Родина русского рубля
После ордынского завоевания южная (киевская) русская гривна вышла из употребления, тогда как северная новгородская приобрела значение общерусской денежно- весовой единицы. Ее стали называть рублем. Происхождение слова неясно. Нумизматы указывают, что в XIII в. наряду с длинными серебряными палочками в Новгороде стали отливать короткие двухслойные слитки с рубцом (швом); филологи допускают, что как раз гривну-палочку отливали до определенного рубежа длины, отсюда и рубль.
Новгородский рубль был счетной единицей, приравненной к 200 серебряным денгам, чеканка которых началась в 1420 г. К тому времени уже давно были исчерпаны запасы "закамского серебра", и весь потребный для чеканки белый металл поступал через балтийскую торговлю с Западом.
Новгород и Великая Ганза
Еще в XII в. в Новгороде были выстроены два иностранных торговых двора с католическими церквами – Готский (для купцов-шведов из Висбю на о. Готланд – в то время богатейшего скандинавского торгового города) и Немецкий; а в 1262 г. Новгород заключил торговые договоры с онемеченной крестоносцами Ригой и с главным городом Ганзы – Любеком, войдя таким образом в ганзейский круг североевропейской международной торговли. Новгородцы поставляли на Запад пушнину, воск, мед, льняные, конопляные и сальные продукты. Ввозили сукна и другие ткани, железо и цветные металлы, металлоизделия, вина и фрукты, любекскую соль; причем в Новгородской земле была развита добыча своей соли, однако она была худшего качества и считалась товаром для бедных, тогда как богатые предпочитали лучшую импортную.
Ради добычи для ганзейской торговли наиболее ценных мехов – лисиц чернобурых и голубых (песцов), соболей – новгородские ушкуйники продолжали продвигаться на северо-восток вдоль Ледовитого океана, а ради добычи ворвани – сала морского зверя – новгородцы стали осваивать Кольский п-в и арктические моря, добрались до Полунощной земли – острова Грумант (Шпицберген).
О ценности для запада северно-русских мехов и воска свидетельствует резное изображение новгородских охотников и пчеловодов-бортников в церкви святого Николая в ганзейском Штральзунде. Торговцев воском объединяло Иванское сто – паевое объединение новгородских гостей (XII–XV вв.), похожее на западные гильдии; существовали и другие товарищества новгородских купцов, поначалу тех, кто сам ездил торговать в ганзейские города от Данцига до Стокгольма. Однако ганзейцы стремились не допускать новгородцев за пределы Балтийского моря, а потом и из него стати вытеснять, добиваясь посреднической монополии в торговле русскими товарами и предпочитая наезжать и закупать самим, разными способами ущемляя русских купцов (обвешивая, "колупая" воск и т.п.).
Сравнивая Новгород и ганзейские вольные города (прежде всего главный из них – Любек), можно отметить общую тенденцию к усилению олигархии и обострению противоречий между ней и бедным простонародьем (в Новгороде – "черными людьми"). Однако в Новгороде эти противоречия были более разительными в силу некоторых существенных отличий от западных городов. В отличие от Любека с его кварталами цеховых ремесленников, застроенными многоэтажными каменными домами, в деревянном Новгороде ремесленники не объединились в цехи и проживали в усадьбах бояр, пассивно следуя за ними в политике. Бояре же, захватывая и скупая земли-колонии республики в частную собственность, стали закрепощать ранее свободное население посредством закладничества, похожего на западную феодальную коммендацию: передачи земель вокруг города в податное и судебное подчинение покровителям и заимодавцам.
Бояре – землевладельцы и ростовщики – сформировали круг 300–500 золотых поясов, вершивших делами веча и города. К началу XV в. уже нс только посадники, но и тысяцкие стали выбираться исключительно из бояр; причем тех и других стало по пять от каждого "конца" города; затем число единовременно действующих посадников было увеличено до девяти, а после 1418 г. – до 24, так что ими побывали почти все главы боярских семей. В то же время в массовом сознании, отраженном в новгородских повестях середины XV в., боярин-посадник стал означать алчного ростовщика и взяточника, которого ждет неминуемая небесная кара за земные грехи.
"Барыши великие" от колониальной пушнины и торгового посредничества между Ганзой и "низовскими", подвластными Орде, русскими землями не привели Господина Великого Новгорода ни к сближению с Западом, ни к укреплению собственного внутреннего строя и обороноспособности. Среднего класса не сложилось. Пестрая масса "черных людей" (мелкие собственники – "своеземцы", торговцы и ремесленники, зависимые крестьяне и т.д.) не сочувствовала стремлению боярской олигархии отвратить от Новгородской республики централизующую тенденцию Москвы. А попытки посадников заручиться поддержкой католической Литвы вызвали в городе протестующий ропот, и позволили Ивану III придать покорению Новгорода вид подвига во имя православия.
Подавление вечевых начал и преемственность имперской традиции
Хотя олигархический Новгород, в противоположность Ганзе и олигархической Венеции, не создал сильного военного флота и не имел никакого влияния на средиземных морях, благодаря колонизации обширных северно-евразийских пространств он превратился в город-государство-империю. Ей был положен конец двумя походами московского войска (1471 и 1478 гг.); вечевой колокол – символ новгородской государственности – был свезен в Москву; вече и выборные институты ликвидированы.
Бывшие владения Новгорода составили более половины территории самодержавного Русского царства, продолжившего новгородскую экспансию на северо-восток. Причем во главе московской колонизации земель за "каменным поясом" Уральских гор встало семейство мехоторговцев и солепромышленников Строгановых, потомков новгородских ушкуйников.
Царь Иван III хотел укрепить позиции и на северо-западном направлении, выставив (1487 г.) ганзейским купцам выдвигавшиеся ранее новгородцами требования "чистого пути на море" и прекращения "колупания" воска и обвешиваний. Когда стало ясно, что ганзейцы не уступят, Иван III ликвидировал Немецкий и Готский дворы (1494 г.). Двери балтийской торговли для русской православной мир-империи закрылись.