Символический интеракционизм Дж. Мида и Г. Блумера

В двух предыдущих параграфах рассматривались европейские авторы. Пора вступить на американскую почву. Специфика американской философии определяется, в первую очередь, прагматизмом. Ясно, что прагматический проект не мог пройти бесследно для социологии. В этой связи настал черед обратиться к творчеству Джона Герберта Мида.

В философской литературе тремя столпами прагматизма считаются Ч. Пирс, У. Джеймс и Дж. Дьюи. Во многом это объясняется тем, что именно они артикулировали свои воззрения в качестве философских. Дж. Мид в указанном отношении был менее притязательным. Но по многим параметрам и его следовало бы отнести к основателям американского прагматизма. Как бы то ни было, именно ему удалось создать впечатляющий проект прагматической социологии. Пирс более всего прославился в качестве логика, Джеймс – как психолог, Дьюи – в качестве педагога, а Мид – как социолог. Ясно поэтому, что в контексте данного учебника наибольший интерес из числа пионеров американского прагматизма вызывает именно Дж. Мид.

Решающая особенность прагматизма состоит в том, что началом любой истории считается субъект, действующий в определенной ситуации. Нет субъекта вне ситуации, он в его положении вынужден действовать, иного не дано. Действуя, он формирует свой разум (англ. mind). Определяющим и изначальным конституирующим фактором оказываются действия человека. Действие – первично, а разум или даже сознание в целом вторично. Разумеется, человек должен обладать некоторыми изначальными способностями, в отсутствие которых его действия, отличающиеся определенной спецификой, не могли бы состояться. В этой связи признается способность человека определять значимость для него всех тех факторов, с которыми ему приходится встречаться, в частности физических объектов и других людей, являющихся подобно данному субъекту действующими единицами.

Но что представляет собой определение значимости (англ. significance)? Нечто, физический объект или даже другой человек, противостоит субъекту, т.е. является для него знаком (англ. sign). Иначе говоря, констатируется наличие некоторого отношения между (лат. inter) человеком и знаком. Констатация этого отношения оказывается интерпретацией. Если она имеет место, то налицо объяснение, причем ясное, а не со ссылкой на всегда таинственные феномены сознания. Интерпретация в данном случае понимается не в европейском ключе, а именно как обрушение на изучаемое явление всей мощи сознания. Строго говоря, о сознании вообще нет речи. В данном месте следует подчеркнуть отличие прагматической точки зрения от бихевиористской. Бихивиорист фиксирует соотношение стимулов и реакций на них, но не обращает внимание на его интерпретационный – в выше разъясненном смысле – характер. Г. Блумер, ученик Дж. Мида, в этой связи замечает: "Один лишь Дж. Мид, на наш взгляд, пытался глубоко разобраться в том, что означает акт интерпретации для понимания самого человека, человеческого действия и человеческого сообщества"^[1].

Необходимое разъяснение обращения Дж. Мида к понятию символа

Дж. Мид детальнейшим образом рассматривает акт интерпретации^[2]. Решающее значение имеет характер выбора человека, находящегося в определенной, как правило проблемной, ситуации. Он "избирает то, что является общим"^[3]. Почему налицо общее? Потому что любое отношение связывает воедино свои полюсы. Общее, следовательно социальное. А то, что противостоит субъекту, знак как общее, является, по известному определению из семиотики – науки о знаках, символом. Символы по своей природе социальны.

Дж. Мид, подобно основателю прагматизма Ч. Пирсу, оперирует отношениями, стороны которого в принципе не могут существовать изолированно друг от друга. Это первостепенное внимание к отношениям выступает как акцентирование концептов соответственно не действия, а взаимодействия, т.е. интеракции (от лат. inter – между и actio – деятельность) не знака, а символа, не атомарного, а социального. Что касается символов, то все они являются посредниками между людьми. Решающее же значение Дж. Мид придает языку, ибо он действует на всех, как на говорящего, так и на его собеседников, одинаковым образом. Язык понимается при этом как средство коммуникации.

Дж. Мид не отказывается рассуждать ни о сознании, ни даже о самосознание и его абстрактных формах. Но все эти феномены выступают у него вторичными образованиями по отношению к социальной практике. Такова характерная позиция прагматиста американской чеканки.

Любимой темой Дж. Мида является формирование самости, или, иначе выражаясь, самости индивидуальности как воплощения установок социального целого, обобщенного другого. Но, разумеется, в качестве социолога ему следовало, во-первых, определиться и относительно целого. Во-вторых, Дж. Миду, как правило, обращавшему основное внимание на общее, без которого нет социальной группы, надо было выразить свое отношение и к различиям, а вместе с ними и к конфликтам, в том числе способам их возможного преодоления. Создать многозвенную теорию социальных конфликтов ему не удалось. Тем не менее, у него была на этот счет по крайней мере рабочая гипотеза, которую мы ниже реконструируем по его статье, посвященной психологии карательного правосудия^[4].

Как самости в рамках того или иного целого люди находятся в состоянии соревнования, которое он называет английским словом "play". Показательно, что Мид использует именно это слово, а не термин "competition" (конкуренция). Рассуждая о "play", он имеет возможность подчеркнуть, что каждый человек выполняет некоторую роль, причем в рамках вполне определенного целого. Поскольку роли не совпадают, а социальные группы существуют в различных формах, причем как индивиды, так и группы вынуждены самоутверждать себя, то неизбежно возникает конкуренция, которая в своих наивысших формах доходит до вражды.

Аргументация Дж. Мидом возможности преодоления конфликтов

Прогресс состоит в осознании более широкого целого. Чем оно шире, тем в большей степени самоутверждение личностей теряет свои деструктивные черты, становясь чисто функциональным феноменом. Согласно Дж. Миду, эволюция по направлению к обществам максимальной степени интегрированности снимает возникающие между людьми напряженности.

Как видим, едва ли есть основания отнести Дж. Мида к егоронникам радикальных социологических теорий, в рамках которых обращаются к социальным революциям и катастрофам. Он придерживается линии социального эволюционизма.

Дж. Мид является основателем символического интеракционизма, известность и славу ему придал Г. Блумер, изобретатель соответствующего термина и автор знаковой монографии^[5]. Этот автор среди прочего интересен своим постоянным вниманием к методологическим вопросам социологии. Он значительно более определенно, чем Дж. Мид, выступил против бихевиоризма в социологии. Особенно показательной в этом смысле оказалась его президентская речь на годичном собрании членов Американского социологического общества (1956)^[6].

Г. Блумер подверг резкой критике существовавшие идеалы социологических исследований, основанные на изучении взаимосвязи независимых и зависимых переменных. Основной его аргумент состоял в том, что эти переменные берутся как данные, т.е. не интерпретируются на основе абстрактных категорий. В результате не получают своего выражения подлинные черты социальных общностей. Согласно аргументации Г. Блумера исследователи обращаются к трем типам переменных, которые якобы имеют общий характер, однако при ближайшем рассмотрении выясняется, что все они соотносятся с конкретными ситуациями. Указанные переменные соотносят, во-первых, с классами объектов, но они рассматриваются исключительно применительно к конкретному месту и времени. Во-вторых, рассматриваются переменные, относящиеся вроде бы к абстрактным категориям, например к социальной интеграции и групповой морали, но вновь рассматриваются конкретные ситуации. Одни параметры призваны выразить интеграции городов, другие – джаз-бандов. Подлинно общее отсутствует. В-третьих, соотносят переменные с классами, например с такими, как "секс", "пол", "исторический период". Но и в данном случае все сводится к конкретике. В конце своего выступления Г. Блумер подчеркнул, что он не выступает против количественных исследований. Но, мол, в современном их виде, они несостоятельны. Однако при этом он не показал, каким именно образом должны проводиться количественные исследования. Он ограничивался качественными исследованиями.

Критика позиции Г. Блумера

Надо сказать, что у автора как у исследователя, достаточно часто обращающегося в американскому прагматизму, аргументация Г. Блумера вызывает некоторое удивление. Не его критика позитивизма и бихевиоризма, а неожиданный уход в сферу абстракций. Ортодоксальный прагматист, как правило, так не поступает. Он старается держаться непосредственно в контексте конкретных ситуаций. Г. Блумер же поступает вопреки существующей традиции.

Разумеется, позиция Г. Блумера абсолютным большинством американских социологов была воспринята с недоумением. В конечном счете, чуть ли единодушно был вынесен следующий вердикт: для символического интеракционизма Г. Блумера характерны субъективные крайности, вследствие которых он не справляется с социологическим анализом макроструктур, например, государства, культуры и экономики^[7]. Высказывается убеждение, что символический интеракционизм является не теорией, а концептуальным каркасом^[8]. Критики символического интеракционизма полагают, что он так и не превратился из концептуального каркаса в теорию. Его же сторонники верят, что многие исследователи используют достижения символического интеракционизма, порой не зная об этом.

На наш взгляд, основная беда сторонников символического интеракционизма состоит в их явно недостаточном внимании к устройству социологической теории. И Дж. Мид, и Г. Блумер не уставали подчеркивать, что в общении людей рождаются их установки, т.е. ценности. Но одной этой констатации недоста

точно для развития любой социальной, в том числе социологической теории. Теория включает переходы между принципами, законами и переменными. Но всего этого у сторонников символического интеракционизма не найти. Их абстрактные категории представляют собой, по сути, принципы, которыми люди руководствуются в свой деятельности в составе социального целого. Но в таком случае они должны называться. Настаивая на интерпретации событий посредством абстрактных категорий, Г. Блумер не разъяснил способ ее осуществления. А это ничто иное, как концептуальная трансдукция. Она не только не противоречит, а предполагает использование переменных.

Вызывает возражение также использование термина "символ". То или иное понятие выступает в качестве символа лишь тогда, когда оно является знаком другого понятия. Например, если политологическое понятие является знаком экономического концепта, то оно будет символом. Но само по себе оно не есть символ. Язык, ментальность, объектность и процессуальность – это различные способы представления теории. Для различения их не нужен концепт знака. Основатель научной лингвистики Ф. де Соссюр считал любое слово знаком чего- либо. Если придерживаться этой позиции, то можно прийти к пониманию слов, обозначающих отношения людей, в качестве символов. Но она была преодолена теми исследователями, в частности, Л. Витгенштейном и Дж. Л. Остином, которые стали понимать язык как способ действия, а не в качестве обозначения вещей и процессов. Впрочем, и такое воззрение недостаточно в концептуальном отношении, ибо не учитывается статус теории. Его учет как раз и приводит к выводу, что язык является формой представления теории. Все формы представления одной и той же теории концептуально эквивалентны друг другу, но между ними нет знакового отношения.

Выводы

1. Символический интеракционизм явился попыткой реализации на социологическом поле потенциала прагматической философии.

2. Сильной стороной этого проекта стало использование языкового представления как наиболее адекватного межличностной коммуникации.

3. Слабая сторона символического интеракционизма состоит в недостаточном внимании к концептуальной трансдукции.