Лекция 13. Россия – страна с рыночной экономикой
Современный процесс глобализации имеет некий всеобщий аспект: он вовлекает все страны и народы в систему рыночной экономики. Не избежали этой участи бывший Советский Союз, Россия и практически все страны постсоветского пространства. Но для того, чтобы начать реальное продвижение к рынку, необходимо, во-первых, обнаружить относительную и абсолютную неэффективность централизованно-планового хозяйствования, во-вторых, ощутить готовность народов и хозяйствующих субъектов к рыночным преобразованиям.
Почему рухнула советская экономическая система
Сложившуюся в бывшем СССР (следовательно, и в России) систему централизованного государственно- административного хозяйствования очень соблазнительно нарисовать в виде пирамиды "феодалоподобного" типа. В вершине пирамиды находится "верховный правитель", воля которого передается административным путем к все более расширяющейся чиновничье-служилой бюрократии, к "условным держателям" хозяйственной власти, которые, независимо от трудящихся и вопреки их воле и интересам, принимают выгодные только им самим административные решения, навязываемые обществу принудительными мерами.
Но такое пирамидальное построение системы неверно отражает реалии российской экономики в 1930–1980-х гг.[1] Рассмотрим две модели субординированного хозяйствования. Модель 1 отражает ту картину субординированного хозяйствования, которую намеревались создать руководители советского государства. Модель 2, судя по всему, более реалистично отражает то, что действительно получилось[2] в практике макроэкономического хозяйствования.
Предположим, что вся система хозяйствования имеет трехслойную структуру (в реальной жизни слоев было больше). Верхний уровень – это сфера стратегического хозяйствования (рис. 13.3). В модели 1 она занимает небольшую по объему верхушку пирамиды. Здесь решаются немногие, но стратегической значимости долговременные макроэкономические задачи. Соответственно, хозяйствующих и управляющих лиц здесь должно быть немного. Но эти люди – суперпрофессионалы, хозяйственная элита, облеченная не только огромной властью, но и огромной ответственностью. Это люди понимают, что каждое правильное хозяйственное решение сразу же отразится благими последствиями на всем обществе, а каждая ошибка чревата общественными несчастьями.
В условиях демократического правового государства за ошибки отвечает тот, кто их совершает, поэтому в сферу стратегического хозяйствования попадают не просто квалифицированные, но и очень мужественные люди. (Напомним, что речь идет о желательной, а не реально существовавшей модели.)
Рис. 13.1. Модели субординированного хозяйствования
Средний уровень – это сфера тактического хозяйствования. Здесь больше управленческих и хозяйственных функций, соответственно и больше хозяйствующих субъектов. Принимаются среднесрочные решения отраслевого или локально-территориального уровня. Сфера воздействия субъектов достаточно широка, но у́же, чем на верхнем уровне. Их решения отражаются на всем народном хозяйстве, но не непосредственно, а опосредованно, через отрасль или территорию.
Наконец, третий уровень, расположенный у основания пирамиды, – это сфера оперативного хозяйствования[3] на уровне первичных ячеек. Здесь огромная армия хозяйствующих субъектов, но с ограниченными функциями, больше свободы для альтернативных решений. Ошибки отражаются непосредственно лишь на судьбе отдельного предприятия, затрагивая макроэкономику зачастую в виде слабых возмущений, если, конечно, отдельное предприятие не является монополистом в производстве того или иного продукта. В этой сфере гораздо больше возможностей самоуправления, хозяйственного расчета, самостоятельности горизонтальных связей, инициативного решения многообразных технико-технологических, ассортиментных, номенклатурных вопросов, коллективно-групповых социальных проблем.
В желательном хозяйствовании каждый субъект хозяйствования выполняет свое дело, сознательно манипулируя собственным объектом присущими этой сфере инструментами и методами. Каждое нижестоящее хозяйствующее звено, с одной стороны, приобретает большую свободу действий, ибо, чем ниже оно расположено в многослойной пирамиде, тем меньше степень риска от неверных решений его субъекта, а с другой стороны, эта свобода ограничена необходимостью реализовать стратегические и тактические цели, поставленные "сверху".
Чем выше хозяйственное звено, тем рискованнее для всего общества его решения, тем осмотрительнее должен быть субъект, тем меньше свободы альтернативных решений, с одной стороны, так как решения не могут не учитывать все многообразие общественных интересов, и в то же время тем независимее, а следовательно, ответственнее должны быть эти решения, с другой стороны.
Таковой рисовалась противоречивая, но оптимальная пирамида хозяйствования в ее желательном для советских руководителей варианте.
Теперь взглянем на реально существовавшую пирамиду, изображенную в модели 2 (см. рис. 13.1). Она оказывается перевернутой на 180 градусов и стоящей на весьма шатком острие. Исторически сложилось так, что верхние эшелоны хозяйственной власти все более и более сосредоточивали в своих руках не только стратегические, но и тактические и даже оперативные решения. Известны примеры в общем-το недавнего прошлого, когда на высших ступенях политического и экономического руководства нашей страны принимались решения даже по ассортиментным вопросам[4].
Разберемся в причинах, приведших к формированию жестко централизованной и бюрократизированной системы хозяйствования в нашей стране.
1. Это все тот же "крестьянский фон", на котором формировались органы советской хозяйственной власти[5]. Крестьяне с их микроэкономическим мышлением всегда были достаточно индифферентны к проблемам макроэкономического свойства, если они не касались их непосредственно. Здесь опять-таки не следует морализировать, а необходимо констатировать факт, подчеркнуть лишь объективную сторону положения мелких хозяев.
2. В нашей стране возникало слишком много экстремальных ситуаций, требовавших мгновенной мобилизации ограниченных ресурсов для решения чрезвычайных задач. Это и порождало сверхцентрализацию решений.
3. Свою роль сыграло то обстоятельство, что в нашей стране слишком узок был слой инженерно-технической и управленческой интеллигенции. В это трудно поверить, но еще к началу третьей пятилетки в промышленности работало всего 24,2 тыс. инженеров и техников со специальным образованием, что составляло 0,9% к общему числу работающих[6].
Понятно, что лучшие инженерные и управленческие кадры в условиях развернувшейся индустриализации вынужденно сосредоточивались в центральных наркоматах и ведомствах. На местах действовал институт выдвиженцев из рабочих и партийных функционеров. Это были мужественные люди, преданные делу социальные новаторы, но для управления крупным индустриальным производством этого было мало.
Естественно, что руководители предприятий и строек и работники центральных аппаратов управления поддерживали друг с другом постоянную оперативную связь. Центр контролировал каждый шаг новоявленных управленцев, которые, в свою очередь, не рисковали принимать самостоятельных технико-технологических и экономических решений. В результате централизация еще более усугублялась, приобретала непробиваемую инерционность. К тому же физическое уничтожение части лучших научно-технических сил в годы репрессий сделало невозможной какую- либо иную ситуацию.
4. Жесткая централизация была освящена идеологически: среди руководителей большевистской партии и государства долгое время оставалось господствующим представление о социалистической экономике как о единой фабрике, управляемой из единого центра. Идеи хозрасчета и коммерческой самостоятельности, намерения развивать кооперативную собственность в Советской России, к которым пришел В. И. Ленин в последние годы жизни, так и не были реализованы.
Раз сформировавшись, сверхцентрализация оказалась весьма инерционной и каменеющей системой. В результате появилось несколько крайне нежелательных следствий, с наибольшей полнотой выявившихся еще в середине 1970-х гг.:
• сосредоточив в своих руках массу неадекватных хозяйственных функций, верхние эшелоны власти количественно разбухли, а качественно оказались малоэффективны, неповоротливы и бюрократизированы;
• решая текущие тактические и оперативные задачи, верхние субъекты и органы хозяйствования не успевали заниматься делами стратегическими и деквалифицировались;
• на тактическом и оперативном уровнях появились значительные "управленческие пустоты", когда хозяйствующие субъекты формально существовали, а реальных хозяйственных функций у них не оказывалось;
• теряя сначала функции, потом квалификацию, а следом и желание самостоятельно и рискованно хозяйствовать, субъекты нижних этажей хозяйствования стали небескорыстно делегировать ответственность все выше по пирамидальным слоям, сохраняя за собой лишь внешнюю атрибутику власти с соответствующими доходами и привилегиями;
• пирамида хозяйствования оказалась весьма неэффективной, ибо зыбкость точки опоры требовала не столько действий, сколько балансирования и беспрестанных поисков подпорок.
Взглянем еще раз на модель 2. Чтобы она стояла почти 70 лет, ее должны были поддерживать мощные политические, идеологические и репрессивные подпорки (последние при этом назывались правоохранительными органами). Когда в середине 1980-х гг., не справившись с махиной надвигающихся проблем, сами центральные власти страны стали демонтировать одно за другим сначала идеологические, потом политические и, наконец, репрессивные подпорки, "пирамидальная экономика" не легла спокойно на бок с целью в будущем встать на "законное" основание, не стала перестраиваться, не показала своей способности к действительному реформированию. Она просто рухнула.