Технологии создания контримиджей
Суть и предназначение имиджа, как и любой идеологической конструкции, частью которой он является, проявляются с помощью образа или образов врагов. Как и любая такая конструкция, он содержит в себе представление об антиподе. Поэтому можно сказать, что оборотной стороной имиджа является контримидж, формируемый тем или иным государством для создания негативного образа своего противника.
Об этом свидетельствует, в частности, приведенный выше тезис, согласно которому мировое информационно-идеологическое пространство превратилось в арену борьбы за влияние, власть, престиж, глобальной войны идей, различных моделей общественного устройства и образов жизни.
Любой имидж – отдельно взятой личности государственного и политического деятеля, той или иной политической партии, государства – невозможно разработать и тем более успешно реализовать без его антипода. Так, попытки США и любой другой великой державы предложить остальному миру свой позитивный имидж не могут достичь должного успеха без соответствующего негативного имиджа или контримиджа реального или потенциального противника. Для его разработки используются различные приемы и методы, выбранные по принципу "друг – враг", "мы – они", "наши – чужие" и т.д.
Поэтому во всякого рода конфликтах вообще и в войнах в частности неправомерно усматривать некую аберрацию, отклонение от нормы и тем более некий атавизм, результат непреодоленных реликтов неандертализма в человеке. Это вполне естественные проявления человеческой природы, которые сохраняются в качестве крайних средств разрешения проблем, возникающих между людьми, пока существуют сами люди и человеческие сообщества.
Другими словами, согласно закону противоречия и по аналогии с противопоставлением "мы – они", "свои – чужие", "друг – враг", имидж обязательно должен быть подкреплен контримиджем противника, поскольку образ внешнего врага служит мощным стимулом достижения его консолидации и эффективности.
Практика использования посторонних, чужих образов – "другой", "не-мы" – в качестве инструмента самоидентификации или "козлов отпущения" стара как мир. Она уходит своими корнями в родоплеменное прошлое человечества. Общий враг, реальный или воображаемый, нередко служил началом, обеспечивающим единство и сплоченность племени или народа.
Оппозиционность, неуживчивость, конфликтность, враждебность представляют собой такие же естественные формы проявления отношений между людьми, как и взаимная симпатия, солидарность, коллективизм и т.д. Инстинкт самосохранения и инстинкт борьбы составляют две стороны одной и той же медали.
Когда в семье, коллективе, стране дела идут плохо, слишком часто появляется искушение найти виновников всех бед вовне. В качестве "козлов отпущения", как правило, выступают разного рода религиозные, национальные и иные группы и сообщества. На международном уровне в этом качестве выступают то или иное государство или группа государств, которые будто вынашивает планы завоевания или порабощения страны. Внешний враг в данном случае часто служит фактором, объединяющим нацию в трудные периоды ее истории.
Характер и направленность взаимоотношений между государствами во многом зависят от того, как они видят и воспринимают друг друга. От этого зависят обострение или ослабление международной напряженности, успех или неуспех переговоров об ограничении гонки вооружений и предотвращении военного конфликта. Можно сказать, что не вооружения или гонка вооружений являются причиной войны, а наоборот – настроенность на войну ведет к гонке вооружений.
Еще в 30-е гг. XX в. председатель комиссии по разоружению Лиги наций С. де Мадарьяга пришел к выводу о ложности самой постановки вопроса о разоружении как средстве достижения взаимопонимания между народами. Понимаемое так разоружение, считал Мадарьяга, является миражом, поскольку оно переворачивает проблему войны с ног на голову.
Обосновывая свою мысль, он писал: "Народы не доверяют друг другу не потому, что они вооружены, они вооружены потому, что не доверяют друг другу. Поэтому желать разоружения до достижения минимума общего согласия по фундаментальным проблемам так же абсурдно, как и желать, чтобы люди ходили зимой голышом"[1].
Другими словами, гонка вооружений в значительной степени обусловлена политическими и идеологическими конфликтами и противоречиями, питающими недоверие и неприязнь народов друг к другу. И действительно: прав американский психолог и публицист С. Кин, который, развивая зафиксированное в уставе ЮНЕСКО положение о том, что войны начинаются в умах людей, писал: "Сначала мы создаем образ врага. Образ предваряет оружие. Мы убиваем других мысленно, а затем изобретаем палицу или баллистические ракеты, чтобы убить их физически. Пропаганда опережает технологию".
При этом архетип врага имеет много ипостасей: чужака, агрессора, иноверца, варвара, захватчика, преступника, насильника и т.д. Показав несостоятельность рационалистических доводов в пользу уменьшения риска войны, Кин утверждал, что суть дела не в рационализме и технологии, а в "ожесточении наших сердец". В период холодной войны, писал Кии, американцы и советские люди, поколение за поколением культивировали ненависть и дегуманизировали друг друга, в результате чего "мы, люди, стали homo hostilis, враждующим видом, животными, изобретающими врагов"[2].
Очевидно, что в основе такой позиции лежал черно-белый подход, при котором все люди делятся на "хороших парней" и "плохих парней", а в сфере международных отношений все страны, по тому же принципу, – на "хорошие" и "плохие". Все события в мире расценивались через призму этого разделения. В случае если "плохие парни" не подчиняются и, более того, ставят препоны на пути "хороших парней", т.е. Америки, им приписывались всякого рода козни и заговоры.
В сущности, контримиджи являются инструментом идеологической борьбы между конкурирующими и противоборствующими государствами, народами, сообществами. Конструирование контримиджей достигается теми же методами и средствами, которые при характеристике роли идеологии в формировании национальной идентичности были затронуты в параграфе 27.3.
Подобная тенденция деления людей на своих и чужих, сопровождаемая усилением националистических настроений, в той или иной степени наблюдается во многих европейских странах. При этом чужими оказываются не только африканские и азиатские нелегалы, но и вполне легальные мигранты из восточноевропейских стран. Это вполне естественно, если учесть, что человеческие сообщества вряд ли могут обойтись без образов врагов – в лице целых народов, настоящих или вымышленных террористов, плутократов, олигархов и пр. На них можно списать собственные ошибки, просчеты, неудачи.
С окончанием холодной войны и биполярного миропорядка этот комплекс отнюдь не исчез и не может исчезнуть. Он лишь приобретает новые дополнительные очертания и характеристики. В частности, все более растущее значение в качестве одной из составляющих "мягкой силы" и инструмента достижения культурной гегемонии приобретает имидж государства.
В этом контексте для граждан России, отечественной науки и интеллектуального сообщества в силу известных причин особую значимость приобрели проблема национальной идентичности, вопрос о самоидентификации, определении ее роли и места в мировом сообществе, предназначения, миссии. Важно найти ответ на вопрос "Кто мы?" – не только в его культурноцивилизационном, но и в геополитическом измерении.
Геополитическая идентичность в современных мировых и собственно российских реалиях выступает в качестве своеобразного индикатора, позволяющего судить о судьбах, предназначении и миссии государства, характере и магистральных направлениях его политической стратегии. При всей актуальности и значимости данной темы в отечественной политической науке она еще не стала одним из приоритетных направлений научного анализа.