Рыцарский роман. Классификация. Французский куртуазный роман
Когда в середине XII в. пишутся первые рыцарские романы, старый героический эпос еще жив, некоторые классические памятники, как "Песнь о Нибелунгах", не созданы. Тем острее ощущается различие старой и новой формы. Оно очевидно уже в выборе сюжета. Старый эпос обращен к национальному преданию; новый начинается с античных сюжетов: "Роман об Александре", "Роман о Фивах", "Роман о Трое".
Различие несколько стирается тем, что в этом соседстве старый эпос менял свой характер и его герой приобретал новые авантюрно-куртуазные черты. Некоторые герои переродятся настолько, что смогут прижиться в романном жанре. Так, французский эпос о Карле Великом станет одним из основных сюжетных циклов романа наряду с античным и бретонским.
И все-таки показательно, что для самых первых романов были выбраны античные сюжеты. Основой им служила не память, изустно передаваемая, а книжный источник, на который особенно любят ссылаться ранние романисты. Они как бы с полным доверием указывают на всякого рода свидетельства, якобы оставленные участниками разрушения Трои или походов Александра Македонского. Разумеется, это все были поддельные сочинения, однако возникшие еще в поздней античности (подобно запискам грека Диктиса или фригийца Дарета) с целью изобличить фактологическую несостоятельность Гомера и долго ценившиеся за "достоверность". Так что ново и драгоценно само желание романистов – сослаться на источник. Старому эпическому поэту такое не приходило в голову, прежде всего потому, что он ощущал себя не автором, а хранителем предания. Романист же, напротив, – автор. Хронологически он едва ли не первый, по отношению к кому приложимо это современное слово. То, что он создает – стихами или прозой – он поверх этих и всех других жанровых уточнений осознает как книгу.
Авторство – факт письменного творчества, литературы. И романист откликается на это условие, памятуя, что в его время и раннее письменное свидетельство должно было обладать некоторыми важными качествами: оно документально, требует к себе доверия и отвечает этому требованию. Авторы первых романов, еще не ощущающие себя настолько авторами, чтобы поставить и сохранить свое имя, уже принимают на себя новую ответственность. Отсюда и ссылки на свои сюжетные источники. И если мы, полагая такого рода ссылки свидетельством лишь доверчивости и наивности, отказываемся признать за произведениями право исторической подлинности, то не должны пропустить тот факт, что именно благодаря этой иллюзии подлинности они приобретали в глазах современников право принадлежать новой культуре. Той культуре, которая живет и продолжается не устным преданием, а письменной традицией, передаваемой от одного автора к другому под личную ответственность.
Пусть ранние романисты не обладают тем умением, которое позже историки назовут критикой текста, т.е. умением аналитически отличать факт от вымысла, но важно, что они уже почувствовали себя лично ответственными за то, что рассказывают. Этим сделан шаг к личному творчеству, которое очень скоро заявит о себе правом на свободное владение сюжетом, правом на вымысел.
Как это ни парадоксально, это так: роман, начавшийся претензией на достоверность, очень быстро перейдет к сочиненным, авторским сюжетам. Претензия на достоверность – это первая реакция на обретение литературного статуса: записывать следует вещи важные и правдивые. Кстати сказать, эта претензия не отпадет, а превратится в один из наиболее устойчивых повествовательных приемов в жанре романа. К ней относятся ссылки на разного рода обнаруженные, найденные, случайно приобретенные рукописи, по отношению к которым будущие романисты будут якобы выступать лишь издателями.
За первой реакцией на письменное и литературное условие творчества очень скоро последует вторая, когда романист ощутит себя автором, чему сопутствует не только новая ответственность, но и новое право. Право сочинять, придумывать. Романист становится сочинителем, а то, что выходит из-под его пера – литературой и более того – художественной литературой. Именно здесь ее начало.
Придумывая сюжет, автор выступает творцом нового мира, имеющего свое пространство и время. Истекло старое эпическое время, разрушилась неподвижная дистанция, отделявшая настоящее от героического национального прошлого. Впрочем, мы несколько забегаем вперед, во всяком случае, забываем о том, что человек XII в., создавая новое, скорее был склонен завуалировать новизну, чем выставить ее напоказ. Вот почему сама техника сносок, удостоверяющих достоверность, не была забыта с переменой романного сюжета.
Авторы первых романов были учеными клириками, составлявшими хроники, как на Западе называли летописи. Хронистом был, по всей видимости, и человек, первым употребившим слово "роман" – нормандец Вас. Дописывая последние строки своего повествования о троянце Бруте, Вас сообщает, что в 1155 г. он завершает свой "роман". В его устах (или точнее – иод его пером) это означает, что, хотя он и повествует о событиях античных, хотя сам он и живет в Англии, где большинство населения говорит на германском наречии, он пишет и не на германском наречии, и не на латыни, а на романском, старофранцузском языке. Если Вас и не хотел сказать ничего более, то все равно слово "роман" очень быстро сделалось обозначением новой литературной формы, которой предстояла судьба самого распространенного и популярного жанра последующих веков, приобретшего значение эпоса нового времени.
Родиной куртуазной поэзии был юг Франции. Роман рождается па ее севере, а приобретает поддержку при английском дворе. В 1066 г. пришедшие с севера Франции, из Бретани, норманны во главе с герцогом Вильгельмом, который в качестве короля новой династии будет прозван Завоевателем, покорили Англию. Пришельцы долго не смешивались с коренным населением даже по языку: англичане говорили на языке германского происхождения, а норманны на старофранцузском (это языковое противоречие памятно и тонко, как черта времени, воссоздано В. Скоттом в начале романа "Айвенго"). Довольно скоро при ближайших потомках Вильгельма прямое наследование по мужской линии прервалось, и после 20-летней распри за трон в 1154 г. королем становится его правнук по женской линии, основатель династии Плантагенетов – Генрих II. Его цель – упрочить трон, а для этого обосновать законность и древность нормандского правления в Англии.
Здесь и пригодился роман, которому в свою очередь сюжетной основой служат легенды. Их возводят к "Энеиде" римского поэта Вергилия, почитавшегося величайшим в Средние века. Ее герой – Эней, оставшийся в живых потомок троянских героев, в свою очередь положил начало роду героев, один из которых, по имени Брут, якобы прибыл на безымянный остров и дал ему свое имя – Британия. Чтобы установить собственную мифологическую родословную, Плантагенетам оставалось доказать, что их род восходит к этому легендарному прародителю. Они нашли к этому повод. Поскольку бритты – кельтское племя, от которого в действительности происходит название острова Британия, дали еще имя и полуострову на севере Франции – Бретань, откуда и явились норманны, то они как бы переставали быть чужеземцами, а их вторжение обретало вид возвращения на свою историческую родину. Эти лингвистические построения совершенно фантастичны, но не противоречат средневековой логике, еще не вполне освободившейся от магической доверчивости к слову и мифу.
Вот почему "Брут" Васа появляется всего через год после восшествия на престол в 1154 г. Генриха II. Около этого же времени была закончена еще более важная книга, имевшая замечательное литературное продолжение, хотя сама она была сочинением как бы историческим – "История бриттов" Гальфрида Монмутского. Он соединил многие ходившие легенды, что-то, вероятно, досочинил и выстроил историю
королей Британии, среди которых и Лир (именно сюда восходит сюжет шекспировской трагедии), и, главное – король Артур. Его имя, полулегендарного правителя кельтских племен в VI в., было известно и ранее – но преданиям, легендам, однако славным и великим его сделал Гальфрид. От него он перейдет в рыцарский роман, вокруг него сложится самый прославленный цикл – бретонский, еще известный как арту- ровский, или еще как цикл романов Круглого стола.
В XII в. романы были исключительно стихотворными. В XIII в. появляются и прозаические, которые в дальнейшем побеждают окончательно. Уже в раннем "Романе об Александре" была найдена удачная форма стихотворного повествования – цезурованный двенадцатисложник. Под названием александрийского стиха он будет иметь богатую историю. В русском стихосложении ему будет соответствовать цезурованный шестистопный ямб[1]. Это стиль высокой поэтической речи, хранящей свою первоначальную ассоциацию с античностью, впоследствии перешедшей в трагедию классицизма. Однако в рыцарском романе существовали и другие, более подвижные формы стихотворной речи, например восьмисложник.
Внемли мне всякий, кто влюблен
И терпит от любви урон,
Сеньоры, рыцари, девицы,
И молодцы, и молодицы:
Которым слушать не наскучит,
Тех мой рассказ любви научит.
Вас о Флуаре юном речь
И Бланшефлор должна увлечь...
(Пер. А. Наймана)
"Флуар и Бланшефлор" – один из ранних памятников. История любви, не знающей преград, побеждающей политические интриги, козни, различие веры. Рожденный мусульманином принц Флуар влюблен с детства в Бланшефлор и ради нее принимает христианство. Их душевное родство предсказано созвучием имен: ее значит – белый цветок, его – цветок. Цветочные имена окрашивают всю историю, хотя исполненную разлук, слез, опасностей, но сохраняющую идиллический тон и счастливое разрешение. Ее будут пересказывать на протяжении нескольких веков на многих языках, превратив в символ всепобеждающей своей верностью любви.
Как будто бы вечная история, но мы уже знаем, что новизна романа – в его умении отзываться на свое время, окрашиваться его цветом. Восточный колорит "Флуар и Бланшефлор" напоминает об эпохе крестовых походов и даже, точнее, – о втором походе 1147–1149 гг., когда европейское сознание, утонченное куртуазней, было подготовлено к тому, чтобы воспринять прелесть чужой культуры и вдохновиться ею.
Предполагают, что и еще более конкретные обстоятельства своего времени отзываются в этой вечной истории любви, которая, возможно, также связана с двором английских Плантагенетов. Женой Генриха II была Альенора Аквитанская, внучка первого трубадура, герцога Гильема. Если кто-то и склонен полагать, что куртуазная дама – фигура идеальная и почти бесплотная, то ему лучшим опровержением послужит судьба и личность этой прославленной покровительницы поэтов. Сначала вышедшая замуж за короля Франции Людовика VII, она довольно скоро расстается с ним, чтобы в Англии стать женой Генриха II. И этот брак неудачен. Супруги преимущественно живут врозь. Альенора предпочитает свое наследственное владение в Пуату. Так что если она и вдохновила, согласно одной из версий, безымянного автора "Флуар и Бланшефлор", то скорее на назидательную историю – привести реальные обстоятельства своей бурной жизни в большее соответствие с куртуазным идеалом.
Идиллический тон вообще не очень характерен для рыцарского романа. Любовный сюжет здесь вплетен в сложный мир, внутри которого служение даме нередко вступает в противоречие с вассальным долгом. Роман превращается в испытание отваги, верности, любви. Причем эти высокие ценности нередко оказываются взаимоисключающими. Герою предстоит выбор: совершать ли ему подвиги, демонстрируя верность сюзерену, или нарушать ее через любовь к прекрасной даме. Особенно если дама оказывается женой сюзерена, как это случается, может быть, в самом прославленном рыцарском сюжете о Тристане и Изольде. Легенда о Тристане и Изольде – один из наиболее прославленных, вечных или бродячих, сюжетов мировой литературы. Его истоки уходят в кельтские древности, хотя трудно судить, какой была его первоначальная основа и что было поглощено ею потом, то ли досочиненное, то ли позаимствованное из самых разнообразных традиций, включая восточные. Ядро сюжета составляет обычная для родовых отношений история дяди и племянника, короля Марка и Тристана, чья близость в данном случае нарушается соперничеством в любви. Среди кельтских легенд самые близкие – о любви Диармайда к Грайне, которую избрал себе невестой его престарелый дядя – король Финн, и о Дейрдре и Найси, которых разлучил король Конхобар.
Любовь Изольды к Тристану вырастает из первоначальной ненависти, когда она, исцелив (как оказывается, во второй раз) победителя дракона, узнает в нем убийцу своего дяди Морхольта. Это переплетение любви/соперничсства/ненависти создает неповторимую атмосферу эмоциональной напряженности между тремя близкими и благородными людьми. Выход из нее – только смерть, и смертью влюбленных завершается сюжет.
Мы можем лишь гадать, в какой мере он сложился в устной традиции, а что для его окончательного оформления сделали Тома или Беруль, авторы двух дошедших до нас только в отрывках больших поэм XII в. То, что они не сохранились полностью, тоже своего рода загадка, поскольку популярный сюжет многократно обрабатывался, перекладывался, и эти прозаические романные пересказы известны в десятках рукописей.
Одну из самых ранних литературных обработок легенды о Тристане и Изольде мы находим в лэ "Жимолость" первой французской поэтессы XII в. Марии Французской. Лэ – лиро-эпический жанр куртуазной литературы, от рыцарского романа он отличается небольшим объемом и ограниченным количеством эпизодов. Вот какое определение лэ предложил французский медиевист XIX в. Гастон Парис: "Это рассказы о любви и приключениях, где часто фигурируют феи, чудеса и превращения; не раз здесь говорится о стране бессмертия – острове Авалон, куда феи уводят и где удерживают героев; там упоминается Артур, двор которого иногда является местом действия, а также Тристан... Большей частью это осколки древней мифологии, обыкновенно непонятые и почти неузнаваемые; персонажи кельтских легенд естественно превратились в рыцарей; в общем, в них преобладает нежный и меланхолический тон..."[2]. "Жимолость" Марии Французской – это лэ о Тристане и Изольде, об их любви, представленной как образец fin'amor: De Tristram e de la relue, // De lur amur que tant fu fine. Двое влюбленных живут в разлуке. Тристан, жизнь которого вдали от королевы Изольды теряет всякий смысл, решает увидеться с любимой во что бы то ни стало...
В своем лэ поэтесса использует одно из самых знаменитых сравнений в средневековой литературе: Тристан и Изольда похожи на орешник и жимолость, которые не могут жить друг без друга, и гибнут, если их разлучают.
Сказать бы можно, что они Своею участью сродни Орешнику, когда растет С ним рядом жимолость и льнет Побегами к нему. Вдвоем Легко им жить так день за днем. Но если ветви расплести,
И вместе им не дать расти, Орешник сгибнет в цвете лет И жимолость ему вослед. "Подруга милая, про нас Весь этот горестный рассказ.
Не можем жить мы, как сейчас: Вы – без меня, а я – без вас!"
(Пер. Н. Сычевой)
Все версии легенды о Тристане и Изольде обычно содержат следующий круг сюжетных мотивов.
Отец Тристана погибает, отвоевывая свое королевство, а мать, сестра Марка, короля Корнуэльса, умирает от горя сразу после рождения сына. Отсюда его имя – Тристан: унаследованное от кельтского первоисточника (Дурст), оно было осмыслено во французском языке как происходящее от слова "печальный" (triste). Мальчик воспитывался, не зная о своем высоком происхождении. Уже юношей он был похищен норвежскими купцами и случайно попал ко двору Марка, который полюбил незнакомца за ум и разнообразные таланты, включающие мастерскую игру на арфе, скрипке и роте. Ко двору прибывает его воспитатель Роальд Твердое Слово и раскрывает правду: Тристан – племянник Марка.
Тристан отвоевывает свои земли и оставляет их воспитателю, не желая покидать обретенного и любящего дядю. В это время из Ирландии прибывает славящийся своей силой Морхольт с требованием от Марка не уплаченной дани. Тристан единственный не убоялся его, принял вызов и убил на поединке. Однако сам он жестоко ранен отравленным копьем, никакие снадобья не действуют, и его тело гниет, источая непереносимое зловоние. Тристан просит положить его в ладью и дать в руки арфу, ибо грести он не в силах. Он отдается на волю волн; морская стихия все время ощущается как фон этой истории, действие которой совершается в островных и полуостровных кельтских землях: Корнуэльсе, Ирландии и Бретани.
Волны приносят Тристана в Ирландию, где его излечивает королевская дочь Изольда Белокурая. Болезнь так изменила Тристана, что в нем не узнают убийцу Морхольта, но, обретя силы, он решается бежать обратно к Марку. Дядя счастлив, но обеспокоены его бароны, не желающие видеть столь могучего героя своим властелином. Они настаивают на женитьбе короля, и он дает согласие: подняв занесенный ласточкой женский волос он говорит, что сделал выбор. Но кто она? Бароны полагают, что король посмеялся над ними, и лишь Тристан узнает волос по неповторимой золотистости оттенка. Он снаряжает корабль в Ирландию.
Две страны разделены непримиримой враждой. Однако Тристан по прибытии избавляет ирландцев от пожиравшего их девушек дракона. Опаленный пламенем из пасти чудовища, он вновь исцелен Изольдой, которая на этот раз узнает в нем убийцу дяди, но смиряется с победителем сама и примиряет с ним остальных. Победивший дракона, по условию, получает в жены королевскую дочь. Тристан увозит Изольду не для себя, а для дяди. Она оскорблена. В ней вновь вспыхивает старая ненависть. Однако на море, страдая от жажды, оба они по ошибке выпивают переданный матерью Изольды ее служанке и наперснице Бранжьене любовный напиток, который предназначался для брачной ночи. Так начинается любовь, бросающая их в объятия друг другу. Она продолжается и по прибытии в Корнуэльс, и после свадьбы Изольды с Марком. Сохранять тайну влюбленным помогает предприимчивая и преданная Бранжьена, однако враги-бароны заручаются помощью читающего по звездам карлика. Он им подсказывает, когда будет очередное свидание. Наконец, им удается представить Марку свидетельства измены. Тристан и Изольда осуждены разгневанным королем без суда. По дороге на казнь Тристан с Божьей помощью бежит, а затем спасает Изольду, отданную на поруганье прокаженным. Приютом им становится лес, где они проводят долгие счастливые месяцы. Наконец, их убежище выдано лесником. В это же время истекает действие любовного напитка и влюбленные отказываются от совместной жизни в лесу, понимая все ее безумие.
Изольда возвращается ко двору мужа, который принимает ее как жену и королеву при условии, что Тристан навсегда покинет пределы Корнуэльса. Герой уезжает в Бретань и по прошествии времени женится на Изольде Белорукой, отчасти прельщенный сходством имен, однако продолжает любить первую Изольду. Будучи смертельно раненным в одной из рыцарских стычек, он посылает надежного друга за Изольдой, которая одна может ero излечить. Тристан условился с другом, что, если Изольда откликнется на его просьбу, на корабле будет поднят белый парус, в противном случае парус будет черным. Изольда Белорукая из ревности солгала Тристану, что парус на корабле черный, и от горя герой скончался, а за ним и его возлюбленная. На могилах Тристана и Изольды выросли деревья (подругой версии – кусты), которые переплелись ветвями, символизируя победу любви над смертью.
Особая популярность легенды о Тристане и Изольде в веках обусловлена органичным сочетанием фольклорных мотивов и образов, картин феодального быта и нравов и вечной темы противостояния любви и долга. Тот же конфликт – в основе всего сюжета бретонского цикла, завершающегося гибелью королевства Артура.
Сюжет бретонского цикла складывался веками, и изложить его можно только исторически, следя за переменами, внутри него происходящими. В его истоке смутно различимы черты реальных событий. Согласно преданию, Артур был одним из кельтских вождей, запомнившихся не столько подвигами, сколько участием в общей междоусобице и разбоями (Гальфрид относит его смерть к 542 г.). Затем история преобразуется в легенду и соединяется с мифом. В самом имени Артур исследователи пытаются угадать мифологические связи: индоевропейский корень "ага" – землепашец (русское – оратай), кельтский "artos" – медведь или ирландский "art" – камень. Это догадки, мифологически возводящие героя к богам или к стихиям.
Реально другое: кельтский материал по многим причинам оказался богатейшим кладезем романных сюжетов. Помимо той династической необходимости, которая существовала при дворе Плантагенетов, – искать именно в этом направлении, кельтские предания имели безусловные достоинства. В них, начиная с древнейших саг, был намечен напряженный любовный треугольник, так что историю Тристана и Изольды возводят к ним самым непосредственным образом. В то же время эти отрывочно дошедшие истории как будто напрашивались на то, чтобы их додумали, досочинили. Они волновали воображение, по не имели связности, сюжетной завершенности, оставляя свободу авторскому воображению. В общем, в них была необходимая мера сюжетной увлекательности и исторической подлинности, как ее трактовал XII в.
После Гальфрида Монмутского основные имена и события были вписаны в легендарную историю бриттов, получив необходимое подкрепление в письменном источнике. Этого было достаточно. Это мы со своей точки зрения можем считать, что аргументы не выдерживают критики, а тогда и даже несколько веков спустя они выглядели едва ли не бесспорными: "...ежели кто скажет или помыслит, будто не было на свете такого короля Артура, – в том человеке можно видеть великое неразумие и слепоту, ибо существует < ... > немало доказательств противному. Во-первых, можно видеть гробницу Артура в монастыре Гластонбери..."[3].
Так аргументировал в 1485 г. английский первопечатник У. Кэкстон, предваряя книгу Томаса Мэлори "Смерть Артура" – прозаический свод всех легенд, фольклорно бытующих или изложенных в романах, поэмах. Мэлори подвел сюжетный итог, дав наиболее полное и связное изложение основных событий.
Отцом короля Артура был Утер Пендрагон, чье имя также наводит на мифологические размышления – главный дракон. В жены себе он взял Ингрейну, вдову герцога, с которым враждовал. Еще не зная о его смерти, в самый ее час, Утер проникает в спальню Ингрейны, с помощью Мерлина приняв облик ее мужа. Родившегося сына, по уговору с Утером, забирает Мерлин, нарекает его Артуром и воспитывает втайне от всех. Образ Мерлина – целиком создание Гальфрида, посвятившего ему отдельную поэму "Жизнь Мерлина".
Перед смертью Утер объявляет Артура наследником, но его таинственное происхождение и происки врагов дают повод к войне. Она была кровопролитной и долгой. Особенно ожесточенно ее вел король Лот, женатый на сводной сестре Артура Моргаузе. От нее, по одной из версий, в результате кровосмешения у Артура родился сын Мордред, который в будущем должен стать его убийцей.
Одержав победу, Артур женится на Гвиневере (произношение ее имени в разных языковых традициях колеблется особенно сильно – Геньевра, Женивьева). В приданое он получает Круглый стол, некогда изготовленный Мерлином и переданный Утером Пендрагоном в дар ее отцу.
Форма стола, как полагают, повторяет форму круглых кельтских башен и имеет магическое значение. У Т. Мэлори по этому поводу сказано: "Круглый стол был сооружен Мерлином как знак истинной круглости мира...". Вместе с тем, поскольку стол круглый, все за ним равны, никто не может считаться сидящим выше или ниже. Вот как об этом пишет автор знаменитого романа "Парцифаль" Вольфрам фон Эшенбах:
Сей лучший из земных столов,
Мы знаем, не имел углов.
Быть как бы во главе стола
Всем честь оказана была,
Всяк удостоен чести
Сидеть на главном месте!..
(Пер. Л. Гинзбурга)
Этот смысл сохраняется и по сей день в выражении "беседа за круглым столом". Всего мест за столом у Артура было 150. Стол заняли рыцари, прибывшие с Гвиневерой, остальных предстояло избрать, оставив одно место, гибельное, не заполненным. Еще не родился тот, кому оно предназначено. Он явится позже.
Идея рыцарского союза в XII в. была вполне своевременной, поскольку именно тогда в связи с крестовыми походами и создаются в Европе подобные духовно-военные ордена: иоаннитов, тамплиеров (основан в 1120 г.), тевтонский... Их цель – защита христианства от неверных, жизненное воплощение высших добродетелей. Рыцарские добродетели остались утопией, а артуровский орден – ее наиболее памятным воплощением. Сам Артур, первый среди равных, – образец доблести, великодушия и милосердия. Ему подражают и с ним в этом соперничают остальные рыцари.
Вначале среди них выделялся сэр Гавэйн. Уже то, что он племянник короля, подчеркивало его древнее происхождение, ибо по логике родовых отношений сын сестры ближе собственного сына, поскольку жену брали из другого рода. В героизме Гавэйна просвечивает глубина мифа (что особенно очевидно в преданиях о нем, сохранявшихся в Англии, где он остался любимейшим героем цикла). Сэр Гавэйн могуч, но его сила находится еще в прямой зависимости от циклической жизни природы, троекратно возрастая к полудню и убывая на исходе дня. Он соприроден, но в силу этого недостаточно утончен и куртуазен. Так, его посвящают в рыцари в торжественный день свадьбы Артура, но первый же его подвиг оборачивается позором: победив на поединке рыцаря, он отказывает ему в милосердном прощении, замахивается, чтобы срубить голову, и вместо него обезглавливает прекрасную даму, пытавшуюся закрыть телом своего возлюбленного.
Если Гавэйн превосходит других рыцарской силой, доблестью, то в качестве куртуазного героя ему противостоит его двоюродный брат, сын второй сестры Артура, феи Морганы, – сэр Ивэйн.
Однако оба по мере развития цикла уступают тому, кто появляется несколько позже, но соединяет в себе все мыслимые рыцарские и куртуазные добродетели. Это сэр Ланселот Озерный. Он наиболее прославится среди рыцарей Круглого стола. Ему же предрешено судьбой быть виновником общей гибели. Своей дамой он избирает жену Артура Гвиневеру. Старый мотив кельтского предания, как и в случае с Тристаном, сталкивающий дядю с племянником, здесь вновь оживает. Теперь соперничают люди, близкие не по кровному, а по духовному родству, равные доблестью и благородством.
Что касается имени, точнее, прозвания Ланселота – Озерный указывает, что хотя среди героев артуровского цикла он выдвигается на заметные роли довольно поздно и у него есть мифологическая родословная, идущая из кельтских преданий. Он воспитан Владычицей Озера, хранительницей магических тайн, подарившей королю Артуру его волшебный меч Эскалибур. Отцом Ланселота иногда называют бога Луга (сыном которого в кельтской мифологии считался и герой саг Кухулин). Однако если он и унаследовал героическую доблесть, то, явившись в сюжете артуровского цикла, сумел смягчить ее суровый облик куртуазной изысканностью. Как своей прекрасной даме он служит Гвиневере, не удовлетворяясь "любовью издалека". О поэзии трубадуров спорят, в какой мере она платонична. Биографии поэтов часто более откровенны, и из них мы узнаем, что своей любовью они не раз навлекали на себя гнев господина, мужа дамы. Им приходилось спасаться бегством. Ланселот также пускается в бегство ради любви, но вместе с Гвиневерой.
Он вовремя явился вместе со своими друзьями и родичами, чтобы спасти ее от костра, обвиненную в прелюбодеянии с ним, и увезти в свой замок. Затем он свидетельствует невинность королевы (увы, ложно), вызывает на бой любого в том усомнившегося, а после, дабы избежать всеобщей распри, уезжает за море. Артур и Гавайи пускаются в преследование. В отсутствие короля Мордред делает попытку захватить престол, что служит поводом к гибельной для всех ее участников войне. Правда, согласно кельтскому преданию, Артур не погиб, а лишь скрылся, чтобы однажды вернуться в свою страну.
Где она расположена? География артуровского мира не менее расплывчата, чем его история. С одной стороны, все как будто бы достаточно просто: это кельтские земли - полуостров Корнуэльс, может быть, Бретань во Франции. Но с другой – когда-то кельты занимали не только всю Британию, но и значительную часть центральной Европы. Предание легко расширяет границы государства Артура, отождествляя его столицу Камелот с древней британской столицей – Винчестером. У Мэлори сказано об этом прямо: "...у стен Камелота, который иначе зовется Винчестер..." Но порой его столица – Лондон...
И на этом расширение пределов не завершается. Нередко Артур мыслится владыкой всего западного христианского мира. Начинает казаться, что артуровский мир повсюду и в то же время – нигде, ибо он открывается за первым же поворотом дороги, в него ведет каждая потаенная тропинка, на него указывает со значением любой предмет. Надо лишь уметь понять указание, разгадать знак. Для этого требуется волшебство, без которого не войти в заколдованный мир артуровского эпоса.
Волшебными предстают и время, и пространство в рыцарских романах. Если первые авторы дорожили иллюзией достоверности, ссылались на книжные источники, то ближайшие к ним поколения эту иллюзию ценят гораздо меньше. Их увлекает свобода авторства, право воображения. И в артуровском цикле, поскольку "достоверность" сего сюжета уже обоснована, можно сосредоточиться на разработке отдельных мотивов. Сюжет каждого романа будет локален и эпизодичен, развернут вокруг одного героя или даже вокруг одного события его жизни. Именно такую композицию создает и разрабатывает величайший из авторов этого жанра – Кретьен де Труа.
Всего пять романов было написано им. Первые два, "Эрек и Энида" и "Клижес", датируют соответственно 1170 и 1176 гг. В это время Кретьен проживал при дворе Марии Шампанской (дочери Альеноры Аквитанской и, следовательно, правнучки первого трубадура герцога Гильома). По семейной традиции там царил культ куртуазии и сохранялся интерес к поэзии. Но со временем претерпевает изменение сама идея куртуазной любви. Во всяком случае, ее свобода, доходящая до своеволия и нарушения брачных уз (как в истории Тристана и Изольды), для Кретьена неприемлема. Он не допускает любви, влекущей за собой обман и измену. Та любовь, которую он ценит, разумна и добродетельна. Это супружеская любовь. Его второй роман – "Клижес" самим сюжетом заставляет вспомнить о Тристане и Изольде, вступая в спор, иногда едва ли не пародируя их сюжет. Героиня Кретьена не забывает подчеркнуть свое отличие:
Известный мне претит роман.
Вы, слава Богу, не Тристан;
Отвергнута моей натурой
Любовь Изольды белокурой,
И, кроме вас, никто другой
Вовек не насладится мной...
(Пер. В. Микушевича)
Так объясняет Фенисса любимому ею Клижесу: как он мог подумать, что она, хотя и выданная по принуждению замуж за его дядю, константинопольского императора, физически принадлежала ему! Этого не было и быть не могло, ибо "чье сердце, того и тело". Такова новая мораль. Дядя- император под действием чар полагал, что в его объятиях – Фенисса. Ошибался: это был лишь призрак. Но и с любимым и достойнейшим Клижесом, у которого дядя украл корону, она не согласна бежать, уподобляясь Изольде. Она лучше инсценирует свою смерть, претерпит мучительное испытание (действительно ли умерла?), а затем скроется. К счастью, дядя сам вовремя умирает от приступа злобы, чтобы оставить племяннику империю вместе с возлюбленной.
"Клижес" написан Кретьеном де Труа на пересечении двух романных типов – бретонского и восточного. Его герои – жители одновременно трех империй: германской, византийской и той, где царит Артур. В богатых описаниях романа проявлен тогдашний интерес Запада к Востоку, становящийся модой. Но Клижес племянник не только константинопольского императора, а еще – сэра Гавэйна (Говена), чья сестра Златокудрая была его матерью. Как бы широко ни раскинулось пространство романа, Кретьен очень компактно строит сюжет, выдвигая на первый план влюбленную пару. Сюжет, как обычно у Кретьена, имеет две части: в первой герой демонстрирует доблесть, во второй – силу духа.
Можно сказать, что главный интерес смещается в душевную сферу. В этом огромное отличие романного героя от героя предшествующего эпоса, который всегда был выражением коллективного духа, родовой личности. Здесь начинает пробуждаться индивидуальное сознание, хотя было бы ошибкой, опережая события, предполагать в герое рыцарского романа "диалектику души" или способность к внутреннему развитию. Он меняется, но все происходящее с ним справедливее представить как испытание и прозрение.
Этими словами лучше всего представить судьбу героя первого романа Кретьена – Эрека. Вначале он, доблестный и прославленный, завоевывает Эниду, чье единственное богатство – красота душевная и физическая. Они женятся. Они счастливы. Счастье усыпляет Эрека, и он забывает о подвигах. Это волнует Эниду, она укоряет мужа, и он прозревает. Эрек пускается в рыцарское паломничество, ища подвигов и совершая их. Эниде позволено сопровождать его, но с условием, что не проронит ни слова, какая бы опасность ему ни грозила. Это дополнительный повод для нравственных колебаний, ибо она не может молчать, видя смертельную опасность, угрожающую мужу.
Опасность поджидает сразу же за порогом дома. Дом - рыцарский замок. От него ведет дорога. Она уводит в лес. Это чужой мир, где странно было бы не встретить волшебника, не очутиться у чудесного источника, не попасть в заколдованный замок. Взгляд, брошенный романистом вокруг, рождает новый литературный стиль яркой и подробной описательности. Все чудесно, на все хочется обратить внимание и во все вглядеться подробнее, ибо каждый предмет может оказаться дорожным указателем на этом волшебном пути. Не заметить его – пропустить приключение.
Обычная форма жизни для романного рыцаря – необычное. Он живет в волшебном, авантюрном пространстве и времени[4]. Если он чего-либо и страшится в своем бесстрашии, то обыденного и сниженного, что может уронить его достоинство. Когда Ланселот отправляется спасать Гепьевру (так у Кретьена) из рук злодея, чтобы узнать где она, ему предложено проехать отрезок пути на телеге. Это оскорбительно, и он колеблется, делая всего три шага, прежде чем сесть на нее. Телега – испытание для рыцарской чести, но колебание оскорбительно для его любви. И спасенная Геньевра чувствует себя оскорбленной; на долю же обезумевшего от любви и отчаяния рыцаря выпадают новые испытания – в наказание.
Впрочем, это сюжет уже другого романа Кретьена де Труа. Между 1176 и 1181 гг. им написаны "Ивэйн, или Рыцарь со Львом" и "Ланселот, или Рыцарь телеги". Сюжеты построены так, как будто их автор хотел проверить разные возможности любви, посмотреть на нее с разных сторон. Вообще, нужно сказать, что во всех романах Кретьена ощущается отчетливое проблемное задание: с какой целью выбран и именно так разработан данный сюжет, на что в нем содержится ответ и с чем ведется спор? Подобная подвижность повествовательной точки зрения лишний раз напоминает нам о наличии автора, сознательно творящего, имеющего собственный взгляд на события и знающего, что существуют другие оценки, с которыми он соотносит свою. Ничего подобного нельзя было ожидать в героическом эпосе. Если там и есть точка зрения, то лишь передаваемая певцом, а по сути принадлежащая коллективной памяти.
В Кретьене де Труа, напротив, мы предполагаем способность к изменчивости вплоть до самоопровержения и даже самопародии. Им создана классическая форма романа. Ему подражают, его сюжеты продолжают и переиначивают. Кем-то, назвавшимся Пайен де Мезьер, написан "Мул без узды" – история о рыцарях Артура, о спасении прекрасной дамы, о поединке и обо всем прочем, чему положено быть в романе. Однако все происходит с недопустимыми снижениями: в битве Гавэйну помогает виллан, простолюдин; в повествовательном тоне слышится то ли какая-то несерьезность, то ли насмешка. Да не она ли и в самом имени автора: Пайен, т.е. язычник, из никому неведомого Мезьера. А не есть ли это сознательный перевертыш относительно Кретьена, т.е. христианина, из знаменитого Труа? Кто скрылся за псевдонимом? Иногда предполагают, что сам Кретьен.
Определенно ничего сказать нельзя, но важна возможность подобного предположения. Уклончивая, ироничная манера романиста во всяком случае допускает такую версию.
В "Ивэйне, или Рыцаре со Львом" он, вероятно, ближе всего подошел к своему идеалу серьезной любви, достигаемой в браке. Ивэйн завоевывает даму, чтобы вскоре потерять ее, вновь увлекаясь подвигами. Чтобы вернуть любовь, нужно искупить проступок, прозреть и остаться верным обретенному пониманию.
История Ланселота – история чувства всеподчиняющего и доводящего до безумия. Может быть поэтому Кретьен и не докончил роман, оставив его одному из своих учеников. Это не та любовь, которую он ценит. Его герои – Эрек, Клижес, Ивэйн. Но ему предстоит еще раз испытать себя в новом героическом качестве.
Последний роман писателя – "Персеваль, или Повесть о Граале" связывают с его переездом ко двору графа Фландрского, женатого на Изабелле Вермандуа (подруге Альеноры Аквитанской). Здесь куртуазная любовь толкуется в духе христианского благочестия, отсюда и выбор сюжета. Мистическая легенда о Святом Граале сложилась где-то на Востоке и получила в Средние века широкое распространение в Европе. Грааль – священная чаша, в которую, по преданию, Иосиф Аримафейский собрал кровь распятого Христа. Тем самым, как сказано в словаре "Мифы народов мира", этот сосуд стал прообразом "драгоценных вместилищ для материализованной святыни". Некогда содержавший в себе святыню, он навсегда остается священным и чудодейственным. Каждый человек, соприкоснувшийся с ним, причащается божественной благодати, недостойный же, напротив, приближаясь к нему, может быть наказан.
Легенда довольно поздно соединилась со сказанием о рыцарях Круглого стола. Полагают, что окончательно это произошло после того, как между ними возникла связь по месту: монастырь Гластонбери, числивший среди своих реликвий останки Иосифа Аримафейского, объявил об обладании и останками короля Артура.
Тема Грааля стала логическим завершением сюжетного цикла и всей куртуазной духовности. Куртуазная любовь родилась как чувство к земному, человеческому, но как чувство божественное по своему происхождению: Бог дарует ее и Бога прежде всего приучается любить человек. На своем земном пути, облагораживая свою чувственную природу, свою плоть, человек восходит к небесному. В куртуазии заложено ощущение причастности таинству, и Грааль становится последним, наиболее завершенным выражением этой причастности. Будучи последовательно героем, рыцарем, идеальным влюбленным, человек готовит себя к деянию, уже непосредственно обращающему его к Богу. Ему человек может послужить, спасая христианскую святыню. Поводом для крестовых походов было вырвать Гроб Господен из рук неверных. Грааль – повод для личного подвига, подготовленного куртуазным восхождением героя.
Далеко не каждому рыцарю дано участвовать в поисках святого Грааля. Кроме прочих достоинств, в этом деле потребны душевная чистота и твердая вера. Быстро сходит с пути поиска сэр Гавайи. Более упорства проявляет сэр Ланселот, несмотря на неудачи, на видения, предрекающие ему неудачу: "Сэр Ланселот, сэр Ланселот, твердый, как камень, горький, как древесина, нагой и голый, как лист смоковницы! Ступай отсюда прочь, удались от этих святых мест!" И все же Ланселот удостоился достичь Грааля, хотя и не удостоился его видеть, пораженный в его присутствии многодневным сном.
Рыцарями Грааля стали сэр Персеваль, преодолевший дьявольское искушение и утвердившийся в вере; сэр Боре и главный герой этой части цикла – благочестивый сэр Галахад, сын Ланселота, занявший пустовавшее гибельное место за Круглым столом.
Свой последний роман Кретьен де Труа не окончил. То ли сюжет, заказанный новыми покровителями поэта, не увлек, то ли смерть прервала работу... Она будет продолжена другими. Поиск Грааля и образ одного из рыцарей, его ведущих, – сэра Персеваля будет разрабатываться многими авторами. Сразу вслед Кретьену это делает немецкий писатель Вольфрам фон Эшснбах в огромном стихотворном романе "Парцифаль".
Рыцарский роман приходит к совершенно новому пониманию человеческой личности, возникающей в процессе воспитания, приобретения ею знания общественных условностей, нравственного восхождения и опасности, – уйти от своей благодатной природы. Роман сменяет эпос, вслед которому он пообещал повествовать о подлинном и историческом, но увлекся и увлек читателей волшебным, сказочным. Он возник как серьезная нравственная программа, пусть и утопическая; он же на несколько веков станет любимым чтением, развлекающим многих и владеющим умами, а то и сводящим с ума, как спустя четыре столетия произойдет с героем Сервантеса. С рыцарского романа начинается то, что мы знаем под именем художественной литературы. Ей он передал свои открытия, касающиеся и нового понимания человека и нового – авторского – склада повествования.
Это был жанр, в котором небывало обновился, обретая черты индивидуального бытия, герой, в котором едва ли не впервые явился свободно творящий автор и который создал читателя, человека, воспринимающего книгу как мир особый и готового жить по законам этого явно придуманного, но такого увлекательного мира.
Круг понятий и проблем
Эпос и роман: национальное прошлое, иллюзия достоверности, авантюрное время, героическая личность.
Литература: письменность, авторство, право на вымысел, чувство традиции.
Задание для самоконтроля
Расскажите о романах Круглого стола, Камелоте, Артуре, Ланселоте, Тристане и Изольде, Парцифале, Граале.