Социалистические концепции объекта преступления

Отвергая всякий иной взгляд, советская уголовно-правовая доктрина взяла на вооружение такие представления об объекте преступления, в соответствии с которыми ими выступают общественные отношения. Высказанное в марксистской литературе впервые А. А. Пионтковским в середине 1920-х гг., это мнение затем, во второй половине XX в., было единодушно воспринято советской юридической наукой. Ссылаясь на законодательство и необходимость классового подхода, многие авторы подчеркивали принципиальную значимость такого рода представлений об объекте преступления, их важности для правильного уяснения социальной сущности и общественной опасности любого преступного посягательства. Настаивая на необходимости признания объектом преступления именно общественных отношений, а не чего-либо иного, в литературе со временем стали высказываться разные взгляды на понятие самих общественных отношений: в одних работах с ними увязывалось что-то конкретное (положение человека в обществе, интересы людей, фактическое или должное поведение людей и т.д.), в других – то, что складывается как результат массовой предметной деятельности людей, имеет типизированный, устойчивый характер, существует в масштабах общества, отражает основные сферы его жизнедеятельности (В. С. Прохоров). В рамках первого подхода в конце 1950-х гг. была высказана (Б. С. Никифоровым) идея о том, что объект преступления как сфера общественных отношений включает в себя: 1) участников общественных отношений, их носителей или субъектов; 2) сами по себе отношения между участниками и 3) условия реализации возможности нормального существования и функционирования социальных установлений. Со временем сторонники такого представления о структуре общественного отношения последнее стали именовать тем, по поводу чего складывается отношение, т.е. его предметом.

Исходя из такого представления о структуре общественного отношения, признаваемого объектом преступления, большинство исследователей либо оставляли открытым вопрос о том, какое место в ней занимает фигура потерпевшего, либо утверждали, что это понятие больше процессуальное, чем уголовно-правовое; во многих случаях потерпевший ни в какой связи с объектом преступления не состоит; потерпевший от преступления и предмет преступления часто совпадают в одном лице и т.д. Касаясь самого предмета преступления, его обычно признавали той или иной составной частью общественного отношения, объявляемого объектом преступления. Будучи едиными в том, что лишь путем воздействия на составную часть общественного отношение оно может быть разрушено, часть авторов пришли к выводу, согласно которому предметом преступления нужно признавать любой элемент общественного отношения (участника, его деятельность, вещь), вследствие чего отрицалась возможность существования так называемых беспредметных преступлений. О непосредственно оказываемом воздействии на предмет преступления говорили и правоведы, усматривающие в нем (предмете) лишь материальные элементы общественного отношения и не исключающие существование преступлений, которые не имеют своего предмета. Отстаивалась и такая точка зрения, согласно которой предмет преступления есть всегда то, по поводу чего складываются отношения между людьми, т.е. предмет общественного отношения. И, наконец, особую позицию по данному вопросу занял В. Я. Таций, высказавшийся в пользу того, что "применительно к потребностям уголовного права необходимо выделять три группы предметов (т.е. предмет имеет троякое значение): 1) предмет охраняемого общественного отношения; 2) предмет преступления; 3) предмет преступного воздействия". По мнению автора, в первом случае предмет – это все то, по поводу чего или в связи с чем существует само общественное отношение; во втором – любые вещи материального мира, с определенными свойствами которых уголовный закон связывает наличие в действиях лица конкретного состава преступления; в третьем – тот элемент общественного отношения, который подвергается непосредственному преступному воздействию и, которому, следовательно, причиняется вред прежде всего.

Какая бы позиция, однако, не отстаивалась тем или иным ученым по поводу места предмета преступления в общественном отношении, признаваемым объектом преступления, она в любом случае была большей частью декларативной, ибо редко находила свое подтверждение при анализе отдельных составов преступлений, поскольку вопреки исходному тезису их объектом признавали "общественный и государственный строй", "внешнюю безопасность", "личность", "жизнь и здоровье человека", "права и свободы гражданина", "половую свободу (или неприкосновенность) женщины", "деятельность государственного аппарата", "интересы правосудия" и др., т.е. то, что само по себе нельзя назвать общественным отношением. Желая быть последовательным в своих суждениях, следуя правилу "верное в общем должно быть верно и в частности", некоторые сторонники идеи "объект преступления есть общественные отношения и только они" пошли по иному пути, конструируя понятия объектов конкретных преступлений и групп преступлений по типу: "отношения в области развития народного хозяйства", "отношения, составляющие ОГЛАВЛЕНИЕ управления"; "общественные отношения по отправлению правосудия". Подобного рода трактовка объекта преступления, хотя формально и не вступала в очевидное противоречие с исходным тезисом, но явно имела "налет" искусственности и схоластичности и, самое главное, ничего не давало для практики применения уголовно-правовых норм.