Симулятивность современной культуры
В работе "Прозрачность зла" (1990) Ж. Бодрийяр пишет: "Если бы мне надо было дать название современному положению вещей, я сказал бы, что это - состояние после оргии. Оргия - это каждый взрывной момент в современном мире, это момент освобождения в какой бы то ни было сфере". Отмечая наступившее освобождение в материальной, рациональной и сексуальной сферах, Ж. Бодрийяр пишет о перепроизводстве вещей и идей в современном мире: произведено и накоплено столько вещей, что они просто не успеют сослужить свою службу; написано и распространено столько знаков и сообщений, что они никогда не будут прочитаны. Кроме того, он отмечает, что система ценностей, присущая предыдущим стадиям развития культуры, претерпела диффузию: теперь не существует соответствия чего бы то ни было чему бы то ни было, сложилось то, что похоже на эпидемию ценностей, на их рассеяние, зависящее от воли и случая. Он поясняет, что непрерывное созидание позитивного неминуемо порождает катастрофу. Поэтому так называемая постмодернистская ситуация, возникшая в западной культуре, произошла от избытка, от перенасыщенности.
Поскольку все сценарии уже были сыграны, все утопии обрели реальные очертания, нам остается лицедействовать и заново разыгрывать спектакль по некогда написанному в действительности или воображаемому сценарию. В этом Ж. Бодрийяр видит некий парадокс, который заключается в том, что нужно продолжать жить так, как будто этого не было: "Мы живем в постоянном воспроизведении идеалов, фантазмов, образов, мечтаний, которые уже присутствуют рядом с нами и которые нам, в нашей роковой безучастности, необходимо возрождать снова и снова". Например, исчезла идея прогресса, но прогресс продолжается; пропала идея богатства, когда-то оправдывавшая производство, а само производство продолжается и с еще большей активностью, нежели прежде; в политической сфере - идея политики исчезла, по политические деятели продолжают свои игры, оставаясь втайне совершенно равнодушными к собственным ставкам.
Все эти явления культуры он также рассматривает в свете теории симуляции. Симулякр формирует среду прозрачности, где ничего не может быть утаено или скрыто. Прозрачность устраняет дистанцию. Все становится сверхвидным, приобретает избыток реальности, становится гиперреальностью. Гиперреальность порождена техническим безумием совершенного и сверхточного воспроизведения. В гиперреальности безраздельно царствует новая непристойность, которая означает гиперпредставленность вещей. Именно в непристойности Ж. Бодрийяр видит суть социальной машины производства и потребления, поэтому именно вокруг непристойного в псевдосакральном культе ценностей прозрачности выстраиваются ритуалы коллективного поведения.
Мыслитель обращает внимание на то, что современная культура перенасыщена, что человечество не в состоянии расчистить скопившиеся завалы, что многие культурные явления находятся в состоянии транса (оцепенения). Ценности более невозможно идентифицировать, культура стала транскультурой, политика - трансполитикой, экономика - трансэкономикой, сексуальность - транссексуальностью. Все подверглось "радикальному извращению" и погрузилось в ад воспроизводства, в "ад того же самого". Остро характеризуя сложившуюся в мире ситуацию, Ж. Бодрийяр отмечает, что триумфальное шествие модерна не привело к трансформации человеческих ценностей, зато произошло рассеивание, инволюция ценностей, и следствием этого оказалась "тотальная конфузил", "полная неопределенность и невозможность вновь овладеть принципами эстетического, сексуального и политического определения вещей".
Он предостерегает: освобождение затрагивает в одинаковой степени и Добро, и Зло; оно приносит свободу нравов и умов, но оно же дает волю преступлениям и катастрофам. Во фрагменте помещенном в разделе "Некроспектива" этой же книги, Ж. Бодрийяр предлагает заранее упразднить 1990-е гг., чтобы "сразу из 89-го года перенестись в 2000 год. Ибо, коль скоро этот конец века со всем своим пафосом умирания культуры, со своими нескончаемыми стенаниями, знамениями, мумификациями уже наступил, неужели нам предстоит еще десять лет томиться па этой галере?" - вопрошает он. Если мы примем версию Ж. Бодрийяра о весьма скоротечном разрушительном этапе в культуре и заметим, что уже прошло десятилетие, как мы преодолели 2000 г., то станет понятным, почему все чаще исследователи ведут дискуссии о необходимости новых констант и введении иного понятийного аппарата для обозначения меняющейся ситуации в культуре.
И контексте концепции симуляции Ж. Бодрийяр рассматривает создание технологических образов в сфере фотографии, кино и телевидения. Он подчеркивает, что именно разительное сходство с реальностью, обусловленное процессом технологического воспроизведения, делает образ наиболее безнравственным. Образы обладают коварной природой, поскольку пытаются нас уверить в своей репрезентативности, способности передавать действительные факты и значения, на самом же деле их похожесть дьявольская. Эти образы-симулякры не только искажают реальность, но вполне могут опережать ее, переворачивая причинно-следственную связь между реальным фактом и его воспроизведением, и тогда становится невозможным отличить причину от следствия. По мнению Ж. Бодрийяра, в течение последнего времени в диалектической связке реальности и образов "верх взял образ; он навязывает реальности свою имманентную эфемерную логику, эту аморальную логику по ту сторону добра и зла, истины и лжи; логику уничтожения собственного референта, логику поглощения значения, где замысел исчезает с горизонта творения". Философ замечает, что если образы таких искусств, как литература, живопись, театр, архитектура, и побуждают нас еще к грезам и фантазиям, то технологические образы вообще отсекают какие бы то ни было суждения о реальности, приводят к отрицанию принципа реальности. И телевидение в этом опережает кинематограф. Ж. Бодрийяр совершенно прав, когда отмечает особенность восприятия такого рода симулякров: они не трогают душу, они оставляют равнодушными, они не оказывают на нас никакого воздействия, помимо, пожалуй, некоего "животного очарования образами". В этом он видит истинную катастрофу, происходящую с технологическими видами искусства, которые захватывают не благодаря своей репрезентативной способности, а напротив, потому что уводят нас от каких-либо суждений о реальности.
Если рассматривать искусство в контексте теории мимесиса, то сегодняшнее искусство не отражает реальности, поскольку, согласно концепции Ж. Бодрийяра, реальность полностью сменилась игрой в реальности, сегодня сама реальность стала гиперреальностью. Реальность - это то, у чего может быть эквивалентная репродукция; гиперреальность находится за пределами репрезентации исключительно потому, что оно располагается в сфере симуляции, где барьеры репрезентации безумно подвижны. "Именно с суперреализма и поп-искусства все и началось - когда обыденную жизнь начали возвышать до уровня иронического могущества фотографического реализма".
Наслаждение знаками вины, отчаяния, насилия и смерти, по мнению Ж. Бодрийяра, заменяют настоящие вину, тревогу и даже смерть в полной эйфории симуляции. Реальное и воображаемое в сегодняшней жизни перемешаны. Ж. Бодрийяр категоричен: "По существу, в том хаосе, который ныне царит в искусстве, можно прочесть нарушение тайного кода эстетики". Все, что столь великолепно развивалось в течение столетий, неожиданно оказалось парализованным своим собственным имиджем и своими богатствами; и как следствие этого просматривается другая тенденция - бесконечная вариация всех предшествующих форм. "Как все исчезающие формы, искусство пытается возрасти посредством симуляции, но вскоре оно окончательно прекратит свое существование, уступив место гигантскому искусственному музею искусств и разнузданной рекламе", - таков печальный прогноз Ж. Бодрийяра. О смерти искусства, как известно, писали и другие мыслители, в частности Ф. Ницше, однако именно Ж. Бодрийяр доводит эти суждения до безальтернативного конца. В этой связи приведем суждение современного исследователя, который уподобляет Ж. Бодрийяра гашевскому солдату Швейку, "который не оспаривает приказы начальства, но доводит их до абсурда буквальным исполнением".