались придать идеям Лотце более строгий научный характер.
Они придерживались убеждения, что для естествознания характерен генерализирующий (от лат. generalis – общий), а для исторических (социальных) наук – идеографический (от лат. idios – особенный и grapho – пишу), или индивидуализирующий метод. В первом случае используются понятия, а во втором – ценности. К сожалению, неокантианцы допустили отнюдь не безобидную перестановку принципов, исходя в своей логике из доминирования в естествознании общего, а в исторических науках – единичного[3]. Если бы Виндельбанд и Риккерт не допустили упомянутой перестановки принципов, то пришли бы к правильному выводу о наличии во всех науках как общего, так и единичного, представленного буквально всеми концептами, от понятий до принципов. Известное различие состоит лишь в том, что единичное и общее в естествознании представлено дескрипциями, а в аксиологических науках – ценностями. Ценности – это концепты, и в этом своем качестве они представляют людей, совершающих те или иные поступки. Представитель аксиологических наук должен исходить из ценностей-концептов, лишь в таком случае он способен понять смысл поступков людей.
Рассуждая о ценностях, не следует изобретать велосипед. Они содержатся в составе аксиологических наук. Все концепты аксиологических наук являются ценностями. Их значимости, часто измеряемые в балльных оценках, являются оценками.
Нет более развитых ценностей, чем те, которые представлены в аксиологических науках. Научные ценности являются ключом к истолкованию посредством критики природы ненаучных ценностей. Кто этого не понимает, всегда будет иметь дело с суррогатными ценностями, которыми никогда не удовольствуется подлинный ученый.
К сожалению, осмысление природы ценностей оставляет желать много лучшего: в отсутствие развитых аксиологических наук философам было очень трудно нащупать научную тропинку. Как только дело доходило до обсуждения статуса ценностей, сразу же вспоминали о необходимости противостояния в науке субъективизму от имени объективизма. Проблема состояла в том, что ценности не признавались научными концептами, обладающими количественными квантификациями, т.е. оценками.
В создавшихся условиях свежего ветра можно было ожидать со стороны общественных наук. Но и они были объяты объективистским синдромом, согласно которому концепты должны были быть не ценностями, а описаниями. Экономика, многими авторами признаваемая лидером современного обществознания, до настоящего времени предпочитает идеал, как выражаются экономисты, позитивной[4], а не нормативной[5] науки. На первый взгляд кажется, что несостоятельность позитивной науки можно доказать относительно просто: вроде бы всем экономистам должно быть понятно, что товар является ценностью, а его мера, цена устанавливается людьми. Масса товарного тела – объектная характеристика, цена товара – характеристика ценностная. Увы, даже такая относительно простая аргументация принимается далеко не всеми экономистами[6].
В психологии идеал объективистской науки стал знаменем бихевиоризма, лидеры которого (Дж. Уотсон) специально отмечали, что они следуют идеалам естественных наук. Широко известная критика бихевиоризма со стороны представителей когнитивизма, в частности Н. Хомского, привела к реабилитации высших форм познавательной деятельности, например мышления, но не ценностей как концептов психологии. На наш взгляд, это результат недостаточного внимания когнитивистов к концептуальному устройству психологии как науки. Абсолютное большинство американских философов продолжают относиться к ценностям крайне настороженно.
Что касается отечественных авторов, то значительная их часть не избегает темы ценностей, но делает это в своеобразной манере. Приведем два показательных примера. Так, С. Л. Рубинштейн под ценностями понимал значимость для человека чего-то в мире[7], а В. Ю. Хотинец и Я. С. Сунцова видят истоки ценностей в социокультурном пространстве; культурные ценности они определяют в качестве глубинных принципов, определяющих отношение человека к природе и обществу[8]. Несмотря на определенные плюсы точек зрения указанных авторов, их интерпретации природы ценностей, на наш взгляд, неудовлетворительны.
Дело в том, что они даны безотносительно к концептуальному устройству психологической теории. Иначе говоря, они не соответствуют принципу научной относительности: утверждая лишь то, что содержится в наиболее развитой науке. Да, любой человек выражает свое отношение к тем или иным предметам или явлениям. Но как он это делает? Разворачивая потенциал психологической теории, вписывая оцениваемое явление в те теории, которыми он владеет. Человек начинает и заканчивает с концептов психологической теории. Они-то и являются для него ценностями, обладающими оценками (значимостями).
Неясно, о каких именно глубоких принципах рассуждают В. Ю. Хотинец и Я. С. Сунцова. Это принципы социологии и культурологии? Но в таком случае им следовало бы рассмотреть концептуальное ОГЛАВЛЕНИЕ этих отраслей наук, чего ими сделано не было. Возникают и другие вопросы. Считают ли авторы, что ценностями являются только глубинные, но ни в коем случае не иные принципы. Почему отказывается в ценностной природе законам и переменным психологической теории? Без обращения к непосредственному концептуальному содержанию психологических теорий все поставленные нами вопросы остаются без ответа.
В целом ряде авторитетнейших руководств по психологии тема ценностей полностью отсутствует. У нас возникло предположение, что, возможно, используется выражение, эквивалентное термину "ценность" (например, "предпочтение"), но оно не подтвердилось. Приходится сделать вывод, что в современной психологии ее аксиологический характер просто-напросто недооценивается.
Противники аксиологических наук часто видят как своего предтечу немецкого социолога, экономиста и психолога Макса Вебера, провозгласившего тезис о свободе науки от ценностей (Wertfreiheit). "Задачей эмпирической науки, – отмечал он, – не может быть создание обязательных норм и идеалов, из которых потом будут выведены рецепты для практической жизни"[9]. Не наука, а человек "взвешивает и совершает выбор между ценностями, о которых идет речь, так, как ему велят его совесть и мировоззрение"[10].
Мы полагаем, что М. Вебер явно недооценивал актуальность аксиологической науки. Во-первых, неверно выводить совесть и мировоззрение за пределы науки. В таком случае они обе провозглашаются прерогативой ненаучного знания, что неверно. Во-вторых, высказывание Вебера об обязательных нормах и идеалах двусмысленна. Аксиологические науки не предлагают незыблемые ценности, а демонстрируют путь неуклонного совершенствования ценностных ориентиров. Что касается практической жизни, то она в своем наивысшем качестве является теорией в действии. Наука и жизнь то и дело противопоставляются. Разумеется, жизнь может быть формой существования ненаучных теорий. Но в своем пиковом выражении она как раз и является наукой.
Выводы
1. Противников понимания психологии в качестве аксиологической отрасли науки смущает происхождение ценностей, являющихся результатом творчества ученых. Но оно ни в коей мере не исключает ни аксиологических законов, ни принципов.
2. Статус психологии, равно как и любой другой аксиологической отрасли науки, в том числе педагогики[11], определяется не произволом людей, а их неуклонным стремлением к совершенствованию своей жизни.
3. Статус ценностей определяется ОГЛАВЛЕНИЕм наук, а не далекими от их запросов разглагольствованиями о якобы высоких идеалах.