Лекция 6. РОЖДЕНИЕ СОВЕТСКОЙ ЦИВИЛИЗАЦИИ

В результате освоения данной темы студент должен:

знать

– фактологическую канву развития СССР в 1930-е гг.;

– основные подходы и дискуссии в историографии по вопросу политического развития советского общества в период массовых репрессий 30-х гг. XX в.;

– особенности плановой экономики но сравнению со смешанной, рыночной и директивной;

– деятельность советской дипломатии, направленной на создание в Европе системы коллективной безопасности и сохранения мира;

уметь

– формулировать и аргументированно отстаивать собственную точку зрения по сложным дискуссионным вопросам исторического развития нашей страны;

– использовать новейшие достижения исторической науки в процессе освоения учебного материала;

владеть

– основами работы с экономической статистикой;

– базовыми принципами историко-типологического метода при изучении советского общества и жизни русской эмиграции в 30-е гг. XX в.;

– ключевыми теоретическими положениями тоталитаристской школы историографии новейшей отечественной истории.

Социально-экономические преобразования в СССР

В 1930-е гг. СССР переживал ключевой период своего становления. В эти годы шло зарождение самобытного явления, названного уже в наши дни "советской цивилизацией". До сих пор результаты развития страны в то время являются предметом ожесточенной полемики. И это неслучайно: годы, предшествующие Второй мировой войне, носили неоднозначный и противоречивый характер. Общество переживало переход от аграрного к индустриальному типу развития.

В современной историографии этот процесс нередко называют новым для нашей исторической науки термином "модернизация". Но на практике происходившее имело гораздо более сложную природу. Под процессом модернизации принято подразумевать повторение отстающими странами опыта передовых, однако СССР не только копировал известные модели цивилизационного развития. В нем шел широкомасштабный поиск новых общественных форм. Переход к индустриальному обществу во все времена и во всех странах сопровождался большими трудностями.

В большинстве государств он затягивался на десятилетия или даже на столетия. В СССР переходный период удалось сократить до нескольких лет. Одной из причин этого была возможность использования мирового опыта. Второй – целенаправленная политика советского государства. В результате в нашей стране сложилась особая система "государственного социализма". Ее основные черты сохранялись потом почти в неизменном виде на протяжении нескольких десятилетий. Тем самым в 30-е гг. XX в. был осуществлен выбор, с которым было связано все последующее развитие страны.

Начальный период форсированного социально-экономического развития СССР нередко называют "сталинская революция" или "революция сверху". Термин "революция сверху" пришел в отечественную науку из западной. Он обозначает радикальные структурные изменения, начатые по инициативе самой власти. Точно так же, как и реформы, "революция сверху" служит сохранению существующего режима, хотя по своим масштабам, темпам и широте социальной базы существенно превосходит любую реформу. Невозможно не согласиться, что завершение нэповской эпохи действительно может быть определено как "революция сверху". В то же время, как и в случае с понятием "модернизация", советская действительность была не столь одномерной и складывалась из тенденций, нередко совершенно противоположных и даже сталкивающихся друг с другом.

В ходе предстоявших обществу социально-экономических преобразований необходимо было решить несколько сложных задач. Одна из них – не просто увеличить мощности имевшихся в стране сырьевых и промышленных центров, резко поднять товарность сельского хозяйства, а серьезно преобразовать сам тип экономического развития. Для успеха реформ подобного размаха требовалось постепенно сместить центр тяжести экономической политики из традиционно ведущего в России сельскохозяйственного сектора экономики в промышленный.

Внутри самой индустрии предполагалось сконцентрировать первостепенное внимание на тяжелой промышленности, в первую очередь горнодобывающей, металлообрабатывающей и машиностроительной отраслях. Без этого, без создания собственных станков, тракторов, электротурбин, без повышения товарности села дальнейшее развитие было бы невозможно. Нереальным становилось бы также соблюдение стратегического паритета с внешним миром: в 20-е гг. XX в. СССР все больше и больше отставал по основным показателям от ведущих мировых держав.

Предстояло решить еще одну непростую задачу. Как известно, до революции и в годы нэпа основной промышленный потенциал концентрировался в европейской части страны: Южной промышленной зоне, Северной промышленной зоне, Баку, Урале. Крупнейшей промышленной базой оставался Московский промышленный район. Занимая всего 3% территории республики, район давал 25% национального дохода, сосредоточив 30% капиталов, промышленных предприятий и около 40% рабочей силы, причем значительную ее часть составляли кадровые рабочие с дореволюционным стажем.

Такое положение ни в коей мере не устраивало тогдашнее партийное руководство. Уже в июне 1925 г. И. В. Сталин доказывал, что строительство новых заводов в приграничных районах не соответствует геополитическим ("географически-стратегическим", по определению самого Сталина) потребностям СССР. Экономическая модернизация ориентировалась на освоение новых, "тыловых" областей России, Сибири и Средней Азии. Тем самым решались не только вопросы создания резервных экономических баз на случай войны, но и задачи освоения слабозаселенных территорий.

Первые решения о переходе страны к политике ускоренного развития появляются в середине 20-х гг. "Съездом индустриализации" становится XIV съезд ВКП(б), проходивший 18–31 декабря 1925 г. Именно на нем была одобрена стратегическая формулировка всей модернизационной стратегии большевиков: СССР из страны, ввозящей машины и оборудование, необходимо превратить в страну, производящую машины и оборудование.

Тот же курс был продолжен и на следующем, XV партсьезде, состоявшемся 2–19 декабря 1927 г. Позже XV съезд ВКП(б) будет назван "съезд коллективизации". На нем были намечены основные ориентиры модернизации в области сельского хозяйства. Ставилась задача не только усовершенствовать материально-техническую оснащенность села, но и повернуть его к преобладанию коллективистских форм организации производства.

Началом проведения курса на ускоренное развитие СССР становится 1929 г. Советская печать того времени называла его вслед за Сталиным "годом великого перелома". В этом году преобразования затронули все отрасли советской экономики. Важнейшие из них касались аграрного сектора, который должен был стать "донором" всего модернизационного проекта. На проходившей в апреле 1929 г. XVI партконференции был принят план, по которому в течение пяти лет 85% крестьянских хозяйств должны были быть охвачены всеми видами кооперации, а шестая их часть коллективизирована.

Однако формировавшаяся в СССР директивно-распределительная система серьезно исказила первоначальные планы в области коллективизации. Уже в декабре 1929 г. было решено ускорить темпы создания колхозов, а 5 января 1930 г. принимается постановление ЦК ВКП(б) "О темпе коллективизации и мерах помощи государства колхозному строительству"^[1] Согласно этому плану сроки коллективизации заметно сжимались. По темпам коллективизации выделялись районы трех типов. К первой группе относились такие крупные зерновые районы, как Северный Кавказ и Поволжье, где коллективизацию требовалось закончить к 1931 г. Во вторую группу входили все другие зерновые районы страны: Украина, Центрально-Черноземная область, Сибирь, Урал, Казахстан. Здесь считалось возможным закончить коллективизацию к весне 1932 г. В остальных же краях, областях и национальных республиках намечалось завершить коллективизацию к 1933 г.

За три месяца 1929 г. (июль – сентябрь) путем развернутой агитации или прямого нажима в колхозы было объединено около миллиона крестьянских хозяйств, а к концу года – еще около 1,5 млн крестьянских хозяйств. Январь – февраль 1930 г. становятся временем самого быстрого роста колхозов, и к 20 февраля они объединяли уже 14 млн крестьянских хозяйств или 60% крестьян.

Хотя "сплошная коллективизация" осуществлялась иод популярным в то время лозунгом "ликвидации кулачества как класса", каток модернизации, прежде всего, прошелся по середняцким слоям деревни. Из существовавших перед началом коллективизации крестьянских хозяйств только около 5% можно было бы отнести к кулацким. Вместе с тем раскулачиванию и прочим формам давления со стороны государства подверглось 15% крестьян, а в некоторых областях страны, например в Подмосковье, процент пострадавших был еще значительнее.

Перегибы с обобществлением имущества при образовании колхозов привели к тому, что крестьяне стали забивать скот: в 1929–1930 хозяйственном году поголовье крупного рогатого скота сократилось с 60,1 млн до 33,5 млн голов, свиней – с 22 млн до 9,9 млн голов, овец с 97,3 млн до 32,2 млн голов, лошадей с 32,1 млн до 14,9 млн голов.

К весне 1930 г. Сталин начинает осознавать всю опасность принудительного массового объединения крестьян в колхозы. Упреждая возникновение массовой оппозиции, 2 марта 1930 г. в "Правде" он публикует свою статью "Головокружение от успехов"^[2]. Вся вина за "перегибы" в ходе коллективизации перекладывалась на местные органы власти. В развитие идей сталинской статьи, 14 марта принимается специальное постановление ЦК ВКП(б) "О борьбе с искривлениями партийной линии в колхозном движении"^[3]. В ней власть шла на серьезные уступки крестьянству. Начался массовый выход из колхозов, и к лету 1930 г. численность крестьян в колхозах упала до 6 млн крестьянских хозяйств.

Однако маховик колхозного строительства уже не мог остановиться. В сентябре 1931 г. коллективные крестьянские хозяйства объединяли уже 60% крестьян, в 1934 г. – 75%. К концу 1930-х гг. колхозное крестьянство составляло уже свыше 96% аграрного населения.

Одной из самых трагических страниц коллективизации стал голод 1932–1933 гг., поразивший основные хлебные районы страны: Украину, Северный Кавказ, Нижнее и Среднее Поволжье, Южный Урал, Казахстан. В период голода погибло от 2 до 4 млн человек. Но информация о голоде не доходила не только до мировой общественности, но и до большинства советских граждан. В отличие от 1921 – 1922 гг., когда помощь оказывалась по линии государства, международных и российских общественных организаций, в начале 30-х гг. деревня фактически осталась один на один со своей бедой. Более того, власть винила во всем само крестьянство, желавшее "хлебной стачкой" сорвать планы социалистического строительства. Даже в районах, охваченных голодом, продолжались обязательные государственные хлебозаготовки.

Ответом деревни на методы, которыми проводилась коллективизация, стал рост социальной напряженности. В январе – марте 1930 г. прошло не менее 2200 массовых выступлений с участием почти 800 тыс. крестьян. В секретном письме ЦК ВКП(б) от 2 апреля 1930 г. отмечалось, что если бы процесс насильственной коллективизации не оказался временно приостановлен, добрая половина низовых работников партийного и хозяйственного аппарата была бы перебита крестьянами. Для подавления беспорядков применялись воинские части вплоть до авиации. Недовольство крестьян нередко выплескивалось в насильственные действия и в последующие годы, хотя общий накал сопротивления деревни постепенно снижался.

Коллективизация, осуществленная во многом насильственными методами, тем не менее благодаря мужеству и трудолюбию русского мужика имела не только отрицательные, но и положительные результаты, среди которых важнейшим стала механизация сельского хозяйства. И хотя в этот период рост сельскохозяйственного производства шел невысокими темпами, те же хозяйственные результаты теперь достигались значительно меньшим количеством рабочих рук: в течение первых пятилеток из аграрного сектора высвободилось более 20 млн человек. Таким образом, речь шла о существенном увеличении производительности труда в деревне. Резко поднялась товарность сельского хозяйства. Началось постепенное восстановление поголовья скота. Основные ориентиры модернизации деревни к концу 1930-х гг. в целом были достигнуты.

Еще большее место в политике форсированного рывка заняла реконструкция промышленности. Здесь поворотным также становится 1929 г., когда на XVI партконференции принимается первый пятилетний план экономического развития, рассчитанный на 1928–1933 гг. Госплан СССР подготовил два варианта плана: отправной и оптимальный. Задания по оптимальному плану были на 20% выше, из двух вариантов предпочтение было отдано именно ему. В мае 1929 г. план был утвержден V Всесоюзным съездом Советов. По плану к концу первой пятилетки намечалось довести ежегодное производство электроэнергии до 22 млрд кВт/ч, угля – до 75 млн т, чугуна – до 10 млн т, стали – до 10 млн т, тракторов – до 53 тыс. штук, автомобилей – до 100 тыс. штук.

Однако, как и в случае с коллективизацией, первоначальные расчеты вскоре были забыты, и началось административное "подстегивание" темпов промышленного развития страны. В декабре 1929 г. на съезде ударников был выдвинут лозунг "пятилетку в четыре года". Обосновывая эту установку, Сталин заявлял, что СССР отстает от передовых государств на 50–100 лет, и это расстояние необходимо пробежать за десять лет, в противном случае советскую страну сомнут. В 1930 г. на XVI съезде ВКП(б) форсированный вариант индустриализации был закреплен окончательно. В своем выступлении Сталин провозгласил, что к концу пятилетки ежегодное производство чугуна может и должно составлять 17 млн т, тракторов – до 170 тыс. штук, автомобилей – до 200 тыс. штук.

Именно в годы первой пятилетки, столкнувшись с экономическими трудностями, советское руководство попыталось найти выход из них за счет применения принудительного труда заключенных.

Волюнтаризм в вопросах экономики привел к перенапряжению сил страны и породил кризисные явления. Так, в 1932 г. фактический прирост промышленности составил всего 14,7%, тогда как намечалось 32%. Особенно катастрофически упали темпы прироста в 1933 г., составив всего 5%. Среди причин падения темпов развития были перерасход финансовых средств, неразвитость инфраструктуры, транспорта, диспропорции в развитии разных отраслей хозяйства, перекосы в директивных заданиях. Тем не менее было объявлено, что первая пятилетка выполнена досрочно – за 4 года и 3 месяца. Это было пропагандистским преувеличением: задания по первому пятилетнему плану удалось выполнить лишь на 93,7%. Всего же к 1932 г. производство электроэнергии составляло 13,5 млрд кВт/ч, угля – 64,4 млн т, чугуна – 6,2 млн т, стали – 5,9 млн т, тракторов – 49 тыс. штук, автомашин – 24 тыс. штук.

Тем не менее основная цель первой пятилетки – перевести страну на рельсы интенсивного индустриального развития – была достигнута. Объем продукции крупной промышленности в 1932 г. превысил более чем втрое довоенный уровень и больше чем в два раза уровень 1928 г. Ее удельный вес в валовой продукции народного хозяйства составил 70%. В СССР была создана собственная передовая техническая база, обеспечивающая реконструкцию всех отраслей народного хозяйства.

Создана новая угольно-металлургическая база страны – Урал-Кузбасс. Вступило в строй 1500 новых предприятий. Среди первенцев первой пятилетки были такие гиганты, как Днепрогэс, Магнитка, Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, Московский и Горьковский автомобильные заводы. Открылось движение по Туркестано-Сибирской железной дороге.

Вторая пятилетка (1933–1937 гг.) существенно отличалась от первой. Достигнутый уровень материального благосостояния позволил партийному руководству отойти от методов чрезвычайщины и в определенной мере реанимировать товарно-денежные, рыночные отношения, материальное стимулирование труда и научные подходы при составлении планов. Все это вместе взятое позволило Л. Д. Троцкому говорить даже о "сталинском неонэпе" по сравнению с военно-коммунистическими методами первой пятилетки.

Новые, более реалистические подходы к экономике нашли свое воплощение в заданиях второго пятилетнего плана, принятого XVII съездом ВКП(б) в 1934 г. Производство электроэнергии к концу пятилетки планировалось довести до 38 млрд кВт/ч, чугуна – до 16 млн т, нефти и газа – до 46,8 млн т, стали – до 17 млн т. Среднегодовой прирост продукции за 1933–1937 гг. должен был составлять 16,5%. Помимо общей либерализации экономического курса во второй пятилетке, ее важнейшими особенностями становится еще большая переориентация на Восток и установка на развитие более быстрыми темпами легкой промышленности, чем тяжелой. В соответствии с этим в план закладывались установки на значительный рост показателей жизненного уровня населения: повышение уровня потребления в 2–3 раза, снижение розничных цен на 35% и увеличение вдвое заработной платы рабочих и служащих.

Отказ от "подхлестывания" страны имел положительный эффект. Результаты второй пятилетки оказались более успешными, чем первой. Производительность труда за 1933–1937 гг. увеличилась вдвое против 41% за первую пятилетку. В строй вступило 4500 крупных предприятий. Валовой продукт промышленности вырос в 2,2 раза против двух раз в первой пятилетке, хотя численность рабочих и служащих в эти годы росла в 4 раза медленнее. Большую роль в развитии страны в годы второй пятилетки сыграл и трудовой героизм миллионов советских людей. В годы второй пятилетки получает развитие стахановское движение, серьезно ускорившее процессы индустриализации.

Стахановское движение, в отличие от ударничества первой пятилетки, опиралось не только на моральные, но и материальные стимулы труда. Стахановцы, многократно перевыполнявшие плановые задания, оплачивались значительно выше, чем остальные рабочие. Иногда это вело к конфликтам в рабочей среде, но в целом стахановцы пользовались большим почетом, ими гордились, стремились подражать им. Всей стране были известны имена самого А. Стаханова, Н. Изотова, А. Бусыгина, И. Гудова, П. Кривонос, Евдокии и Марии Виноградовых.

Успехи в развитии отечественной промышленной базы позволили отказаться от экспорта зерна ради покупки машин и промышленного оборудования. Затраты на ввоз черных металлов снизились с 1,4 млрд руб. в первой пятилетке до 88 млн руб. – во второй. Импорт станков для машиностроительной промышленности сократился в общем объеме потребления станков с 66% в 1928 г. до 14% в 1935 г. В целом импорт в годы второй пятилетки машин уменьшился более чем в 10 раз по сравнению с последними годами первой пятилетки. Это, а также прекращение импорта тракторов и автомобилей позволило снизить задолженность по иностранным кредитам с 6300 млн руб. в 1931 г. до 400 млн руб. в 1936 г., а с 1934 г. СССР уже имел активный торговый баланс. Удельный вес импортируемой продукции в общем потреблении составил в 1936 г. менее одного процента. Вес это свидетельствовало об обретении страной экономической самостоятельности и о высокой результативности выбранного варианта социально-экономического развития.