Связь культа с культурой
Природа культа, его связь с феноменом культуры – этих проблем так или иначе касались многие философы. Не обошел их стороной и Бердяев, по мнению которого культура в ее органический период была связана с жизнью религиозной. Так было в великих древних культурах, в греческой, средневековой культурах, в культуре раннего Возрождения. Благородное происхождение культуры русский философ связывал с иерархическим характером культа. Культура имеет религиозные основы, о чем, как утверждает Бердяев, свидетельствует не только теология, но и современное научное знание.
Еще одним фактором, подтверждающим близость культуры и религии, является, по Бердяеву, символический характер самой культуры. Этот символизм последняя получила от культовой символики. Духовное ОГЛАВЛЕНИЕ культуры выражено не реалистически, а символически. Фактически все достижения культуры по природе своей символичны. В ней даны не последние достижения бытия, а лишь его символические знаки. Такова же и природа культа, которая есть прообраз осуществленных Божественных тайн.
Это, по существу, одна точка зрения па проблему, которая обосновывается различением культуры и цивилизации. Она принадлежит Бердяеву.
Н. А. Бердяев считал цивилизацию явлением неблагородного происхождения. В ней он не видел связи с символикой культа. Ее происхождение мирское. Она родилась в борьбе человека с природой, вне храмов и культа. Культура же, по словам Бердяева, всегда идет сверху вниз, путь ее аристократический. Цивилизация развивается снизу вверх. Культура – явление глубоко индивидуальное и неповторимое; цивилизация – явление общее и повсюду повторяющееся. Переход от варварства к цивилизации имеет общие признаки у всех народов, и признаки по преимуществу материальные. Культура древних народов на самых начальных ступенях своеобразна и неповторима, индивидуальна. Это относится к культурам Египта, Вавилона, Греции и т.д. У культуры есть душа, у цивилизации – методы и орудия.
Культура – это культ предков, почитание могил и памятников, связь сынов с отцами. Культура основана на священном предании. Чем древнее культура, тем она значительнее и прекраснее. Культура, как подчеркивает Бердяев, всегда гордится древностью своего происхождения, неразрывной связью с великим прошлым. Подобно Церкви, культура более всего дорожит своей преемственностью. Слишком новая, недавняя культура, не имеющая преданий, стесняется такого своего положения.
Напротив, цивилизация дорожит своим недавним происхождением. Она не ищет древних и глубоких источников, а гордится изобретением сегодняшнего. У нее нет предков. По словам Бердяева, она не любит могил. Цивилизация всегда имеет такой вид, будто она возникла сегодня или вчера. Все в ней новое, все приспособлено к удобствам нынешнего дня.
В культуре происходит великая борьба вечности со временем, великое сопротивление разрушительной власти времени. Культура постоянно борется со смертью, хотя бессильна победить ее в реальности. Ей дорого увековечивание, непрерывность, преемственность, прочность культурных творений и памятников. Культура, в которой есть религиозная глубина, всегда стремится к воскресению. В этом отношении величайшим образцом религиозной культуры можно считать, по мнению Бердяева, древнеегипетскую культуру.
Культура Древнего Египта была основана на жажде вечности, жажде воскресения, вся она была борьбой со смертью. Египетские пирамиды пережили долгие тысячелетия и сохранились до наших дней. Об этой отличительной черте древнеегипетской культуры писал О. Шпенглер (1880–1936): "Египтяне же, прочно сохранившие свое прошлое в памяти, в камне и иероглифах, так что мы сегодня, по прошествии четырех тысячелетий, можем с точностью определить годы правления их царей, увековечили также их тела; благодаря этому великие фараоны – символ потрясающего величия – и теперь еще лежат в наших музеях с прекрасно сохранившимися чертами лица, тогда как от царей дорийского времени не сохранилось даже имен"[1].
Современная цивилизация, как с сожалением отмечал Бердяев, не строит пирамид и не дорожит тем, чтобы ее памятники имели тысячелетнюю прочность. В современной цивилизации "все быстротечно". Она не только мирится со смертоносной властью времени, но и на этой смертоносности временного потока основывает все свои успехи и завоевания. Цивилизация приятно и весело устраивается на кладбищах, забыв о покойниках. В таком случае и культура окончательно хочет стать безрелигиозной.
В культуре, как считан Бердяев, действуют два начала – консервативное, обращенное к прошлому и поддерживающее с ним преемственную связь, и творческое, нацеленное на будущее и созидающее новые ценности. Но в культуре не может действовать начало революционное, разрушительное, которое по существу враждебно культуре, антикультурно. Культура немыслима без иерархической преемственности, без качественного неравенства. Революционное же начало враждебно всякому иерархизму и направлено на разрушение качеств.
По мнению Бердяева, перекрытие аристократических источников культуры есть иссякновение всяких ее источников. Источники культуры в прошлом все более и более теряются, отрыв от них все более и более углубляется. Вся европейская культура большого ("высокого") стиля связана с преданиями античности. Настоящая культура и есть античная греко-римская культура. Никакой другой культуры в Европе не существует. Эпоха Возрождения в Италии потому и была глубоко культурной эпохой, в отличие от эпохи Реформации и революции, что она не только не совершила революционного разрыва в преданиях культуры, но и возродила предания античной культуры.
Лишь культурный тип Возрождения может быть признан культурным и творческим типом. Духовный же тип Реформации означал разрушение церковных и культурных преданий, начало революционное, а не творческое. Античная культура вошла в христианскую Церковь, и Церковь была хранительницей преданий культуры в эпоху варварства и тьмы. Восточная Церковь получила предание античной культуры через Византию, западная – через Рим.
Церковный культ, по мнению Бердяева, насыщен культурой, и от него и вокруг него творилась новая культура старой Европы. Европейская культура есть прежде всего и более всего культура латинская и католическая. По ней можно изучать природу культуры.
Н. А. Бердяев писал: "Если мы, русские, не окончательно варвары и скифы, то потому лишь, что через православную церковь, через Византию получили связь с преданиями античной, греческой культуры. Все революции направлены против Церкви и хотят порвать связь с преданиями античной культуры, в Церковь вошедшими. И потому они представляют варварское восстание против культуры. Борьба против благородной культуры, против культурной символики началась еще с иконоборства, с борьбы против культа. Это духовный источник культуроборства"[2].
Связь культуры с культом философ усматривал, как это понятно, и в самой ее судьбе, в ее исторической эволюции. Всякая культура исчерпывает себя, иссякает и клонится к упадку. На своей вершине она отрывается от своих онтологических основ, отделяется от собственных жизненных истоков, утончается и начинает отцветать. При этом поздние цветы культуры – самые изысканные ее цветы. В такое время в культуре достигается наибольшая острота познания и наибольшая сложность.
Эпохи утонченного декаданса культуры, как полагал Бердяев, не так бесплодны, как представляется на первый взгляд, – в них есть и свое положительное откровение. Цветущая органическая цельность не дает знания противоположностей, она пребывает в одном и счастливо не знает другого. Слишком большое усложнение и утончение культуры нарушает эту цельность, выводит, по мысли философа, из счастливого неведения противоположностей. В искусстве, в философской мысли, в мистической настроенности раскрываются две полярные бездны. Приобретается более острое значение добра и зла. Но воля к жизни, к ее устроению и развитию не имеет прежней целостности. Уже нет веры в прочность культуры в этом мире, в достижимость совершенства и красоты цветущей культуры. Она внутренне перегорает.
Н. А. Бердяев считал, что так было в период упадка великой античной греко-римской культуры. В этом упадке приоткрывалось что-то новое, неведомое эпохе расцвета цельной и замкнутой античной культуры. В здоровых, цветущих, цельных эпохах высокого подъема культуры всегда есть и какая-то ограниченность, самодовольство. Мистическую тоску по иным мирам античность изведала до глубины лишь в период эллинистического упадочничества. Тогда началось мучительное искание искупляющих мистерий, возникли такие течения, как неоплатонизм и неопифагорейство. В искусстве тогда обнаружили прорыв за пределы классического совершенства земного мира, придавленного замкнутым куполом небес.
Из самой глубины жизни, из таинственных ее недр навстречу этой мистической тоске, которой заболела культура, пришло христианское откровение. Культурному античному миру христианство должно было представляться варварством. Этот новый свет, по словам Бердяева, гасит иссякающий свет дряхлеющей культуры и вначале многими воспринимается как тьма. Теперь, как полагал Бердяев, иссякает и вся европейская культура. Она отходит все дальше от своих творческих истоков, делается все более отвлеченной, все менее онтологической по своему характеру. Приток религиозного питания европейской культуры все более сокращается.
На своей вершине латинская культура Западной Европы пережила утончение и упадок. Во Франции она дала последние цветы и пленила прелестью осеннего увядания. Но упадок и увядание европейской культуры вызывают чувство смертельной тоски и печали. Античная культура была спасена для вечности христианством, христианской Церковью.
Ныне, как считает Бердяев, и само христианство стареет, в нем нет уже творческой молодости. Нового же религиозного света еще не видно. В истории постоянно происходят приливы внутреннего и внешнего варварства, которые имеют не только отрицательное значение. Они обновляют дряхлеющую и холодеющую кровь старого мира. К культуре приближаются новые стихии и дают ей новые жизненные соки.
Внутреннее варварство, которое грозит европейской культуре, не может быть приливом к культуре, вечной по своей природе, свежих сил, могучих жизненных стихий из недр бытия. Внутреннее революционное варварство бурно вступает в культурный мир уже глубоко испорченным лживыми антихристианскими идеями, искаженным рассудочным полупросвещением, с заглушенным и парализованным чувством тайны жизни, с претензиями какой-то ложной полукультуры. Никакой непосредственности, природной цельности, близости к природно-божественным тайнам в этом революционном варварстве нет.
В культуре, по мнению Бердяева, можно выделить еще два начала – классическое и романтическое. В разные эпохи преобладало то одно, то другое начало и создавало преобладающий стиль культуры. Греция явила высочайшие образцы классической культуры, но там уже была и культуры романтическая. Философ считал, что после трудов Ницше это уже невозможно отрицать. Классическое и романтическое переплетаются, борются друг с другом и взаимодействуют.
С точки зрения Бердяева, классическая культура есть культура имманентная, осуществляющая совершенство в пределе, замкнутое и завершенное совершенство на Земле. Она стремится к строгим формам, не допускающим прорывов, в ней не раскрываются беспредельные дали. Романтическая культура – это культура с трансцендентными прорывами, осуществляющая совершенство в беспредельности, размыкающая и не допускающая совершенство на Земле. Формы ее не столь строги, в ней всегда есть прорывы, за ней всегда раскрываются беспредельные дали.
Классическая культура, по мнению Бердяева, не знает иного мира за своими пределами и ничего не говорит о нем. Романтическая культура вся устремлена к совершенству в вечности и безмерности. Христианскую культуру Бердяев характеризовал как романтическую, хотя принцип классицизма действует в ней как одно из вечных начал. Классическая культура означает довольство культурой. Это довольство невозможно в христианском мире, который заболел трансцендентной тоской, и тоска его отпечаталась на его культуре. Совершенство на Земле, в культуре для этого мира невозможно.
Для христианского мира, полагал Бердяев, весьма характерны готический склад души и готический стиль культуры, и никогда не было возможно в христианском мире вполне удавшееся и вполне завершенное Возрождение. Итальянское Возрождение было бурной борьбой языческих и христианских начал. Христианская Церковь приняла в себя античную культуру и пронесла через тьму, но она, по словам философа, претворила ее и сообщила ей свой символизм. Христианская Церковь разомкнула языческое небо и открыла верхнюю бездну. И в отношении подлинного христианского мира в культуре всегда была раздвоенность.
Проблема культуры для христианского общества – проблема трагическая. Такой трагедии культуры не знал классический языческий мир. Трагедия культуры есть отрицание самозамкнутости и самодовольства культуры. Совершенная культура так же невозможна, как невозможно и совершенное общество. Совершенство возможно лишь в ином мире, в ином плане, в благодатном, а не в природном порядке.
Религия составляет сущность культуры. Ее ядро является единственным творцом, хранителем и истолкователем духовных ценностей, данных человечеству Богом.