Соотношение принципов синхронизма и историзма

Словообразовательная структура слова — понятие историческое. Это значит, что при определении хронологического и смыслового соотношения входящих в него компонентов, способа его образования, конкретных словообразовательных элементов, которые приняли участие в этом процессе, а также членимости его возможны два подхода. Интерес может быть проявлен в одном случае к тому, как слово образовалось в действительности, какова была его структура при появлении в языке, из каких компонентов она первоначально слагалась и какие изменения произошли в ней со временем, в другом — к тому, каковы его структура и членимость в тот или иной период истории, на данном этапе развития языка. Например, существительное настоятель в современном значении "начальник мужского монастыря, игумен" образовано, судя по "Материалам" И. И. Срезневского, путем переосмысления этого же существительного в значении "руководитель, глава", "наставник, учитель", восходящего к древнерусскому настояти — поучать, наставлять. Последнее в свою очередь морфологически соотносится с глаголом стояти, восходящим к sto (stajo), stare — стоять. Следовательно, в древнерусском языке структура существительного настоятель представлялась в следующем виде: {[на + (стоя + ти) + тель] — "наставник, учитель"} > "руководитель, глава" > "начальник мужского монастыря, игумен". В современном русском языке, в котором у существительного настоятель значение "игумен" является основным (при утрате более древних элементов семантической структуры), не соотносящимся уже с глаголом настоять в его новом значении "добиться, потребовать исполнения" (впервые — в "Лексиконе треязычном" Ф. Поликарпова), указанная структура полностью не соответствует этимологической. И это несмотря на то, что слово сохраняет формальную членимость, ибо в языке продолжают активно употребляться и корень cmoj, и приставка на-, и суффиксы -а-, -тель.

Существительное доярка, сравнительно недавно появившееся в языке (зафиксировано впервые в Словаре Ушакова), несомненно, воспринималось до самого последнего времени как производное с суффиксом -арк(а) от глагола доить. Однако с возникновением и широким распространением в наши дни слова дояр структура существительного доярка может восприниматься иначе — (до-яр) + к-a (ср. с тем же суффиксом гусл-яр, школ-яр).

Нужно ли учитывать данные истории (диахронии) при современном (синхронном) словообразовательном анализе, а если нужно, то в какой степени? Резкое противопоставление синхронного анализа диахронному не закономерно, ибо сами границы синхронии и диахронии весьма нечетки и подвижны. Где кончается для нашего языкового сознания (теоретически и практически) языковое вчера и начинается языковое сегодня? С равным основанием мы относим к синхронии аббревиатурный способ образования слов, имеющий уже вековую давность, и тип образования, представленный в существительных театрал (от театральный), интеллектуал (от интеллектуальный), появившихся в середине XX в. Несколько раз за последние десятилетия менялась специфика суффикса -щик (-чик).

Так, в 1930—1940-е гг. все заметнее стали проявляться черты более узкой специализации этого суффикса. С его помощью от глагольных и субстантивных основ образуются наименования производственных, технических профессий в отличие от профессий иного профиля, образующихся при помощи других суффиксов (ср. гармонист и гармонщик, баянист и баянщик). В 1950—1960-е гг. в связи с совмещением в одном слове значений лица и машины суффикс -щик стал полисемантичным. Для преодоления многозначности стали использоваться дополнительные языковые средства, в том числе сложные образования типа авторегулировщик, соответствующие производные в составе словосочетаний типа механический укладчик. Изменилась и употребительность производящих слов со стороны принадлежности их к глаголам или существительным. Если в 1930—1940-е гг. профессии назывались чаше по производственному процессу, то позднее — по отношению к машине, автомату. В последнее время стали употребляться варианты того же суффикса -овщик после собственно именных или глагольно-именных основ, а -лъщик по-прежнему после глагольных. Стали возникать аналитические формы наименований: аппаратчик по бетонированию (на испарителях, контролер), которые отвечают современным аналитическим тенденциям в развитии языка. После всего сказанного становится очевидным, что установление при словообразовательном анализе сегодняшнего соотношения компонентов в структуре производного без всякой оглядки на его историю может исказить представление о системе русского словообразования и об отдельных ее компонентах. Например, учет диахронии показывает, что между словами теория и теоретик в современном русском языке существуют только семантические связи, но отнюдь не структурные. В нем отсутствует словообразовательный тип с суффиксом -етик, пусть даже нерегулярным, ибо по отношению к системе языка это даже не суффикс, а остаточный по вычитании семантически сопоставляемого слова сегмент.

Для крупнейших представителей отечественной лингвистической мысли были и являются характерными не разрыв и противопоставление синхронического и диахронического подхода к явлениям языка, а их тесная связь и взаимообусловленность. Нельзя не привести здесь слова академика В. В. Виноградова о том, что "резкое противопоставление описательной, статистической и исторической грамматик должно отпасть". История языка, по меткому выражению Ф. П. Филина, не слоеный пирог, один синхронный срез не накладывается в нем просто на другой.

Уже говорилось о том, что с синхронической точки зрения словные структуры могут быть целостные, дефектные, декоррелятивные и опрощенные. Большинство слов, бытующих в современном русском языке, сохранили свою исконную структуру, и, следовательно, вопрос о дифференцированном подходе к их анализу — с современной или исторической точки зрения — здесь не стоит. Некоторая часть ранее производных слов вследствие деформации или декомпонизации производящих основ опростилась и в настоящее время предстает как непроизводная, а значит, и не должна являться объектом синхронного анализа. Наибольшую трудность при синхронном словообразовательном анализе представляют производные, находящиеся между этими двумя крайними группами слов, т.е. такие, в структуре которых внешние или внутренние изменения не привели к их опрощению. Анализ таких производных без привлечения исторических данных не может вскрыть существующие в языке словообразовательные типы, стирает различия между целостной структурой, с одной стороны, и дефектной или декоррелятивной — с другой, между фактами по существу разных языковых систем, относящихся к разным периодам развития русского языка.

Только учет данных истории способствует, например, решению вопроса о том, имеем ли мы дело с псевдосуффиксами или с суффиксом, участвовавшим в образовании данного слова, а потом утратившим свою продуктивность, ставшим нерегулярным. Если, например, в слове козел этимологически выделяется суффикс -ел, то, хотя он и встречается в данном варианте в изолированном слове, все же мы имеем основание и сейчас это звукосочетание считать суффиксом. Это не противоречит фактам языка.

Исторические данные следует принимать во внимание и при определении принадлежности суффикса с тем или иным значением к русской или иноязычной словообразовательной системе. Например, в русском языке есть два ряда слов на -ин-о: 1) названия населенных пунктов: Сковородино, Марьино и т.д., 2) разнородные наименования типа роялино (рояль), андантино (анданте), концертино (концерт), пианино (пианист), нейтрино (нейтральный). Обращение к истории показывает, что к русской словообразовательной системе относится только топономический суффикс -ин(о), в то время как наименования второго ряда являются заимствованными из итальянского языка, где суффикс -in(o) имеет уменьшительное значение. В русском же языке последний — лишь факт "этимологической рефлексии".

Таким образом, правильное соотношение принципов синхронизма и историзма при словообразовательном анализе должно означать не приписывание производным того, чего в них нет и никогда не было, а выяснение того, что есть, но с учетом и того, что было. Это предполагает: 1) разграничение производных и непроизводных с современной точки зрения слов; 2) учет — при сохранении словами производности — тех исторических изменений, которые произошли в их структуре и составе; 3) отграничение выделяемых остаточных звуковых комплексов, выступающих в роли суффиксов, целостных или дефектных, от комплексов, не совпадающих ни с одним из существующих аффиксов; 4) обращение к истории при анализе производных, содержащих компоненты или представляющихся построенными по моделям, которые не имеют какой-либо опоры в современном русском языке; 5) привлечение исторических данных при выявлении тенденций развития какого- либо языкового явления; 6) различение живых, функционирующих словообразовательных типов (моделей), по которым происходит словопроизводство в настоящее время, и типов, представленных в словах сохранившихся, но потерявших продуктивность.

Из сказанного в этом разделе учебника должно быть ясно, почему морфемика и словообразование рассматривались вместе. В них много общего, пересекающегося, взаимообусловленного, что делает их раздельное изучение достаточно искусственным, теоретически и практически нецелесообразным. Морфемика является по существу введением в словообразование.

Для тех, кто захочет получить справку о морфемном составе и образовании тех или иных слов, можно рекомендовать следующие словари:

Тихонов А. Н. Гнездовой словообразовательный словарь русского языка. М., 1984.

Тихонов А. Н. Словообразовательный словарь русского языка: В 2 т. М., 1985.

Кузнецова А. И., Ефремова Т. Ф. Словарь морфем русского языка. М., 1986.