Современный этап развития мировой политической социологии
Вторая мировая война укрепила сложившиеся в США, Англии, Франции и других странах тенденции развития и применения политической социологии. Эмпирическое изучение политики и общества стало распространяться по миру: оккупированные войсками США после Второй мировой войны страны оказались под влиянием представлений американских социологов и политологов о политических интересах, институтах, механизмах, политическом процессе. В 1957 г. С. М. Липсет (1922–2006) впервые дает обоснование политической социологии как особой отрасли социологической науки. К настоящему времени полем ее интереса стали отношения между государством и обществом. В круге ее внимания анализ общественных условий политического строя и действия; структура и функции политических институтов и ход принятия политических решений; воздействие политических решений и структур на общество.
Политическая социология реагировала на обозначившиеся в эти десятилетия общественные явления. Воплощалась в жизнь идея дальнейшей демократизации политической жизни. Государство переставали рассматривать исключительно как орган господства имущих классов над неимущими, как орган подавления, угнетения. Расширялось социально-политическое пространство для действий гражданского общества, индивидов. В начале XXI в. не только создававшиеся "снизу" (объединением отдельных общин городов в штаты, федерации), но и государства с традиционно сильным центром видят в первичных ячейках общества, в гражданском обществе свою основу. Общество, избиратели формально стали основой политики, принятия политических решений, особенно по распределению экономических и социальных ресурсов. Государство, в концепциях ученых, опирается на базу всего общества. Ведущие социологи (Т. Парсонс, П. Бурдье, А. Шюц, Н. Луман, И. Валлерстайн, П. Смелзер, У. Бек, А. Гидденс и др.) в теориях, концепциях, определявших развитие мировой социологической мысли, широко использовали данные, полученные исследователями политической сферы. Дж. Александер отводит гражданскому обществу роль, которую два века назад выполняли социальные утопии.
Укрепилась убежденность ученых и практиков, что XX в. действительно век народных масс. Интенсифицировались, обрели новый уровень исследования общественного мнения, действующих в политике субъектов – политических "факторов": личности, партий, движений, политических групп. Углубленному анализу подверглись проблемы политических конфликтов, прежде всего в парных терминах "конфликт – консенсус" – для разрешения конфликтов[1]. Социологи активно изучают политическую психологию, поведение индивидов, групп и масс в политических процессах. Успехи психологии, в том числе психологии социальной, позволили обогатить представления о политическом поведении людей[2], точнее идентифицировать интересы индивидов и групп, находить пути их удовлетворения, способы политического контроля. Накопление данных антропологии позволило подойти на новом этапе к новому уровню социологических проблем политической культуры. На низовом – муниципальном – уровне в США был выявлен феномен "интересов групп" (interest groups), в дальнейшем реализуемый в политических институтах, в частности, путем лоббирования. Идея групповых конфликтов, выявленная в США еще в начале XX в. (А. Бентли, 1908 г.), дала толчок исследованию политического влияния, лоббизма, избирательных кампаний, поведения электората, технологий действий кандидатов на выборные посты, групп давления, организованных интересов. Начались исследования – от общин, муниципалитетов – механизма формирования политических решений, выработки законов (С. Липсет). Новая роль средств массовой информации как важной составляющей политического процесса – четвертой власти в обществе – заняла одно из центральных мест в политической социологии. Тот факт, что XX в. нередко именовали (Etzioni A. Perrow Ch.; Mayntz R.) веком организаций – значительную часть своей жизни каждый из нас проводит в организациях, – послужил стимулом для изучения политических аспектов организаций. Сложившаяся в 1930-е гг. социология организаций делала заметные шаги вперед, в том числе в исследованиях метаорганизаций: государства, его структур, уровней управления и самоуправления общества. Кризис традиционных политических партий, обозначившийся в 1970-х гг. в связи с развертыванием в ряде стран Запада массовых движений молодежи, женщин, защитников окружающей среды и т.п., с помощью социологов был преодолен путем более полного учета жизненных интересов и политических требований соответствующих групп общества.
СССР, мировой социализм как глобальные факторы стали одним из вызовов для западной политической социологии, политологии. Хотя возможность для эмпирических исследований "закрытого общества" была крайне ограничена, зарубежные специалисты (Ч. Тилли, Т. Скопкол, С. Аржоманд, М. Файнсод, Т. Шанин) создали ряд основательных трудов по проблемам социальных революций, социально-политических процессов, сущности и механизмов управления властвующих групп в странах этой части мира, уделяя внимание различным сторонам советской политической системы, ее функционированию и нараставшим дисфункциям, в частности, технологическим, этническим и др. К началу 1980-х гг. у части западных специалистов (3. Бжезинский) сложилось убеждение о наличии в СССР серьезного кризисного потенциала. В 1980 г. известный ныне социолог Р. Коллинз выступил с докладом в университете Южной Флориды, затем в Колумбийском университете (Нью-Йорк) – "Грядущее падение Русской империи", основные идеи которого опубликованы в книге "Weberian sociological theory" (1986).
Крах мировой системы социализма стимулировал исследование таких проблем политической социологии как новая конфигурация миропорядка, новые вызовы для системы капитализма, общее и особенное в переходе посткоммунистических стран к новому укладу, движущие силы перехода, причины, истоки особенностей, характеристики и поведение новых элит, метаморфозы властвовавших прежде групп и др.[3]
Важным стало формирование в качестве рамочных концепций исследований и выработки практических действий появление теорий индустриального (постиндустриального) общества[4], модернизации, модерна и постмодерна[5], глобализации[6]. Детально исследовались вновь возникавшие в конце прошлого и начале нынешнего столетия общественные явления[7]. Нарастали глубина и темпы вовлечения в мировую политику стран и народов бывшей колониальной периферии. Была освоена проблематика предпосылок этих перемен, политической роли армии в третьем мире; вырос интерес к социологии третьего мира, к проблемам зависимости и развития[8]. Возможность ракетно-ядерной катастрофы обострила проблемы политической безопасности, принятия и качества политических решений, роли экспертного знания в политической практике, науки о конфликтах и их разрешении, этносоциологии[9].
Совершенствовался инструментарий исследований. Идеи структурного функционализма Т. Парсонса, сформулированные до Второй мировой войны, легли в основу формирования системного подхода, системного анализа социологами политической практики. Все постпарсоновские социологические теории выходили своими гранями в политическую социологию[10]. Научно-техническая, а затем информационная революции открыли перед политической социологией новые горизонты. Утвердились научные стандарты инструментария социологических исследований: размеры выборок, использование наряду с опросами изучения документальных досье, контент-анализ печатных изданий и документов, стандартизированных интервью, фокус-группы, эксперименты и др. Компьютеризация исследовательских центров, специализированные банки данных, Интернет и информационные сети повысили производительность труда научных работников, точность производимых замеров, технологий и инструментария полевых исследований. Выросло их число; появилась возможность компаративных исследований по стандартным программам[11], четкого выявления специфики и общего политических процессов и явлений в разных странах. Использование математических методов позволило значительно увеличить объемы обрабатываемой исследователями информации, активнее включать данные социологии в прогностику и футурологию. Электронные средства связи позволили социологии играть еще более заметную роль в политической повседневности, политических процессах.
Можно приводить иные иллюстрации к современным процессам в политической социологии Запада. Однако выделим главное в освоении круга новых и базовых идей политической социологии. Важно, что она наряду с другими науками институционально включается в политический процесс, прежде всего в избирательный, и в принятие политических решений. Политические элиты оценили возможности этой науки (начиная, видимо, с прогноза в 1936 г. А. Гэллапом победы на президентских выборах в США Ф. Д. Рузвельта вопреки предсказаниям победы его соперника). Экспертные оценки, полученные с участием политической социологии, обязательно учитываются при принятии политических решений, проведении социальных и иных государственных программ. "Глас народа – глас божий", и политических лидеров учат опираться на общественное мнение, на опросы и другие данные социологии о состоянии политических интересов в обществе, даже если кое-кто пришел к признанию правоты такого подхода через максиму – "покупатель всегда прав". Политика вступила в диалог с науками об обществе.
Сложились стандартные карьеры для специалистов по политической социологии. Помимо научной и педагогической дельности это работники аналитических служб в представительных органах власти, аналитики в службах изучения общественного мнения и др.[12] Последние десятилетия стали свидетелями личного участия видных социологов (в различных качествах) в политическом процессе – П. Бурдье, Э. Гидденс. У. Бек. Э. Кардосу, М. Буравой и др. Расширяется институциональная представленность политической социологии в университетах, научной печати, международных региональных и глобальных сообществах социологов и политологов.
Центральное место в политической социологии в этой связи занимает во все большей мере человек (в том числе – человек политический) и как член группы, сообщества, организаций, включая политические, его сознание и поведение в политике. И на это обстоятельство следовало бы посмотреть "заново". Политическая социология в условиях демократии берет за точку отсчета индивида. Тогда и данное направление в социологии обретает новое измерение – значимость человека как объекта познания возрастает. И здесь мы возвращаемся к одной из основных идей политической социологии: к ее развитию как интеракции "атомистического" подхода (человек политический, политический деятель и т.п.) с универсальностью.
Данные истории социологии указывают на то, что переломные этапы в развитии политической социологии с интервалами следовали за переломными этапами в развитии человеческой истории, общей социологии и научной мысли. Минувший отрезок XXI в. дал основания говорить о возможности серьезного обновления политической социологии и социологии в целом: вскоре будет неуместно ограничиваться "западной традицией", поскольку во весь голос заявит о себе традиция "восточная" (или "южная"). Персональные, профессиональные, институциональные, проблемные и иные предпосылки для этого накапливались десятилетиями (постколониальная социология, поворот внимания Международной социологической ассоциации к бывшим колониальным и зависимым странам и пр.). Перспектива "иного" или "постамериканского" мира отражается и в политической социологии. Тем более что теоретическая мысль социологов (в форме неофункционалистской "культуральной социологии" Дж. Александера (2013) создала основания для реконцептуализации социальной реальности мира как бесконечно разнообразного, многоцветного и несводимого к формулам "общества модерна" и т.п.