Соучастие в международном уголовном праве
Международное уголовное право в части регулирования вопросов соучастия исповедует некий дуализм, отражающий современное состояние данного института во внутренних правовых системах. Концептуально можно определить, что во внутреннем праве любого государства лицо, непосредственно не исполняющее преступное деяние, подлежит уголовной ответственности в случае, если оно тем или иным образом внесло вклад в его совершение. Условно ныне существующие концепции соучастия можно объединить в две группы. Большинство государств (США, Франция, Италия, Австралия и др.) на уровне внутреннего права не дифференцируют соучастников по категориям. Общим выражением такого подхода является положение, закрепленное в § 31 Уголовного кодекса Калифорнии, который определяет, что все лица, участвующие в преступлении, включая тех, кто содействует ему, подлежат ответственности как исполнители. В других правовых системах (Германия, Россия) проводится нормативная дифференциация видов соучастников. При этом в немецком уголовном праве размер наказания для некоторых соучастников нормативно снижен по сравнению с исполнителем.
В международном уголовном праве очевидно просматривается тенденция движения от унитарной модели соучастия к дифференцированной. Устав Нюрнбергского трибунала (ст. 6) и Устав Токийского трибунала (ст. 5) содержат архаичные нормы о соучастии, в соответствии с которыми уже факт участия в "общем плане или заговоре" в целях ведения агрессивной войны признается преступлением. "Нюрнбергские принципы", разработанные Комиссией международного права, признавали, что факт соучастия в совершении преступления против международного права сам по себе является преступлением против международного права[1].
Аналогичную оценку действий соучастников предполагала и ст. II (п. 2) Закона № 10 Контрольного совета[2], который наряду с исполнителем предусматривал: ответственность лиц, оказывающих пособничество в совершении любого такого преступления; лиц, которые отдавали приказы об их совершении или содействовали их совершению; лиц, которые выражали согласие на совершение преступления; лиц, "связанных с планами или предприятиями", сопряженными с их совершением; являвшихся членами любой организации или группы, связанных с совершением таких преступлений. Несмотря на детализацию но видам соучастия, на практике различия между данными категориями не проводилось, а суды применяли явно выраженную унитарную модель[3].
В новейшее время унитарная модель соучастия подверглась пересмотру как в документах Комиссии международного права, так и в уставах трибуналов ad hoc. Так, Международный трибунал по бывшей Югославии воспринял явно выраженную дифференцированную модель соучастия: "Лицо, которое планирует, подстрекает, организует, совершает или иным образом содействует планированию, подготовке или совершению преступления... подлежит индивидуальной ответственности за преступление" (п. 1 ст. 7 Устава МБТЮ). В соответствии с таким подходом в своих решениях МТБЮ при оценке степени вины преданных суду лиц подверг серьезному анализу степень вины каждого соучастника[4]. Аналогичную позицию в своих решениях выразил и Международный трибунал по Руанде[5]. Вместе с тем А. Кассезе полагал, что решения трибуналов находятся между двумя обозначенными позициями (по меньшей мере при решении вопроса о назначении наказания). Данное обстоятельство, по его мнению, предопределяется двумя факторами: отсутствием какой бы то ни было согласованной шкалы штрафов (дифференциации наказания в зависимости от вида соучастия) и общим характером международного уголовного права, а именно его еще рудиментарной природой и вытекающими отсюда недостатками. Следствием этого в практике трибуналов является лишь номинальное разграничение соучастников по видам. Однако такое деление отвечает исключительно самоцели их классификации и, по мнению автора, не влечет очевидной дифференциации в назначении наказания[6].
Подобную дискуссию породили и положения Римского статута МУС. На первый взгляд, ст. 25 Статута предполагает определенную детализацию видов соучастников:
"2. Лицо, которое совершило преступление, подпадающее под юрисдикцию Суда, несет индивидуальную ответственность и подлежит наказанию в соответствии с настоящим Статутом.
3. В соответствии с настоящим Статутом лицо подлежит уголовной ответственности и наказанию за преступление, подпадающее под юрисдикцию Суда, если это лицо:
a) совершает такое преступление индивидуально, совместно с другим лицом или через другое лицо, независимо от того, подлежит ли это другое лицо уголовной ответственности;
b) приказывает, подстрекает или побуждает совершить такое преступление, если это преступление совершается или если имеет место покушение на это преступление;
c) с целью облегчить совершение такого преступления пособничает, подстрекает[7] (курсив наш. – А. 3.) или каким-либо иным образом содействует его совершению или покушению на него, включая предоставление средств для его совершения;
d) любым другим образом способствует совершению или покушению на совершение такого преступления группой лиц, действующих с общей целью. Такое содействие должно оказываться умышленно и либо:
i) в целях поддержки преступной деятельности или преступной цели группы в тех случаях, когда такая деятельность или цель связана с совершением преступления, подпадающего под юрисдикцию Суда; либо
ii) с осознанием умысла группы совершить преступление;
e) в отношении преступления геноцида, прямо и публично подстрекает других к совершению геноцида".
Приведенная модель, с одной стороны, была интерпретирована в ряде работ как унитарная[8], в других авторы усматривают движение в сторону дифференцированной модели соучастия[9]. Вместе с тем практика применения данной нормы со стороны Международного уголовного суда, скорее, свидетельствует о дифференцированном подходе, позволяющем провести различие между деятельностью исполнителя (непосредственным совершением преступления) и деятельностью соучастников (так называемой дополнительной ответственностью).