Социальное партнерство: роль бизнеса и организаций-посредников

Самоорганизация общественности играет важную роль в производстве и распределении общественных благ. В зрелом гражданском обществе с производством общественных благ связана деятельность НКО. Именно они занимаются деятельностью, которая в принципе не может быть осуществлена в коммерческом режиме. Такие общественные институции также обладают определенным правом принуждения. Например, уставы жилищных кооперативов и кондоминиумов дают право взимать сборы за предоставление совместно используемых услуг и оборудования. Во многом аналогична роль религиозных организаций, профессиональных и творческих союзов, благотворительных обществ, спортивных и прочих клубов.

Только эффективные социальные инвестиции государства и развитое социальное партнерство позволяют обществу выработать иммунитет к экономическим и социальным потрясениям. Задача государства — возглавить разработку и реализацию такой политики. Но именно — возглавить: решить ее в одиночку ему не по силам, да и не надо. Выстраивание социального партнерства — задача для государства не только благородная, но и благодарная. Хотя бы потому, что часть забот и проблем по реализации социальных благ и интересов могут брать на себя социально ответственный бизнес и самоорганизовавшаяся общественность, способные самостоятельно решать свои проблемы вне зависимости от политической конъюнктуры.

Социальное партнерство играет важную роль в укреплении доверия и профилактики недоверия — как формы социальной связи, взаимодействия, консолидации, добровольного признания общности интересов, сопричастности общему делу. Таким общим делом прежде всего является производство упомянутых выше неделимых социальных благ, которые не могут быть обеспечены рынком в сугубо коммерческом режиме: экология, безопасность, здоровье, образование, искусство, образование, отчасти — наука.

В связи с этим следует подчеркнуть нетривиальную роль деловой активности — бизнеса, который выполняет ряд важнейших функций в современном общественном развитии. Помимо экономической, это функции инновационная, политическая, нравственная. Искусство, образование, наука, спорт в любой стране не могут полноценно развиваться без поддержки делового мира. Бизнес — важнейшее звено социального партнерства.

Его роль связана не только со стремлением предпринимателей и менеджеров создавать благоприятные условия развития своего бизнеса, воздействуя на социальную среду с помощью корпоративной благотворительности, спонсорства, лоббизма, демонстрации и реализации своей социальной ответственности. В современном мире бизнес все более предстает выражением, структуризацией, "кристаллизацией" интересов различных сил и групп влияния — даже не акционеров, а тех, кто за ними стоит. Это с очевидностью проявилось в становлении и развитии экономик Японии, стран Юго-Восточной Азии, Китая. О роли социальных факторов, роли социальных институтов, групп интересов и влияния — так называемых "стейкхолдеров" — все громче говорят в США, Западной Европе. Речь идет о вещах, отлично известных в современной постсоветской пореформенной России.

Экономика и бизнес — это не просто производство и потребление, не просто их встреча на рынке. В них выражаются, конкретизируются, реализуются интересы различных социальных сил и групп. Не структуры создают и реализуют бизнес-проекты: любой бизнес-проект можно реализовать при условии общности интересов участников. А бизнес-структуры создаются, учреждаются в случае необходимости в них для более успешной реализации проекта.

Важно различать две принципиально различные ситуации позиционирования и роли бизнеса. Это так называемые ситуации "холодного" и "горячего" обществ.

Для ситуации "холодного" общества характерно наличие уже сложившихся институтов, когда собственность и собственник легитимны, нравственному сомнению не подвергаются, их права выражены и гарантированы. В этом случае корпоративная социальная ответственность и корпоративное гражданство, социальные инвестиции и социальное партнерство связаны с оптимизацией бизнесом условий своего развития (рис. 4.3, а).

В ситуации "горячего" общества, когда еще не устоялись итоги первоначального накопления, когда ведется борьба за удержание и передел собственности, положение обратное. Бизнес служит выразителем и "воплотителем" интересов групп влияния и интересов. Не столько он их оптимизирует, сколько они — его (рис. 4.3, б).

В принципе, всегда имеются прямые и обратные связи и влияния между бизнесом и социальной средой (рис. 4.3, в). Однако в ситуациях "холодного" и "горячего" обществ акценты существенно различны.

Рис. 4.3. Бизнес и социальная среда:

а) в "холодном обществе"; б) в "горячем обществе"; в) общий случай

Важно, что в обеих ситуациях с помощью бизнеса консолидируется и реализуется широкий контекст общности интересов социальных сил. И эта роль конструктивна как для самого бизнеса, так и для социальных сил, за ним стоящих, и для общества в целом. Более того, сами процессы консолидации общества и его социально-экономического развития во многом зависят от способности и умения сознательно, вменяемо использовать механизмы и процессы консолидации, выражения и реализации этой общности интересов.

Мировой опыт показывает, что социальная ответственность бизнеса вызревает по мере развития и бизнеса, и общества. Четко различаются три стадии зрелости.

1. "Героический период" "войны всех против всех" за первоначальное накопление, когда победитель верит в справедливость мира (по отношению к нему — "лучшему"), а поэтому претендует (по праву сильнейшего) на распоряжение ресурсами, на льготы и преференции, а главное — уважение к себе со стороны слабых и зависимых. Это, однако, не происходит.

2. Поэтому наступает Вперед стадия "служения", когда главной проблемой становится самооправдание бизнеса в глазах государства, граждан. Обычно именно на этой стадии развиваются спонсорство, патронаж, благотворительность. Бизнес демонстрирует свои возможности — преимущественно с помощью шумных мероприятий, вкладывания средств в проекты, за которыми стоят "хорошие и полезные люди". Но и это не приносит особого результата и особой благодарности не вызывает ("с жиру бесятся", "совесть замучила"). Более того, поощряется откровенное иждивенчество, а за счет непрофильных трат снижается эффективность бизнеса.

3. Стадия "социального партнерства", собственно социальной ответственности, когда бизнес к развитию конструктивных социальных связей — социальному партнерству с социальной средой, формированию полноценных PR, таких как Public Relations и Public Responsibility. Речь идет об оптимизации социальных условий развития бизнеса, т.е. социальных инвестициях:

а) в собственный персонал, как вложения в развитие человеческого капитала;

б) безопасность и благоустройство окружающей среды;

в) инфраструктуру населенных пунктов и регионов, в которых расположен бизнес;

г) поддержку действующей власти и конструктивной оппозиции, а значит в развитие правового государства и гражданского общества;

д) поддержку образовательных структур и создание корпоративных учебных заведений;

е) поддержку конфессиональных организаций, искусств, а значит оптимизацию нравственных и эстетических компонентов корпоративной культуры.

В этом случае социальная ответственность способствует формированию и продвижению имиджа и репутации, а значит конкретного бренда или брендов, и в конечном счете росту капитализации бизнеса.

За рубежом, да уже и в России, сложилась традиция, увязывающая эффективную корпоративную социальную политику с корпоративной социальной ответственностью (corporative social responsibility, далее — КСО) — дополнительными добровольными обязательствами бизнеса, гарантирующими качество товара, достойную зарплату, сохранение здоровой окружающей среды, социальные пакеты с доплатами на лечение и образование, прибавки к пенсиям.

Подобные обязательства — важный фактор формирования политики ведущих компаний развитых стран.

КСО конкретизирована в нормативах, критериях и стандартах, а также в формах отчетности. Имеется минимум 25 международных стандартов нефинансовой отчетности, и отсутствие верифицированного социального отчета делает доступ к глобальному и многим национальным рынкам капитала весьма проблематичным. Эксперты по фондовым рынкам учитывают их при оценках и экспертизах — как свидетельство надежности и стабильности бизнеса. Подобный социальный аудит — эффективный инструмент управления нематериальными активами компании. Однако подготовка полноценного социального отчета — весьма трудоемкая процедура, требующая больших усилий, времени, затрат, привлечения компетентных экспертов для консультирования подготовки отчетов и их верификации. КСО была конкретизирована в детальных показателях, нормативах, критериях и стандартах. С 2000 г. она стала одним из приоритетов Европейского Союза.

Показатели и критерии КСО разведены по различным стейкхолдерам (stakeholder), которые предстали существенными группами влияния: "зеленые" движения — экспертами по экологии; профсоюз — по оплате и другим условиям труда; общество потребителей и поставщиков — по контрактной дисциплине; религиозные организации — по защите свободы совести. Эти показатели и оценки обобщаются в публикуемых рейтингах, позиции которых необходимы для формирования деловой репутации и привлечения инвестиций. Социальная отчетность во все большей степени приравнивается к финансовой, приобретая статус обязательной. При этом в соответствии с международными стандартами КСО предполагает развитое гражданское общество, создающее условия эффективного социального диалога. В последнее время можно отметить возрастающее понимание российскими бизнесменами важности обращения к КСО. Довольно интенсивно ведется работа по продвижению международных стандартов социальных отчетов, разработки корпоративных кодексов, принята Хартия социально ответственного бизнеса Российского союза промышленников и предпринимателей.

Для современного общества необходимы переход от культуры конфронтации к культуре сотрудничества, партнерства.

Такому переходу способствует также и развитие разнообразных институтов — посредников, структур, выполняющих медиаторские функции между основными акторами поля публичной политики. Именно по степени участия граждан страны в решении разнообразных проблем общества и государства и разделяют, собственно, демократические и авторитарные политические режимы. Такое участие, достижение двухстороннего взаимодействия общественных и государственных структур требует как открытости власти по отношению к обществу, так и наличия разнообразных институтов-посредников, или медиаторов, которые способствуют реализации такого взаимодействия через конкретные практики участия. Развитие таких институтов-медиаторов, реализующих связность, консолидированность социума и политии, является также необходимым условием для достижения фазы консолидации политического режима.

Строго говоря, если рассматривать политику как взаимодействие по поводу власти, и понимать под властью в узком смысле только лиц (органы), принимающих властные решения, то субъектами такого взаимодействия будет народ как обладающий верховной властью суверен и администрация разного уровня, или власть исполнительная. В рамках такого подхода и представительная власть — также посредник, являясь представителем народа во власти, а судебная власть — посредник между ветвями власти (конституционный суд), властью и гражданами, между самими гражданами и организациями и т.д. О роли СМИ как медиатора говорит и само их английское название "media". Еще одним известным политическим посредником являются политические партии.

Иначе говоря, все институты, кроме власти исполнительной, выполняют и медиаторскую функцию.

Однако все вышеперечисленные структуры уже давно являются предметом анализа политологов, и достаточно хорошо изучены. Кроме того, по мере усложнения функций государства депутаты парламентов все более отдаляются от народа, и степень влияния людей на процесс принятия властных решений все более снижается. В этой ситуации возрастает и роль разнообразных структур, позволяющих гражданам оказывать такое влияние постоянно, а не только в день выборов. Подобные структуры-медиаторы могут возникать как со стороны общества в виде разнообразных ассоциаций и групп защиты общественных интересов, так и со стороны власти в виде различных общественно-консультативных и экспертных советов. Джон Кии в своих работах но теории демократии делает предположение, что формирование подобных структур и практик их деятельности является отражением появления нового вида демократии, постепенно приходящего на смену электоральной, представительной демократии, которую он называет мониторинговой демократией.

Поэтому имеет смысл выделить ряд институтов и структур, которые ранее не привлекали к себе особого внимания, оставаясь как бы в тени у основных политических акторов, и для которых, вместе с тем, функция медиаторства, посредничества является одной из центральных, если не основной.

К числу таких институтов прежде всего можно отнести институт омбудсмана (в России он носит наименование уполномоченного по правам человека).

Термин "омбудсман" имеет шведское происхождение1 и исходно обозначал чиновника в администрации короля Швеции, который курировал работу судов. В начале XVIII в. Карл XII распространил функции омбудсмана и на чиновников своей администрации, с тем чтобы любой житель Швеции мог пожаловаться омбудсману на произвол или бездействие любого чиновника. Омбудсман же имел непосредственный выход на короля, который принимал меры по восстановлению как справедливости, так и по упорядочению деятельности своей администрации. Затем этот институт переподчиняли себе то шведский парламент, то снова король, пока в Конституции Швеции 1809 г. не появилась статья о существовании трех парламентских омбудсманов юстиции.

Более 100 лет этот институт существовал только в Швеции, внеся свою лепту в формирование шведской политической культуры партнерства, затем в 1918 г. он возник в Финляндии, а после Второй мировой войны начал достаточно интенсивно распространяться по всему миру, являясь важным элементом связности основных акторов поля публичной политики. Интересно, что во Франции название этого института — Государственный медиатор Франции. Начиная с постфранкистской Испании, где он получил название "защитник народа", институт омбудсмана стал также важным фактором успешности непростого перехода от авторитаризма к демократии. Так, в Польше он возник еще во времена В. Ярузельского, в России институт Уполномоченного по правам человека был зафиксирован уже в Конституции 1993 г., первым Уполномоченным, работавшим еще без специального закона был С. А. Ковалев, в 1998 г. на этот пост был избран О. О. Миронов, а в 2004 г. — В. П. Лукин. Институт уполномоченного по правам человека действует и сегодня в более чем 90% субъектах РФ.

Деятельность омбудсмана, или Уполномоченного по правам человека, можно разделить на реактивную и проактивную составляющие. Реактивная — это реакция на нарушения прав человека, выяснение факта такого нарушения в ответ на жалобу человека, а также действия, направленные на восстановление нарушенных прав. При этом основным механизмом воздействия у Уполномоченного является его авторитет и грамотно подготовленные рекомендации по исправлению ситуации. В его функции входит не наказание нерадивого чиновника, а исправление самого факта нарушения прав, поэтому если после его рекомендации чиновник сам отменяет свое прежнее решение, то этого Уполномоченному и достаточно. Не случайно первый Уполномоченный по правам человека в Самарской области В. Н. Баландин охарактеризовал работу Уполномоченного, как близкую к деятельности конфликтолога.

Вторая составляющая деятельности Уполномоченного — это проактивная деятельность, работа по профилактике нарушений прав человека. Сюда входит и работа по совершенствованию законодательства, и образование в области прав человека, и взаимодействие с правозащитными и другими общественными организациями страны или региона. Одной из важных задач Уполномоченного является выстраивание диалога между общественными организациями и властными структурами, например, круглые столы с участием губернатора и лидеров правозащитных организаций области. Иначе говоря — налаживание прямого диалога, уход от культуры конфронтации, переход к культуре сотрудничества.

Еще одним примером институтов-посредников могут служить также общественные палаты и общественно-консультативные советы различного уровня, начиная с законодательно оформленной Общественной палаты РФ и завершая общественными и консультативными советами при региональных органах власти и территориальных управлениях министерств, агентств и служб различного профиля.

Общественно-консультативные органы представляют собой общественные (гражданские, или публичные) структуры, созданные специально для того, чтобы на формальной основе участвовать в процессе принятия правительственных решений. История консультативных структур, по-видимому, с самого их возникновения в XX в. связана с двумя основными тенденциями. Первая — пониманием недостаточности чисто "электоральной" демократии для обеспечения представительства интересов различных групп общества и оказания ими реального влияния на процесс принятия властных решений. Иначе говоря, все усилия направляли на развитие демократии участия, партисипативной демократии как альтернативы "демократии голосований", приводящей к элитистской модели демократии, требовали создания и развития структур и институтов, через которые такое участие могло бы быть организовано. Такая тенденция существовала и в странах с более плюралистическим режимом, например, в США и странах с традициями корпоративизма и неокорпоративизма (страны Северной и Южной Европы). В США она проявилась в начале XX в., в частности в рамках реформы местного самоуправления и борьбы против засилья "партийных машин", в итоге возникали инициативные коалиции "снизу".

В то же время в США и внутри органов (или при органах) власти возникали "общественные советы" для взаимодействия с подобными коалициями и простое инициативными гражданами. Так, например, в Городском совете г. Сан-Франциско при основных департаментах мэрии существуют общественные советы численностью в 5—7 человек, состав которых утверждается мэром, и именно эти советы оказывают реальное влияние на стратегию деятельности соответствующих департаментов. В Европе такая практика получила название соуправления или общественно-государственной системы управления.

Наряду с созданием общественных советов разного уровня с целью обеспечений условия для реального участия граждан в процессе принятия решений, коррекции недостатков институтов представительной демократии и развития гражданской политической культуры, в XX в. накоплен и иной опыт, а именно попытки замены этими советами институтов представительной власти. Например, опыт возникших стихийно в охваченном забастовкой Орехово-Зуево советов самоуправления был использован затем в СССР для создания ширмы реальной власти партийно-государственного аппарата. Или опыт замены парламентской демократии системой корпоративистских структур в фашистской Италии или во франкистской Испании. В СССР наряду с Советами как органами власти (по крайней мере, формально) существовали и разнообразные консультативные и общественные советы и при государственных, и при партийных структурах, выполнявшие, как правило, функцию "добавочных приводных ремней" от партии к гражданам страны (хотя в некоторых случаях эти советы и выполняли в разрешенных пределах функцию обратной связи).

Можно предположить, что и в современной России, как и в других постсоветских странах, общественно-консультативные советы будут создаваться различными акторами поля публичной политики с разными целями в описанном выше интервале — от реального содействия вовлечению людей в процессы принятия властных решений до имитации общественного участия и (или) подмены институтов представительной власти. В последнем случае вместо гражданской культуры участия будет развиваться подданническая политическая культура.

В начале XXI в. в научной литературе получила развитие концепция так называемых "пограничных" организаций (Boundary organizations), которые возникают на границах, разделяющих систему научного знания и систему власти, точнее систему администрирования, управления различными политиками (policy) в дайной местности, стране или регионе. Понятие (и даже теория) таких пограничных структур была предложена для границы науки и власти в 1999—2000 гг. Д. Гастоиом1, и развита затем в работах других авторов. Эти структуры понимают принципы и алгоритмы деятельности, например, правительственных организаций, с одной стороны, и принципы функционирования института научного знания, с другой. Благодаря этому они становятся своеобразными "адаптерами", организуя их конструктивное взаимодействие. В качестве примера подобных пограничных организаций приводятся более или менее независимые аналитические организации, называемые также фабрики мысли.

Фабрики мысли также могут рассматриваться как пример медиаторских структур — посредников между научным сообществом и структурами государственной власти. Среди этих организаций можно выделить "технические" фабрики мысли, работающие "под заказ", и "идейно нагруженные" организации, реализующие в своей работе определенную миссию. "Технические" фабрики мысли, в свою очередь, могут быть разделены на фабрики мысли "клиентского типа", созданные для обслуживания интересов определенных политиков или властных структур, и на "контрактные", действующие на условиях рынка. Среди "идейно нагруженных" структур выделяют консервативные фабрики мысли и организации, направленные на развитие подлинно публичной, открытой и прозрачной политики. Последний тип фабрик мысли в начале XXI в. получил также название центров публичной политики.

Далее для удобства сравнения приведены основные функции всех трех обсуждаемых институтов-медиаторов4 (табл. 4.2).

Таблица 4.2. Основные функции институтов-медиаторов

Фабрики мысли и центры публичной политики	Общественные советы и палаты	Уполномоченные по правам человека
Аналитическая	Экспертная	Расследование случаев нарушения прав человека
Образовательная	Информационно-просветительская	Развитие гражданского образования
Креативная		Выработка предложений по решению выявленных проблем
Коммуникативная	Координационная	Содействие диалогу НКО и власти
Внедренческая	Консультативная	Подготовка проектов решений по ежегодным и специальным докладам
-	Контрольная	Функция (парламентского) контроля

Мы видим, все три типа рассмотренных институтов-медиаторов хорошо дополняют друг друга, и, хотя каждый из них способен выполнять свои специфические функции, максимальный эффект для развития публичной политики, партнерских моделей взаимодействия власти и общества и гражданской политической культуры можно достичь при сотрудничестве этих институтов.