"Триада" (ОГЛАВЛЕНИЕ) правомочий собственника
Здесь не время и не место рассказывать об истоках и истории появления в нашем законодательстве и нашей пауке знаменитой "триады" правомочий собственника — мы можем сослаться на п. 724 нашего Учебника по гражданскому праву 2012 г. и цитированную в нем литературу. Разумеется, нет смысла спорить с тезисом о том, что дело не в названии и не в количестве правомочий — дело в том, что (какое ОГЛАВЛЕНИЕ) скрывается за соответствующими названиями, в том, какие именно действия описываются теми или иными правомочиями как юридически возможные. Наше главное расхождение с проф. Сухановым в том, что мы считаем решение именно этого вопроса важнейшей задачей, без которой учение о праве собственности останется бессодержательной. Никакого иного "реального содержания предоставленных собственнику возможностей", кроме того, которое охватывается правомочиями собственника и описывается ими, нет и не может быть. Устанавливая это "реальное ОГЛАВЛЕНИЕ" мы, следовательно, и решаем эту самую важнейшую задачу (а вовсе не отрешаемся от нее как от заведомо бесперспективной, как полагает оппонент).
Но как же определить это самое "реальное ОГЛАВЛЕНИЕ"? Как от тех предельно абстрактных, кратких, схематических характеристик владения, пользования и распоряжения[1], которые принято давать этим понятиям в нашей литературе со времен М. М. Агаркова, перейти к тем конкретным фактическим и юридическим действиям, которые в реальной действительности совершаются собственниками, и ответить на вопрос — такие-то и такие-то действия охватываются его правомочиями (и, следовательно, их совершение составляет процесс реализации права, является юридически возможным и законным), а такие-то и такие-то — не охватываются ими, находятся за рамками правомочий и, значит, на их совершение собственник права не имеет? Понятие о правомочии (владении, пользовании и распоряжении) касается не одного, точно определенного действия, а группы однородных действий, объединяемых в этот самый род общей целью. Для правомочия владения такой целью является достижением фактического господства над вещью (установление контроля доступа к ней и определение режима этого доступа); правомочие пользования имеет целью эффективное извлечение из вещи ее потребительной стоимости, распоряжения — меновой. Как же определить, можно ли совершать то или иное конкретное действие, направленное на достижение цели, во имя которой предоставлено соответствующее правомочие?
Вариантов движения (как всегда в науке) существует два — "сверху" (от абстрактного — к конкретному, т.е. через конкретизацию общих определений каждого из правомочий) или "снизу" (от конкретного — к абстрактному, т.е. через обобщение эмпирических знаний). Очевидно, что двинуться "сверху" мы всегда успеем — попробуем путь "снизу".
Начнем с правомочия владения. Пример будет такой: имеется несколько собственников велосипедов; в состав права собственности каждого входит правомочие владения — правомочие фактического господства над своей вещью (велосипедом), т.е. возможность контролировать доступ к вещи и определять его режим. Пусть к каждому собственнику обращаются посторонние лица с просьбой "дать покататься". Рассмотрим несколько следующих вариантов их реакции. Первый вариант: бери, дескать, катайся на здоровье, только отдать не забудь, после чего постороннее лицо садится на велосипед и уезжает, а собственник отправляется по своим делам. Второй вариант: катайся, только недолго и, по возможности, в пределах моей видимости — я буду ждать тебя вот тут на скамейке. Третий вариант: бери, катайся, но, по возможности, не очень быстро, так как я планирую бежать рядом с тобой, дабы ты, не дай Бог, никуда с великом не слинял (далее -один едет, другой рядом бежит). Четвертый вариант: катайся, но прежде внеси залог в размере стоимости велосипеда, из которого (по завершении катания) я, собственник, удержу с тебя арендную плату из такого-то расчета и (если не приведи Господь с велосипедом что-то случится) — стоимость повреждений или (если он пропадет) — самого велосипеда в целом. Вариант пятый — "не дам!", с последующим бегством собственника с велосипедом к себе домой с помещением велосипеда под замок. Вариант шестой — "не дам!", сопровождаемое немедленным отталкиванием претендента от велосипеда и превентивным ударом в челюсть.
Разнообразные действия собственников во всех случаях представляют собой разные случаи реализации ими одного и того же правомочия — правомочия владения[2]. Реализовали они его, можно сказать, в разной мере (разной степени). Первый собственник в его реализации зашел дальше всех, на неопределенное время вовсе потеряв возможность господствовать над своим велосипедом, контролировать и определять режим доступа к нему посторонних лиц, т.е. добровольно расставшись со своим фактическим владением. Судя по всему, примерно также поступил и четвертый собственник; разница только в мотивах такого поступка — в четвертом варианте они имеют чисто коммерческий характер, ибо собственник соглашается расстаться со своим фактическим владением за определенную плату, в то время как в первом они неочевидны. Второй и третий собственники со своим фактическим владением, судя по всему, не расстались, но совершенные им действия различны: действие второго таково, что очень легко и высоко вероятно может привести к утрате владения помимо воли собственника, в то время как третий собственник очевидно предпринял все меры к тому, чтобы владение не только сохранить, но и максимально предупредить и затруднить его утрату. Собственники пятый и шестой с владением расстаться не пожелали — каждый из них принял меры к тому, чтобы воспрепятствовать овладению велосипедом посторонним лицом, меры разные: один предпочел воздействовать на саму вещь, второй — на постороннее лицо, стремившееся (по всей вероятности) отнять владение силой.
Теперь вопрос: есть ли среди наших шести различных действий такие, что не охватываются правомочием владения? Если и есть — то только одно (шестое), поскольку его совершение предполагало воздействие не столько на вещь во владении, сколько на иной объект — чужую личность. Мы не хотим, разумеется, сказать, что это действие было неправомерным — для определенного ответа на этот вопрос недостаточно сведений, ибо мы не знаем, чем соответствующие действия были вызваны[3]. Мы лишь утверждаем, что воздействие на чужую личность будет действием, совершенным за рамками реализации правомочия владения, и значит, за рамками реализации правомочий собственника. Совершено ли оно в рамках какого-то другого субъективного права или иной правовой формы (например, в рамках ограничения права личной неприкосновенности) — это иной вопрос, здесь не обсуждаемый.
Теперь взглянем на правомочие пользования; в качестве объекта права собственности возьмем топор. Крайний случай — убийство при помощи топора — осуществлением правомочия пользования (и, следовательно, права собственности на топор), считать, разумеется, никак нельзя. Мы только что видели, что поведенческий акт, направленный на чужую личность (а не на объект права собственности), никак не может считаться реализацией правомочий собственника. Опять-таки, убийство — это такое по сути своей действие, которое, по всей видимости, логично считать неправомерным (противоправным); даже состояние необходимой обороны от посягательства на личность лишь ослабляет (ограничивает) право на жизнь, принадлежащее самому посягающему, но уж никак не дает обороняющемуся права на убийство нападающего. Действия же противоправные (идущие против права, совершаемые за рамками права) никак не могут составлять содержания правомочии (юридических возможностей); иной подход привел бы к тому, что все понятия юриспруденции, начиная с субъективного права и кончая объективным правом, сделались бы внутренне противоречивыми (правом на неправомерные действия) и, подобно черной дыре, уничтожили бы сами себя.
Ну а если мы возьмем иное действо: лицо использует топор как инструмент для выполнения плотницких работ. Вариант первый — оно отесывает и ошкуривает бревна топором на строительстве собственного дома. Вариант второй — делает все тоже самое, но в рамках выполнения работ по строительству дома, производимых по договору с заказчиком, за плату. Вариант третий — помогает в производстве строительных работ своему родственнику (другу, знакомому и т.д.) без условия об определенном вознаграждении, но в расчете на благожелательное личное отношение. Четвертый вариант — плотник бесплатно участвует в общественных работах по сносу ветхого бесхозного строения и т.д. Каждый из этих вариантов можно осложнить разновидностями — выполнением работ при наличии всех необходимых публично-правовых согласований и разрешений и без такового, из собственного и из чужого материала, в последнем случае — с разрешения собственника и без такового, с ведома лица, производящего работы, или без него и т.д.
Вопрос, который нам нужно обсудить: есть ли среди всех этих многочисленных вариантов примеров и их разновидностей такие случаи пользования топором, которые нельзя было бы рассматривать как случаи реализации правомочия пользования в составе права собственности на топор? По всей видимости — да: ими будут, во-первых, любые случаи неправомерного воздействия на объекты иных прав собственности (например, па чужой материал или строения без разрешения (ограничения) собственника и (или) без санкции суда), а во-вторых — акты поведения, противоправные с точки зрения норм публичного (административного) закона.
После всего сказанного "разобраться" с правомочием распоряжения гораздо легче. Наша задача облегчается еще и тем, что предметом правомочия распоряжения является определенное субъективное право (а не фактическое благо — его объект') и, следовательно, распорядительные действия — суть не просто действия, а действия исключительно юридические или, иначе, юридические акты. Значит, за рамками реализации правомочия распоряжения окажутся все те действия, с которыми закон — по той или иной причине — не признает функций юридических актов, т.е. не свяжет с ними тех гражданско-правовых последствий, на которые они направлены.
Почему же закон мог быть пойти на такой шаг? Какие у законодателя могут быть причины отвергнуть юридическое значение за теми или иными действиями? Самые разные и большинство их в нашей гражданско-правовой литературе обычно обсуждаются под вывеской условий действительности сделок. Так, например, не может быть актом реализации правомочия распоряжения действие в отношении чужого субъективного права, действие, совершенное без намерения распорядиться, действие в условиях, не допускающих распоряжения вообще (скажем, без необходимого согласия или одобрения третьего лица) или распоряжения определенным способом (отчуждением, передачей в аренду, в залог, установлением обременения и т.п.), действие, совершенное под влиянием факторов, ограничивающих свободу распоряжения или искажающих волю распорядителя и т.д.
К чему привели нас наши рассуждения? Не более, не менее, как к ответу на поставленный вопрос: как определить, можно ли совершать то или иное конкретное действие, направленное на достижение цели, во имя которой предоставлено правомочие владения, пользования или распоряжения, или пет? Ответ этот следующий: всякое конкретное действие, которое (а) направлено на достижение цели, преследуемой соответствующим правомочием; (Ь) совершено в отношении объекта этого правомочия (для владения и пользования таким объектом выступает вещь, а для распоряжения — само субъективное право собственности) и (с) без выхода за пределы правоспособности; при этом действие не должно нарушать (с!) прав и охраняемых законом интересов других лиц и (е) требований норм публичного права, либо (0 находить оправдание в ограничениях, обременениях или иных правовых формах, стесняющих потерпевших обладателей субъективных прав и охраняемых законом интересов, считается совершенным в рамках этого правомочия. Четыре соединительных (обязательных) условия (цель, объект, пределы правоспособности, права, интересы и нормы) и одно альтернативное (либо деяние не нарушает общих правил, либо хотя и нарушает, но оправдывается исключениями из них). Как видим, ответ на наш вопрос оказался зависящим не только от содержания правомочий владения, пользования и распоряжения (причем, содержания, установленного самым общим образом — с помощью объекта и цели дозволенного фактического или юридического воздействия), но и от содержания гражданской правоспособности собственников и содержания гражданского правопорядка в целом.
Таким образом, целенаправленное невнимание, проявленное Е. А. Сухановым по отношению к проблеме содержания права собственности как триады правомочий владения, пользования и распоряжения, получает некоторое объяснение. Действительно, нет смысла специально устанавливать это ОГЛАВЛЕНИЕ, расписывая, какие действия в рамках какого правомочия можно совершать, а какие нет, но почему же? Потому ли, что для понятия права собственности ОГЛАВЛЕНИЕ это незначимо, а вместо него "значимо" что-то другое (например, "образ их осуществления", манера их реализации собственником)? Ничуть! — совсем по иной причине, а именно — лишь потому, что правомочиями владения, пользования и распоряжения собственника охватываются его любые (все) правомерные действия, совершенные собственником в рамках своей правоспособности, в отношении объекта любого из трех правомочий и отвечающие цели признания соответствующего правомочия.