Лекция 12. СРЕДСТВА МАССОВОЙ КОММУНИКАЦИИ И ИНТЕРЕСЫ ЛИЧНОСТИ, ОБЩЕСТВА В ЦЕЛОМ
Не следует никому льстить – даже народу.
Стендаль. Прогулки по Риму
Говоря об обществе в целом, необходимо дойти и до его "атома" – отдельной личности. И это тоже исторический феномен, долгую эволюцию которого мы рассматривали в первой главе. Появление гражданина как самостоятельного, сознающего себя таковым (на мой взгляд, три последних слова тут ключевые. – Л. Ф.) индивидуального члена общества с определенным комплексом прав и свобод, но и с определенными обязательствами, с понятием ответственности перед обществом за все свои поступки было осознано обществоведами как предпосылка появления возможности гражданского общества. В лоне этой парадигмы родилось и противопоставление государства и индивида, которое началось с убеждения, что государство мешает свободному волеизъявлению отдельного индивида, мешает реализации его возможностей. Отсюда – сама власть должна олицетворять собой конституционные системы управления, сформированные с выраженного определенным способом согласия самих свободных и равных индивидов, а гражданское общество системой самостоятельных и независимых от государства общественных институтов и отношений должно обеспечивать условия для самореализации отдельных индивидов и коллективов, реализации частных интересов и потребностей.
Существует обширная литература, которая анализирует сложный путь, пройденный человечеством от родового строя, где личности не было, а индивид всецело принадлежал роду- племени, был своеобразной калькой с него, до эпохи, когда мы имеем дело с индивидом. О появлении последнего мы можем говорить, в сущности, с недавней поры, хотя, конечно, процесс шел по нарастающей долгое время. Интересные подвижки на этом пути применительно уже к Средневековью описал медиевист Π. М. Бицилли, автор многочисленных работ по исторической и социальной психологии Средневековья. Мы цитируем его по книге "Элементы средневековой культуры": "Если бы мы стали следить за дифференциацией социальной структуры средневековья на всем протяжении периода, мы бы заметили, что... здесь в мире идей нет места мнениям, личным взглядам: для младенчески воспринимающего мир сознания идея демократии как высшего синтеза индивидуальных воль и мнений просто-напросто непостижима.
Пока общественная структура проста, пока человек знает только одно свое место, пока жизнь течет в строго установленных рамках, личная и социальная сферы, можно сказать, совпадают. Все, что принадлежит социальному кругу, в который входит индивидуум, принадлежит и ему, и все, что лежит за пределами этого круга, его не касается. По мере осложнения общественных связей, по мере возрастания числа точек соприкосновения одних общественных кругов с другими постепенно нарушается эта герметическая закупоренность личности. Уже в силу того, что один круг требует от личности одного, другой – другого, личности открывается ее собственная многогранность, она начинает ощущать в себе возможности, которые могли бы быть развиты и использованы сю в новых сферах деятельности... Возникает мысль, что не все то, что является личным достоянием, может быть объектом притязаний со стороны: индивидуум и общество становятся сторонами, контрагентами"[1].
Понятно, что там, где каждый социальный круг, как в Средние века, стремится охватить личность вплотную, требует ее себе всю, целиком, нарастание сознания личной обособленности должно происходить наиболее интенсивно[2].
При капитализме родовые и фамильные связи перекрещиваются со связями партийными, профессиональными, локальными; унаследованные традиции сталкиваются с обязательствами, налагаемыми родом занятий или партийной принадлежностью: "Индивидуум, становящийся пунктом столкновения нескольких сфер, начинает сознавать, что у него есть своя собственная сфера, ни с одной из социальных целиком и без остатка не совпадающая"[3]. Как говорит известный философ и культуролог Л. М. Баткин, "индивидуальность – это идея, в которой наиболее непосредственно выражает себя относящаяся к отдельному человеку новая экономическая и политическая реальность европейской истории"[4].
Роль личности в обществе и ее права в этом мире являются сложной философской проблемой, которая по-разному решалась обществоведами. Мы сошлемся на рассуждения социолога Ю. Н. Давыдова, проследившего судьбу этой проблемы на сравнении биографических параллелей двух известных мыслителей XX в.: М. Вебера и М. Бахтина[5].
Ю. Н. Давыдов прослеживает истоки приоритета всеобщего над индивидуальным вплоть до Аристотеля, который свою "Политику" начинает с утверждения примата общества по отношению к индивиду. Из гипертрофии этого "примата" и возник реализм средневековой схоластики. Как утверждает автор, анализирующий взгляды на эту проблематику Вебера и Бахтина, соответственно этому в социологии со временем обозначились два радикально противоположных направления: "...в XIX веке как в контовской социологии, так и в социологии Маркса господствовал социологический реализм, постулировавший безусловный примат общества как целого над составляющими его индивидами. Именно этот теоретико-методологический принцип, по мнению как Вебера, так и Бахтина, не выдерживал критики. С ним они связывали состояние кризиса, причем кризиса всего социально-гуманитарного знания. Потому, что в рамках контовски-марксовского социологического реализма, личность “тонула” во всеобщем. Будучи “совокупностью всех общественных отношений”, она полностью утрачивала индивидуальные черты: “лица необщее выраженье”. Общество оказывалось в конечном счете абсолютным господином над личностью"[6].
Бахтин же утверждает: каждый человек, каждый индивид, реализующий себя, занимает свое, никем "не заменимое" место в бытии. Только в таком случае человек может действовать как индивид, как цельно определенная личность, осознавая, что "я" обречен действовать уникальным образом, отличным от образа действия всех "других".
В родстве с таким пониманием человека находится и неприятие Вебером и Бахтиным как гегельянски-марксистского, так и фрейдистского "подхода" к пониманию человека, где индивид представал как некая марионетка неосознаваемых им сил, "руководящим указаниям" которых он должен был следовать, буквально "не ведая, что творит".
Как утверждает Ю. Н. Давыдов, это имело далеко идущие последствия для обществоведческих наук. В лоне наук, будь то позитивистская социология или марксизм, социал-дарвинизм или психоанализ (самое позднее детище XIX в.), "человек науки" брал на себя миссию истолкователя "поступков" индивида, которому, таким образом, отказывали в праве быть уверенным в том, что он действует по собственной воле и разумению. Такая "сверхпозиция" науки XIX в. была одинаково неприемлема как для Вебера, так и для Бахтина. У Бахтина понимание человеческого бытия призвано было обосновать значимость нравственной ответственности индивида. По той же причине Вебер отказывается вменять в вину автору социального действия то, что располагается за рамками осознанной мотивации этого действия[7].
Начиная с конца XIX в. права отдельной личности перед вмешательством в ее жизнь государства, а иногда и шире – общества, стали осознаваться как демократическая тенденция. Мы должны еще раз подчеркнуть, что изменение места, которое стал занимать в обществе индивид, возрастало по мере того, как в цивилизации стали преобладать капиталистические тенденции. Как говорит Э. Дюркгейм, индивид был "поначалу продуктом однородности, отличающей первобытное общество. Тогда индивидуальное сознание почти не отличалось от коллективного. И только с развитием общественных отношений, а конкретно, с наступлением капиталистических отношений, индивид менее чувствует себя лицом, которое заставляют действовать, он более становится источником самопроизвольной деятельности"[8].
Внимание общества к проблеме приоритета прав отдельной личности возникло довольно давно, исторически оно выводится из журнальной статьи, которую опубликовали в 1890 г. американские адвокаты С. Уоррен и Л. Брандейз. Их статья так и называлась: "Право на частную жизнь" (Right of privacy). Автор обзора по этой проблематике, В. Монахов, пишет, что "темой статьи как раз и были правовые и этические проблемы, возникающие в ходе беспардонного (в го время довольно частого) вмешательства желтой прессы в тайное тайных человеческой жизни"[9]. Одновременно стали возникать законодательные акты и международные документы, которые защищают права человека, в том числе право защиты частной жизни. На уровне обыденного сознания крепло убеждение в самоценности личности как таковой.