Сословность и бюрократия

Николай I (по прозвищу "Пал- кин") царствовал с решимостью блюсти самодержавие в имперской традиции, с жесткостью сословного строя и административного порядка^[1]. Ради укрепления сословного строя были повышены чины, требуемые в порядке выслуги для получения дворянства потомственного и личного: чтобы каждый "не стремился бы через меру возвыситься над своим состоянием". А как стимул для "неблагородных" торгово-промышленных слоев было учреждено новое сословие потомственных почетных граждан (1832 г.)•

Царь расширил опору самодержавия за счет многочисленных бюрократов ("столоначальников"), облаченных в единообразные вицмундиры, и поставил Собственную Е.И.В. канцелярию (с четырьмя отделениями в 1826 г. и шестью к 1835 г.) над всеми органами государственного управления.

Возглавляемое генералом П. Д. Киселевым 6-е отделение было преобразовано в Министерство государственных имуществ, с задачей исправления положения государственных крестьян (реформа Киселева, 1837–1841 гг.). Общинное землевладение государственных крестьян было заменено наследственно-подворным с прекращением переделов и заменой подушной подати более гибким земельно-промысловым налогом. Но формальное самоуправление означало ступенчатый контроль царских чиновников из губернских палат и уездных окружных управлений над волостными и сельскими сходами и судами; а начальное образование сводилось к набору по одному мальчику из каждой тысячи душ для обучения письму у священников за дополнительный сбор. Попытки же принудительно внедрить "агротехнические улучшения" привели к массовым народным возмущениям против "чертова яблока" – картофельным бунтам (1840–1841 гг.).

Денежная реформа и рутинерство Канкрина

Среди наиболее влиятельных сановников Николая I был генерал от инфантерии Е. Ф. Канкрин (генерал-интендант всей русской армии в победном загранпоходе 1813–1814 гг.), как никто другой долго занимавший пост министра финансов Российской империи (1823– 1844 гг.) и считавший необходимым поддерживать национальную промышленность. Ради этого были организованы мануфактурные выставки (в 1829–1835 гг. раз в два года в столицах; затем и в губернских городах), учрежден Технологический институт в Петербурге (1831 г.), а главное – последовательно проводился тарифный протекционизм.

Канкрин сумел стабилизировать финансовую систему страны на основе серебряного монометаллизма. Узнав о чеканке в южноамериканской республике Колумбии платиновой монеты, Канкрин проконсультировался по этому поводу со знаменитым гостем России – германским ученым А. фон Гумбольдтом – и уговорил Николая 1 на выпуск (с 1828 г.) монет из уральской платины достоинством в 3, 6 и 12 руб. (всего на сумму 4 251 843 руб.). Они позволили накопить серебряную наличность, обеспечившую постепенную (1839–1843 гг.) замену обесценившихся ассигнаций кредитными билетами, для выпуска которых максимум был определен по отношению к разменному серебряному фонду как 6 : 1 (реформа Канкрина). Разменные кассы принимали не только серебряные, но и золотые монеты, а также слитки благородных металлов. В столицах были учреждены в дополнение к сохранным казнам первые российские государственные сберкассы (1841– 1842 гг.)^[2].

Но кредитование промышленности Канкрин блокировал, решительно препятствуя учреждению частных коммерческих банков и считая, что "должно служить промышленности существующей, а отнюдь не возбуждать такой искусственно". Особенно противился он сооружению железных дорог (допустив строительство всего одной – пассажирской: Петербург – Царское село, 1837 г.). Аргументы: усилится текучесть податного населения, которое трудно станет контролировать, и возникнет угроза истребления лесов под топливо ввиду отсутствия в России каменноугольной базы.

Серебряный монометаллизм обеспечил стабильность денежного обращения в России во время политического кризиса в Европе 1848–1849 гг. и подавления "Священным союзом" революций в Германии и Венгрии. Однако русскому правительству пришлось прибегнуть к займам у лондонского банка Бэрингов; внешний долг вырос на 100 млн руб.

А отсутствие в России железных дорог (и оперативной переброски войск) и общая отсталость в техническом оснащении (парусный флот против западных пароходо-фрегатов) сказались па неудаче в Крымской войне 1853–1856 гг. Поражение, подорвав престиж великой военной державы, глубоко заронило в русском обществе сознание безнадежности противостояния цивилизованной Европе и необходимости коренного обновления всего внутреннего общественного строя России. Скоропостижно умер Николай I; даже воспевавший ранее его "охранительную" миссию поэт Ф. И. Тютчев счел финал правления "злосчастным". А историк С. М. Соловьев вспоминал, что у всех, начиная с нового царя Александра II, было одно желание: "вырваться из николаевской тюрьмы".