Смыслы культуры

Н. А. Бердяев определял смысл культуры как борьбу вечности со временем: культура борется со смертью, хотя бессильна победить ее реально. Именно поэтому закономерностью культуры является увековечивание, непрерывность, преемственность.

Проблема смысла или, правильнее сказать, смыслов культуры – одна из ключевых в современном познании. Нас обращает к ней само понятие культурологии. Культурный мир, возникая на материале мира природы, приобретает качество, которого природный мир не знает, – смысл. Вчитаемся в само слово: смысл – это ОГЛАВЛЕНИЕ мысли, следствие, результат интеллектуальной деятельности, выраженной в идеях, предметах, отношениях, знаково-символических формах, упорядочивающих хаос. Обрести смысл – это сказать твердое "да" абсурду.

Научные подходы требуют объективированного, отвлеченного от человеческой индивидуальности измерения культуры. В ракурсе науки смыслы культуры можно классифицировать по разным основаниям:

1) по характеру содержания – и тогда выделяются интеллектуальные и эмоциональные смыслы;

2) по способу восприятия – рациональный и интуитивный, ассоциативный и эстетический способ поиска смысла;

3) по вектору адресации – универсальный, общекультурный, этнический уровни; уровень субкультуры, семьи или конкретного индивида;

4) по специфике языка, посредством которого выражена культурная информация, – естественные, этнические языки, искусственные, специализированные или художественные.

Вся культура может быть рассмотрена как пространство, в котором идут процессы смыслообразования, но в нем одновременно присутствуют и взаимодействуют между собой результаты, или продукты, этих процессов. Всякий артефакт (искусственно созданный объект: материального свойства, образец поведения, художественный образ и т.п.) обладает параметрами значений, которые выражены в тех или иных семиотических кодах культуры (подробнее об этом см. гл. 6), т.е. первоначальное переживание кодифицируется в культурном смысле, обретая знаковую форму.

Любой материал в мире культуры представляет не столько себя, сколько иное, смысловое пространство культуры; он существует, разворачивается и описывается в рамках бинарного кода, в основе которого лежит антропологически заданная оппозиция "я – другое". И это "другое" содержит тайну. Через ее раскрытие и выявляется смысл. Не всегда тайна поддается разгадке, она может остаться вещью-в-себе, и тогда смысл остается не явленным. Можно понять смысл произнесенной или написанной фразы, но это лишь функциональный уровень: в отдельной фразе содержится лишь возможность или указатель смысла. Чтобы прояснить смысл на его глубинном уровне, надо обратить внимание на тип контекста, размещение действующих лиц – индивидов или коллективов, взаимообмен между которыми управляется кодами выражения. Но и это не исчерпывает проблемы, так как обеспечивает лишь прагматический уровень. И только на следующем, третьем уровне, когда ОГЛАВЛЕНИЕ включается в широкий социальный и культурный контекст, можно рассчитывать на понимание. В связи с этим перед каждым человеком возникает проблема декодирования: от того, насколько успешно он справится с этой задачей, зависит его духовное, да и материальное состояние, потому что понимание смыслов деятельности в культуре задает человеку горизонт самореализации.

Между тем, если спросить конкретного человека, так называемого "носителя культурного образца", в чем смысл этого "образца", скорее всего, мы не получим точного ответа. Люди не размышляют о смыслах вещей и явлений в своей собственной культуре, они принимают их как данность, на веру. Пожимаем руки, киваем при встрече, целуемся при прощании и т.д. Где же искать смысл?

Чтобы обрести способность раскрывать смыслы, надо включиться в сферу познания трех взаимосвязанных процессов: генерации (производства), функционирования и интерпретации культурных образцов. Необходимо знание языка и логики мышления, посредством которой создавался "культурный факт", а значит, освоение различных типов рациональности. В повседневной реальности рациональность как система правил и норм есть необходимое условие существования общества.

Типы рациональности складывались в ходе исторического развития, сменяя друг друга. В XVII-XVIII вв. в связи с формированием просвещенческой идеи прогресса произошло "разбожествление" культуры и точкой отсчета для осмысления бытия стал разум. Немецкий философ и социолог К. Манхейм, выделив два базовых типа рациональности – функциональную и субстанциональную, – отмечал, что в индустриальную эпоху функциональная рациональность, т.е. ориентированность в текущей жизни, способность достигать конкретную цель, возрастает, "оставляя человеку все меньше возможностей развивать субстанциональную рациональность как способность к формированию собственного суждения. Более того, если до конца продумать это различие между обоими типами рациональности... то станет ясно, что именно сущность функциональной рационализации ведет к тому, чтобы лишить рядового индивида способности мышления, понимания, ответственности и перенести эти способности на рационализацию ведущих индивидов"^[1]. "Ведущие индивиды" – это элита, которая концентрирует власть в своих руках, оставляя рядовым, манипулируемым гражданам право бездумно следовать за нею.

Во второй половине XX в. сформировалось представление о множественности типов рациональности и о необходимости диалога между ними. Это связано с особенностями познавательных процессов в постиндустриальную, информационную эпоху, разрушившую классическую картину мира и посеявшую сомнения в существовании конечных смыслов и абсолютных ценностей.

Эти процессы, однако, не отменяют потребности каждой личности в поиске смысла бытия, что дает ощущение его полноты. Напротив, делают эту потребность еще более острой. Разум и рациональное начало, организуя и структурируя жизнь человека и человечества, такого ощущения не дают. Именно в культуре и ее ценностях, именно через культуру, увиденную, обнаруженную, улавливаемую как целостность, возможна реализация онтологической идеи человеческого бытия. Именно такое свойство культуры, как смыслогенез (т.е. порождение смыслов), делает ее сферой самодетерминации личности (В. С. Библер), ибо только культура выступает смыслообразующим началом самого человеческого существования; в культуре и через культуру человек способен реализовать то, что заложено в нем Природой и Богом. Отсюда следует, что проблема смыслов культуры актуальна не только для науки, но и для индивидуального самосознания.

Мы продолжаем утверждать тезис об актуальности проблемы смысла культуры. И мы согласны с авторами вступительной статьи в новом, стартовавшем в 2013 г., журнале "American Journal of Cultural Sociology". По их мнению, несмотря на то что немало социальных теоретиков "провозглашали “смерть смысла” (meaning) в результате воздействия рыночных сил, безличных структур власти, научной экспертизы и всепроникающих сил рационализации и индустриализации, – структуры культуры и процессы, происходящие в ней, оказались на удивление устойчивыми. Относительно автономные паттерны смысла – нарративы и коды разделения, ускользающие символы, требования чистоты и страхи перед загрязнением – продолжают оказывать экстраординарное воздействие на действия и институты. Они влияют на структуры неравенства, расизма и маргинальности, пола и сексуальности, преступления и наказания, социального движения, рыночного успеха и корпораций граждан... Каким образом эти сложные культурные процессы могут быть концептуализированы? Какие методы могут способствовать изучению социального смысла? Пока еще идут дебаты вокруг этих специальных теоретических и методологических вопросов, но уже накоплены исследования, освещающие то, как борьба за смысл влияет на самые разные социальные процессы современности"^[2].