Теории глобальных изменений

Вторая половина XX столетия была отмечена печатью невиданных ранее темпов социального развития. Естественно, социологам предстояло выработать на этот счет новые теории. Теория пяти общественно-экономических формаций К. Маркса – первобытно-общинный строй, рабовладельческое общество, феодализм, капитализм и социализм – с ее первостепенным вниманием к институту труда и собственности не учитывала новые реалии, в частности быстрое развитие всего комплекса наук. К тому же многих социологов не устраивал ее откровенный экономический и классовый центризм. На этом фоне всеобщее внимание привлекла теория постиндустриального общества американца Д. Белла, развитая им в книге "Грядущее постиндустриальное общество". Термин "постиндустриального общества" использовался задолго до Д. Белла, но он сумел придать ему новый, во многом, как сейчас принято выражаться, парадигмальный смысл^[1]. Спустя четыре десятка лет после выхода монографии Д. Белла можно без всяких преувеличений констатировать, что он придал социологии XX в. интересное направление развития.

Д. Белл, будучи по совокупности своих мировоззренческих установок по преимуществу аналитическим автором, тем не менее высоко ценил учение об идеальных типах герменевтически настроенного М. Вебера. Находясь под влиянием этого учения, Белл подчеркивал, что понятие постиндустриального общества, "является идеальным типом, построением, составленным социальным аналитиком на основе различных изменений в обществе, которые, сведенные воедино, становятся более или менее связанными между собой и могут быть противопоставлены другим концепциям"^[2].

Д. Белл уделял значительное внимание изменениям, происходившим в различных сферах жизни общества, но центральное место было безоговорочно отдано знаниям и технологиям. Линия развития общества была представлена переходом "аграрное → индустриальное → постиндустриальное общество". В постиндустриальном обществе доминирующее значение имеет не труд, а знание. Центральными категориями теории Д. Белла являются понятия постиндустриального общества и знания. Каждое из них, особенно если учитывать центральный мотив данной книги, а именно метанаучный, заслуживает особого рассмотрения.

Для начала отметим двусмысленность, которая возникает при использовании приставки пост, которая имеет сугубо отрицательное значение. Постиндустриальное тождественно неиндустриальному. Речь идет не о новом индустриальном обществе, т.е. не о неоиндустриальном мире, а именно о чем-то новаторском, пришедшему на смену устаревшему. Но термин "постиндустриальное общество" всего лишь фиксирует смену, не называя характерный признак новейшего образования. В соответствии с ОГЛАВЛЕНИЕм рассматриваемой книги Д. Белла он имел все основания утверждать наступление общества знания и технологии. Но он не пошел на этот шаг. В результате у многочисленных критиков Д. Белла всегда была возможность обвинить его в непоследовательности, заключающейся в том, что он делает акцент на приставке "пост", а не на содержательной характеристике нового мирового порядка.

Критика противоречий выдвинутого Б. Беллом концепта постиндустриального общества

Он придает этому концепту двойной смысл, а именно идеальнотипический и онтологический (реальный). Идеальное не является онтологическим, т.е. описанием реального с позиций избранной теории. Невозможно согласовать два предложения "концепт постиндустриального общества является идеально-типическим понятием" и "на смену индустриальному общество пришло постиндустриальное". На наш взгляд, Д. Белл отождествляет онтологическое и идеально-типическое понятия постиндустриального общества. А это уже принципиальная метанаучная ошибка. Называя концепт постиндустриального общества идеально-типическим, и в этом смысле аналитическим понятием, Д. Белл должен был показать его место в структуре теории, т.е. в когерентной сети принципов, законов и переменных. Но он этого не сделал.

Обратимся теперь к феномену знаний. С пониманием его природы связано также много метанаучных тонкостей. Утверждая, что никогда ранее знания не были осевым принципом общества, следовало показать их место в индустриальном обществе. Д. Белл, а также многочисленные представители парадигмы постиндустриального общества аргументируют по такой схеме: ранее доминировал труд, машинное производство, а теперь знание. Явно недопонимается, что смыслом любой формы деятельности являются знания, т.е. совокупность тех концептов, которыми руководствуются люди в своей деятельности. Переход от индустриального общества к постиндустриальному знаменовал собой смену двух типов знания. Признавая это, следовало определенным образом назвать эти типы знания. Д. Белл этого не сделал. Отметим еще, что он особенно высоко ставил техническое знание, т.е. техникологию (не путать с технологией!).

Продолжая анализ теорий глобальных изменений, следует обратить внимание на работы тех авторов, которые сумели избежать хотя бы части тех двусмысленностей, о которых шла речь выше. В первую очередь хочется отметить основателя современного менеджмента П. Друкера (Дракера).

Он плодотворно развивал теорию социальных изменений на протяжении шести десятков лет. Обзор этих работ, естественно, мог бы быть весьма пространным. Ограничимся выделением его главной идеи. Когда Друкеру довелось выработать обобщающий критерий своих работ, он остановился на термине "посткапиталистическое общество"^[3]. Как видим, и он решил воспользоваться потенциалом приставки "пост". Но тогда появляется та же двусмысленность, что и в случае использования Д. Беллом термина "постиндустриальное общество".

Теория П. Друкера

Анализ его работ достаточно легко позволяет выявить его подлинные воззрения, а состоят они в том, что на первый план выходит менеджериальное знание, т.е. знание по эффективному управлению организациями, прежде всего экономического профиля.

"Переход от общего знания к комплексу специализированных знаний превращает знание в силу, способную создать новое общество. Но следует иметь в виду, что такое общество должно быть основано на знании, организованном в виде специализированных дисциплин, и что членами его должны быть люди, обладающие специальными знаниями в различных областях.

Именно в этом их сила и эффективность. Здесь, в свою очередь, встают фундаментальные вопросы: о ценностях, об общем видении будущих перспектив, об убеждениях, – обо всем том, что обеспечивает целостность общества как единой системы и делает нашу жизнь значимой и осмысленной"^[4]. П. Друкер, начиная с конца 1960-х гт., часто использовал термин "общество знания". Но затем стал обращать особое внимание на актуальность не знания вообще, а специализированных и вместе с тем результативных и эффективных сведений. По нашему мнению, осторожность П. Друкера, по сути отказавшегося от термина "общество знания", вполне оправдана.

Замечая, что "революционные изменения происходят в концепциях"^[5], он также прав. Жаль, однако, что П. Друкер не рассмотрел сколько-нибудь последовательно само устройство концепций. Но это общая беда всех авторов, рассматриваемых в данном параграфе.

Еще одна новация состоит в том, что вместо понятия "постиндустриальное общество" используется концепт "информационное общество".

Исторический экскурс

У истоков концепта информационного общества стоял немецко- американский экономист Ф. Махлуп. В 1962 г. он ввел представление об "индустрии знаний"^[6]. Вывод Ф. Махлупа был принят, ибо согласно его выкладкам выходило, что в США 29% валового годового национального продукта обеспечивается именно производством знания. Работа Ф. Махлупа приобрела широкую известность, в том числе и в СССР. Начиная с 1970 г. все чаще стали использовать термин "информационное общество". Как отмечает С. Крофорд, в материалах, подготовленных к годовому собранию членов Американской ассоциации информационных наук, состоявшемуся в 1970 г., было провозглашено наступление "информационной эры"^[7]. В 1990-е гг. резко возросло внимание к общественной значимости Интернета как части информационного общества. М. Кастельс описал так называемое сетевое общество с его тенденцией к глобализации и различием тех, кто имеет или же, наоборот, не имеет доступ к информации^[8]. Объем не собственности, а информации становится важнейшим показателем так называемого человеческого капитала.

Введение понятия информационного общества также сопровождалось двусмысленностью. Дело в том, что многие авторы просто отождествляют знания с информацией. Часто это делают авторы, не сведущие в информатике. Однако порой грешат указанным отождествлением представители самой информатики. Они заворожены возможностью сведения всякой науки к информатике. На деле информатика ни в коей мере не опровергает самостоятельность других наук. Чтобы избежать двусмысленностей, сторонникам информационного общества следовало бы сопоставить актуальность различных отраслей знания, доказывая, что именно информатика важнее всего. На наш взгляд, едва ли возможно доказать, что информатика занимает среди всех наук лидирующее положение.

Итак, и Д. Белл, и П. Друкер, и Ф. Махлуп в своих теориях социальных изменений первоочередное внимание уделяли знаниям. Интересную позицию в этом же контексте занимает Э. Гидденс. Он отказывается от применения в деле освоения социальных процессов приставки "пост". "Модернити", т.е. современность, не отменяется и не преодолевается, а радикализуется. Ему нет резона вводить понятие "постмодернити". "Во всех культурах социальная практика регулярно изменяется в свете постоянно внедряющихся в нее открытий. Но только с наступлением эры модернити пересмотр правил настолько радикализуется, что применяется (в принципе) ко всем аспектам человеческой жизни, включая технологическое вмешательство в материальный мир. Часто говорится, что модернити отмечена жаждой нового, но, по-видимому, это не вполне точно. Основная черта этой эпохи состоит не в том, чтобы принимать новое ради него самого, но в презумпции всеохватывающей рефлексивности – которая, разумеется, включает и рефлексию о природе самой рефлексии"^[9]. Таким образом, речь идет не просто о модернити, а о рефлексивной модернити; не просто о знании, а о знании, обращенном на самое себя.

При постулировании общества рефлексивного знания Э. Гидденсу необходимо было пояснить характер рефлексии. Он утверждает, что в рефлексии участвуют все общественные науки, но решающая роль принадлежит социологии постольку, поскольку именно она обеспечивает наиболее обобщенный тип рефлексии о современной общественной жизни^[10]. Э. Гидденс приводит пример с экономическими понятиями капитала и инвестиций. Они приобрели всеобщую значимость. Но экономика не способна выразить это обстоятельство. Поэтому она передает пальму первенства социологии. Он не делает окончательного вывода о становлении рефлексивной социологической модернити. Но именно этот вывод следует из его аргументации.

Критика социологизма Э. Гидденса

На наш взгляд, Э. Гидденс, возвышая социологию над другими общественными науками, совершает серьезную метанаучную ошибку. По сути, он ставит вопрос об эффективном использовании интернаучных отношений. Не рассматривая их по существу, он сбивается на социологический редукционизм.

С учетом масштабности изложенного в данном параграфе материала автору, пожалуй, пора перейти к некоторым выводам. Разумеется, рассмотрена лишь маленькая толика социологических теорий изменения современного мирового общества^[11]. Выбраны теории таких социологов, интерес которых сконцентрирован на феномене знания. На наш взгляд, они выгодно отличаются от тех своих коллег, которые предлагают теории, крайне слабо фундированные в теоретическом отношении. Впрочем, как было показано выше, даже в теориях таких авторов, как Д. Белл, П. Друкер, Э. Гидденс, присутствуют значительные изъяны.

Выводы

1. Многие социологи рассуждают о знании вообще, т.е. не учитывается в полной мере, что оно глубоко специализировано.

2. Если же учитывается своеобразие наук, то, как правило, абсолютизируется значимость одной из них. Д. Белл делает акцент на техникологии, П. Друкер – на менеджменте, Э. Гидденс – на социологии^[12].

3. Использование приставки "пост" при образовании научных терминов приводит к двусмысленности. Оно состоит в том, что называется имя нового образования, но безотносительно к его основному концепту.