Сценический успех

В творческой жизни Островского 14 января 1853 г. – особая дата: первая постановка пьесы, которой стала комедия "Не в свои сани не садись", с восторгом встреченная публикой в московском Малом театре, а спустя месяц (19 февраля) такими же овациями отмеченная на премьере в петербургском Александрийском театре. Сценическая известность Островского была упрочена. В "Хронике петербургских театров" отмечалось: "С этого дня риторика, фальшь, галломания начали понемногу исчезать из русской драмы. Действующие лица заговорили на сцене тем самым языком, каким они действительно говорят в жизни. Целый новый мир начал открываться для зрителей".

Со времени публикации "Банкрота" прошло три года, и многое изменилось в авторской манере. В новой пьесе уже не было абсолютного отрицания. Краски не то что были смягчены в изображении среды самодуров, но драматург ввел в комедию иные характеры, которые оттеняли купеческих "монстров" Замоскворечья своей противоположностью: порядочностью, мягкостью, добротой, незлобивостью. Автор словно стремился сказать зрителям: главное в человеке – сохранить душу человеческую, душу живую, притом именно русскую душу. Становилось ясно, что Островский попал под очевидное влияние славянофилов, группировавшихся в "Москвитянине", душой которого были издатель журнала, известный историк Μ. П. Погодин и поэт и критик А. А. Григорьев.

Вертопраху и ловцу богатых невест Вихореву был противопоставлен истинно любящий свою избранницу, Дуню Русакову, молодой купец Ваня Бородкин.

Еще больший успех сопутствовал постановке в январе 1854 г. в Малом театре комедии "Бедность не порок". Это был настоящий триумф, к Островскому с этой пьесой пришла слава.

А. А. Григорьев, давая восторженную рецензию на постановку пьесы, не ограничился прозой, а воспел ее в стихах (стихотворение "Искусство и правда"). Вспоминая "полусмеющуюся, полу- рыдающую толпу" в театре, он передал свой восторг в рифмованных взволнованных строчках:

Поэт, глашатай правды новой,

Нас миром новым окружил

И новое сказал нам слово,

Хоть правде старой послужил.

Это была сжатая и опоэтизированная концепция славянофильства. "Старая правда" – любимый конек славянофилов: они искали истоки народного характера и будущего России в старине, преданиях, древних обычаях, песнях и легендах. Вот почему Островский насыщает пьесу фольклорными мотивами: песни, обряды, сопровождающие действие, герои поют, пляшут, наигрывают на гармони, гитаре. Это был не просто бытовой колорит, а определенная дань славянофильской концепции.

Вполне в духе славянофильства был выдержан конфликт комедии: столкновение исконно русского начала (Гордей Кар- пыч Торцов) с веяниями "европеизма", уродливо искаженными на русский лад (Африкан Коршунов). Первый – крутой, по отходчивый, второй – безжалостный и холодный циник. Мягкость, сердечность, сочувствие – старорусские национальные черты, грубость, эгоцентричность – западное влияние: таков был еще один отголосок славянофильской доктрины в художественной трактовке драматурга.

По сравнению с "Банкротом" в пьесе появились персонажи – носители положительного начала, идеи всепрощения, искренности, чистоты душевной, покорности. Эту галерею лиц открыл еще Ваня Бородкин ("Не в свои сани не садись"). Таким же страдающим правдолюбцем становится приказчик Митя ("Бедность не порок"), а позднее Вася в "Горячем сердце" (1869), Платон в комедии "Правда хороню, а счастье лучше" (1877) и др.

Следует отметить, что пьеса "Бедность не порок" выдержала испытание временем, оказалась репертуарной и с успехом ставилась не только в эпоху Островского, но и в XX в., и в наше время.

Новый взлет популярности драматурга связан с пьесой "Доходное место" (1857). Это был художественный прорыв в новую сферу русской жизни: в центре произведения оказалось чиновничество, с высших ее представителей до мелкой сошки. Л. Н. Толстой отметил в пьесе "ту же мрачную глубину, которая слышится в “Банкроте”", – "сильный протест против современного быта", наиболее ярко "выразившегося в старом взяточнике секретаре Юсове".

В основе сюжета – крах возвышенной мечты молодого идеалиста Жадова. Начав чиновничью карьеру, он надеется принести пользу обществу, воплотить на практике вынесенные из университета представления о добре и прогрессе, но все его идеальные стремления рушатся при встрече с реальностью: вокруг процветают взяточники самых различных рангов и положений, честность обречена на нищету. Директор крупного департамента Вышневский, достигший чинов, знатности, денег, в минуту искренности признается: "Я не волшебник, я не могу строить мраморных палат одним жестом... нужны деньги; их нужно доставать. А они не всегда легко достаются". Единственный путь добывания денег, по представлениям и практике Вышневского, – хитроумные подлоги, не считающиеся с уголовным правом, и взятки, в которых он большой мастер.

Островский имел смелость открыто сказать в своей пьесе, определенным образом строя ее сюжет, конфликт, группируя персонажи, что в России понятия "взятка", "чиновник", "благоденствие" неразделимы: одно не существует без другого, как давно уже не существует "общественное мнение", которого так опасались в свое время герои Грибоедова и Пушкина. Вышневский горячо говорит племяннику (Жадову): "Вот тебе общественное мнение: не пойман – не вор. Какое дело обществу, на какие доходы ты живешь, лишь бы ты жил прилично и вел себя, как следует порядочному человеку". Он вспоминает, как весь губернский город "уважал первейшего взяточника за то, что он жил открыто и у него по два раза в неделю бывали вечера". Во всем торжествует "мораль" аморального человека, и школу Вышневского успешно проходят чиновники департамента: молодой, начинающий Белогубов и старый умелец-взяточник Юсов, который и формулирует секрет успеха своего патрона, который и сам живет, и жить дает другим: "Быстрота, смелость в делах... Поезжай за ним, как по железной дороге. Так ухватись за него, да и ступай. И чипы, и ордена, и всякие угодья, и дома, и деревни с пустошами... Дух захватывает!"

Герои Островского не просто практики-взяточники, по своего рода философы взятки, знающие все ее запутанные лабиринты, ее неписаные правила. Взятка, по их мнению, неизбежна в России, ибо она – сама жизнь. Юсов вспоминает, как он начинал свою карьеру мальчиком на побегушках: сидел не у стола, не на стуле, а у окошка на связке бумаг и писал не из чернильницы, а из помадной банки. И все-таки судьба взыскала его своей милостью – за умение жить; спустя годы он уже землевладелец, у него три дома, он держит свой выезд (четверней) и т.п. Как утверждает Юсов, главное, чтобы "рука не сфальшивила". Брать можно любым путем, нс только деньгами, но и услугой, так сказать, в "кредит", счесться можно и потом: "Гора с горой не сходится, а человек с человеком сходится... дело какое-нибудь будет, ну и квит". "Возьми так, чтобы и проситель был не обижен и чтобы ты был доволен. Живи по закону; живи так, чтобы и волки были сыты, и овцы целы. Что за большим-то гоняться! Курочка по зернышку клюет, да сыта бывает".

Еще одна счастливая способность чиновничества – умение подлаживаться к обстоятельствам, в особенности к начальству. "Обратили на тебя внимание, ну, ты и человек, дышишь; а не обратили – что ты?.. Червь!" – говорит Юсов.

Здесь все связано круговой порукой. Среда, которую изображает Островский, воспроизводит себя и себе подобных, развращает тех, кто попадает в нес, воспитывает, формирует целую когорту мздоимцев, циников и плутов. Однако она же безжалостно калечит души и ломает судьбы честных людей. Центральный герой пьесы Жадов поступает на службу с чистой совестью, он весело и с надеждой смотрит на жизнь, полагая, что трудом образованный человек в состоянии обеспечить достойное существование себе и своему семейству. Но в финальной сцене он приходит к своему влиятельному дядюшке (Вышневскому) просить... доходного места, т.е. такого, где можно было бы брать взятки, "приобресть что-нибудь", как он осторожно говорит. Жадов – совсем не герой, не борец, а обыкновенный, слабый человек. Бедность, семейные неурядицы, окружающий разврат его доконали, и только случай дает ему возможность остаться честным человеком и сохранить право глядеть всякому в глаза без стыда и угрызений совести. "Я буду ждать того времени, – говорит он, – когда взяточник будет бояться суда общественного больше, чем уголовного".

Сатирический эффект новой пьесы был настолько велик, что она, как и "Банкрот", была на долгие годы запрещена для постановки, и только спустя семь лет после завершения работы над ней автор получил разрешение к представлению ее на сцене (1863). Судьба произведений Островского складывалась так трудно (при исключительном успехе его пьес у театральной публики) потому, что автор обладал способностью всякий раз открывать болезненные проблемы русской жизни и с такой художественной силой выносить их на суд зрителей, что встречал самое ожесточенное противодействие: сначала со стороны русских "толстосумов" – влиятельного купечества ("Банкрот"), затем – "благородного сословия", русского дворянства ("Не в свои сани не садись"), и, наконец, цензура встала на защиту громадного племени бюрократов в бюрократическом же государстве – российского чиновничества, которое во все времена отличалось тем, что позднее было отмечено кратким и горьким словом "воруют...".

Подводя итог почти десятилетней деятельности драматурга, Добролюбов опубликовал в 1859 г. статью "Темное царство", подчеркнув, что главное в пьесах Островского – "семейные и имущественные отношения": "Это мир затаенной, тихо вздыхающей скорби, мир тупой, ноющей боли, мир тюремного гробового молчания". Критик ограничил свой анализ социальной сферой действительности, отраженной в произведениях драматурга. Однако это и было целью, по его определению, "реальной критики": говорить не столько о художественной специфике произведения, сколько о жизни, в нем изображенной, и о ее острых проблемах. Мир жестоко угнетаемых, бесправных людей и сила торжествующего произвола – вот основные темы пьес Островского, подчеркнутые Добролюбовым. Область художественных решений, драматургическое мастерство писателя оставались в тени.