Революция цен и ее причины

Обращая внимание на затяжной кризис, в который вошла европейская экономика в XVI в., ученые выдвигают самые разные варианты объяснения его причин. В XX в. американский историк Э. Гамильтон, констатировав падение цен в переводе на серебро в XVII в., объяснил этот феномен нехваткой драгоценных металлов в условиях еще недостаточно развитой кредитно-банковской системы.

В монографии "Американские сокровища и революция цен в Испании 1501–1650 гг.", вышедшей в конце 1920-х гг., Э. Гамильтон исходил из монетаристских воззрений, согласно которым показатели сферы денежного обращения играют роль ведущего регулятора экономических процессов. Отмстив, что среднегодовой ввоз драгоценных металлов в Испанию возрастал вплоть до 1590 г., после чего в 1656–1660 гг. наступил резкий спад, Э. Гамильтон высчитал индекс цен в Испании за этот же период. В переводе на серебро он получил следующий ряд: 1501 г. – 33, 1570-е гг. – 100, 1601 г. – 144, после чего вплоть до 1650 г. продолжалась стагнация индекса цен.

В 1950-е гг. П. Шоню (Франция), рассчитав тоннаж рейсов между Севильей и Америкой, потдтвердил, что длительный подъем испанской трансокеанской торговли завершился в 1590-е гг. Далее показатель колебался вокруг достигнутого уровня вплоть до 1630-х г., когда он пошел на спад (от 127 до 60 тыс. т). Эта динамика товарооборота в целом коррелировала с движением драгоценных металлов по данным Э. Гамильтона.

Исходя из тезиса о наличии тесных экономических связей между Италией и Испанией, К. Чиполла и Р. Романо (Италия) предположили, что кризис 1619–1622 гг., следствием которого были разрушение промышленности и аграризация экономики Италии, был связан с падением испанской трансатлантической торговли. Указывая на снижение среднегодового числа рейсов через Зунд (с 5623 в 1590-х гг. до 3726 в 1620-е гг.), Р. Романо констатировал, что кризис охватил и север Европы.

Однако впоследствии П. Жаннен показал, что статистика рейсов, без учета тоннажа, вносит недопустимые искажения в подсчет качественного итога. Данные о прибытии голландских кораблей в Кёнигсберг свидетельствовали, что, несмотря на снижение числа рейсов между 1590-ми и 1646–1653 гг. в отношении 100: 62, их тоннаж вырос в 1,36 раза. Голландские корабли составляли примерно 2/3 всех судов, но аналогичные данные были получены и для английского флота. Кроме того, кризис не затронул ряд товаров, например вывоз льна и пеньки.

Из этого П. Жаннен сделал вывод, что решительный перелом вековой конъюнктуры на Балтике следует связывать с другим, более всеобъемлющим кризисом 1650-х гг. Он также высказал идею, что кризис распространялся постепенно, начиная со средиземноморского юга Европы и лишь затем перейдя на север континента.

Со своей стороны, Ж. Мевре (Франция) заметил, что, несмотря на низкий уровень цен на хлеб в Амстердаме (это рассматривается как симптом кризиса), с 1680-х гг. намечается оживление деловой активности. Та же статистика судоходства через Зунд, основанная на данных об уплате пошлин, показывает, что при снижении числа рейсов тоннаж остается неизменным. Но с поправкой на не вошедшие в реестр шведские суда (от уплаты зундских пошлин они были освобождены), число рейсов которых в 1690–1700-е гг. возросло, правомерно говорить не о кризисе, а о росте торговой конъюнктуры.

Реальный спад торговли в этом регионе произошел только с началом Северной войны. После заключения мира и возвращения России на Балтику с 1720-х гг. начинается характерный для XVIII в. устойчивый постоянный рост зундского судоходства.

Еще один контраргумент против гипотез об общности средиземноморского кризиса 1620-х гг. нашел М. Морино. После заключения франко-турецкого торгового договора 1604 г. и вплоть до Фронды портовые сборы в Марселе выросли в шесть раз. Как раз через этот порт шло сырье для бурно развивавшегося центра шелкоткачества в Лионе.

Сверяя данные, выдвинутые Э. Гамильтоном в обоснование концепции "революции цен", М. Морино выявил ряд рейсов, которые ученый выпустил из внимания. Внеся поправки, М. Морино увидел, что уже в 1661 – 1665 гг. среднегодовой ввоз составлял 28,8 млн песо, а в 1690-х гг. цифры ввоза превзошли рекордный уровень 1590-х гг. Таким образом, степень падения ввоза в 1630– 1660 гг. американский историк преувеличил.

Наконец, вопреки теории, широкий ввоз серебра, продолжавшийся после 1660 г., не мешал стагнации цен в этот период.

Таким образом, количественно-монетарная теория оказалась неспособной объяснить движение цен в XVIII в. только на основе динамики денежной массы, представленной драгоценными металлами. Тем более, что сосредотачиваясь на цифрах новой добычи и ввоза, ученые уделяли меньшее внимание динамике тезаврации драгметаллов государствами и частными "игроками".

Небесспорными оказались и основания, на которых был сделан вывод о так называемой "секулярной инфляции", как еще называют "революцию цен". За основу берется статистика цен на хлеб (см. табл. 5), а зерновые – товарная группа с небезусловной эластичностью спроса по цене.

Таблица 5

Цены на хлеб, 1160–1817 гг.^[1]

Годы	Конъюнктура
1160-1260	Быстрый рост цен
1260-1310/1313/1380	Устойчиво высокие цены
1310/1330/1380-1480	Постепенное снижение
1480-1620/1650	Высокие цены
1620/1650-1734/1755	Спад
1734/1755-1817	Рост цен

Нельзя сбрасывать со счетов малоразвитость мировой торговли и нерепрезентативность ее состава в Средние века. При этом даже и в Новое время мировая цена на хлеб представляет собой цену излишков. Ее влияние, в порядке обратной связи, на национальную экономику небезусловно.

Зерновые – продукт земледелия, производительность которого в каждом году зависит от "раскладки" природно-климатических факторов по каждой из торгующих стран. Неурожаи не всегда влекут за собой импорт: зерно ввозят в силу финансовых возможностей государства и его населения. Далее, пашни "конкурируют" в составе земельного фонда с пастбищами. Прежде чем обострилась проблема выпаса овец, резкий рост масштабов коневодства в средневековой Европе не мог не повлиять на условия, в которых формировались цены на зерновые. Наконец, европейский рынок зерна не мог оставаться индифферентным к колебаниям поставок зерновых и фуража из Руси (Запад воспринимал их через прибалтийскую торговлю).

В каком сочетании действовали эти факторы на каждом из выделенных отрезков конъюнктуры и какую долю мирового рынка обеспечивали при этом соответствующие страны – вопрос, до сих пор комплексно не изученный.

Рыночные, капиталистические отношения в нашу эру формировались отнюдь не на рынке хлеба и других продуктов питания для людей и обслуживающего их скота. Капитализм зародился на почве легкой, и если более точно – текстильной промышленности. Именно торговля тканями и сырьем для их производства "оттягивала" на себя все возрастающую долю финансовых ресурсов, опосредующих мировой товарооборот.

В этом вопросе также важно, в какой пропорции распределялись средства обращения между внутренним и внешним оборотом в экономике каждой отдельно взятой страны, а внутри нее – между купцами, ремесленниками и государством. Не менее важны и аспекты ценообразования; так, уже на ранних этапах развития в Испании производства шерсти на экспорт ее закупка производилась по "фьючерсным", заранее определенным на текущий год ценам.