Религиозно-цивилизационный фундамент как фактор выбора
О роли религиозно-цивилизационного фундамента уже немало было сказано. Теперь вопрос необходимо поставить по-другому и оценить, как та или иная из восточных традиций повлияла на выбор пути развития разных стран Востока в середине XX в. Для того чтобы понять, как каждая из великих культурных традиций воздействовала на процесс перемен, следует провести небольшой сопоставительный анализ, выбрав несколько наиболее значимых позиций.
1. Генеральная установка-ориентация
В мире ислама такой установкой следует считать явственный и даже в общем-то обязательный для всех правоверных акцент на религиозно-детерминированное социальное поведение, которое проявляется в покорности каждого воле Аллаха в сочетании со строгим соблюдением обрядов. Учитывая ритмичность ритуала (пятикратная молитва-намаз с несколькими ракатами и увеличение числа намазов и ракатов в пятницу и праздники), это жесточайшим образом связывает каждого с верой, воспринимаемой как нечто самое главное в жизни, чего в такой степени нет ни в одной другой религии. Погружение в веру в столь глубокой форме рождает у правоверных фанатизм и фатализм и во многом лишает их индивидуальности, которая выпадает лишь на долю очень немногих из числа правящей элиты или несколько экстравагантных ученых суфиев. Глубокое поглощение верой при сопутствующем строгом социальном контроле частично компенсируются высоким этическим стандартом, повседневной заботой о благосостоянии социума (уммы) и заметными элементами страхования (закят и др.). Очень строгое отделение своих от чужих, правоверных от неверных, лежит в основе крайней степени нетолерантности ислама, доходящей до джихада.
Для индо-буддизма важен акцент на религиозно-детерминированное индивидуальное поведение различающихся кармой людей с логичной установкой на личностные усилия ради улучшения кармы или ухода из мира сансары и слияния с небытием. Каждый заботится о себе, хотя внимание к социальной этике и гармонию с миром живого следует считать результатом забот об улучшении кармы. Материальное благополучие и тем более идея равенства людей высшей ценности не имеют. Приоритет кармы и законы касты - решающие императивы в поведении человека. Все остальное, включая религиозные символы и преимущественные симпатии по отношению к многочисленным божествам и верованиям второстепенно. Отсюда предельная для каждого и для всех толерантность.
Дальневосточно-конфуцианская традиция-цивилизация специфична в наибольшей степени, ибо практически равнодушна к религии. Она зримо характеризуется акцентом на социальную этику и административно-регламентированное поведение. Высоко ценятся стремление к гармонии, благосостоянию при постоянном личном самоусовершенствовании, старательность, готовность к соревнованию и неуклонная забота о близких, начиная со старших, с культа почитаемых каждым его предков. Цель существования не в вере, не в спасении после смерти, не в благоговейной преданности обожествленному объекту поклонения, но в прагматичном устройстве жизни и в уважении "умных и способных", кому и следует вести и направлять всех остальных. Заслужить добрую память потомков - одна из самоочевидных целей жизни на земле.
2. Отношение к человеку и обществу, взаимоотношения людей
В мире ислама сфера человеческих отношений строго регламентирована, хотя и существует некоторый простор для самореализации. Социум довлеет над человеком безоговорочно, но амбициозный индивид всегда легко находит путь для возвышения, чему способствует отсутствие социальных преград и наследственных привилегий.
В индо-буддизме нет такой степени подавления человека социумом, как в исламе. Но зато простор для индивидуальных поисков ограничен законами касты и кармы, утверждающими приоритет сферы абсолютного мира реальности над профаническим и потому не заслуживающим особого внимания миром повседневного бытия. Взаимоотношения людей регулируются очень строгими нормами общины и касты (кем ты родился, тем и умрешь).
В конфуцианской цивилизации статус социума безусловно выше статуса человека, но за каждым признается право на выдвижение, самореализацию и самоусовершенствование в рамках общепринятой нормы. Поощряется состязательность, способствующая выявлению потенций каждого с последующим движением вверх по социальном лифте.
3. Отношение к собственности и власти
В мире ислама религия и политика связаны, слиты воедино, неразрывны. Государство поэтому всесильно, а общество и личность подчинены ему абсолютно. Частная собственность признается, но строго контролируется и ограничивается. Богатство легко приобретается и еще легче теряется. Власть неизмеримо значительнее любого подданного, включая и богатого собственника.
В индо-буддизме государство не сильно, но власть на среднем уровне всегда дает о себе знать, ибо в индуизме включена в систему каст, которая каждому предписывает его место в жизни общества, а в буддизме просто влияет на поведение людей. Частная собственность существует, но особых прав и гарантий не имеет, большим престижем не пользуется.
Конфуцианское государство сильно. Эффективна и бюрократическая администрация, свято хранящая нормы, завещанные древними мудрецами, особенно Конфуцием. Социальным престижем собственники не пользуются, но условия для проявления энергии и инициативы в сочетании с высокой культурой труда и постоянным самоусовершенствованием де-факто способствуют успешной реализации частнособственнических потенций.
4. Сравнительное сопоставление основных параметров
- Генеральная установка всех трех восточных цивилизаций (да и африканцев Тропической Африки, не выработавших своей религиозно оформленной цивилизации) отлична от западной антично-буржуазной с ее постоянной ориентацией на материальный успех защищенного правовыми гарантиями свободного в своих поступках в пределах закона индивида-собственника. На Востоке, включая Африку, преобладают ценности духовно-религиозные и этические. Но, сравнивая эти ценности между собой, мы вправе заключить, что на фоне исламской (религиозный фанатизм и фатализм, жесткая обрядовость и всеобщая покорность воле Аллаха), а также индобуддийской (кармо-кастовые ограничения и поиски спасения во внефеноменальном мире) заметно выделяется дальневосточная генеральная установка. Конфуцианство с характерной для него ориентацией на стремление к социальной гармонии в результате личной активности каждого, на культ мудрых древних и вообще "умных и способных", с практикой реализации производительной энергии и постоянного деятельного самоусовершенствования дисциплинированного индивида, разумно действующего в пределах санкционированной нормы, явно выделяется на этом общем фоне.
Дальневосточный индивид, резко отличающийся от ищущей спасения во внефеноменальном мире личности индобуддийского мира и от скованного религией правоверного, конечно, не может быть поставлен рядом с европейским гражданином-собственником, на страже прав и свобод которого стоят общество и государство. Однако если дать этому индивиду хотя бы некоторые из тех условий и гарантий, которыми обладают европейцы, и избавить его при этом от чрезмерно жесткой регламентации сверху, со стороны государства, то он при его культуре труда, социальной дисциплине с ориентацией на этическую норму, при всегда свойственных ему неприхотливости и умении довольствоваться малым не только сравняется с европейцем, но и кое в чем его превзойдет. Здесь еще раз стоит напомнить о феномене хуацяо, но важно не упустить из вида и современный Китай.
- Если коснуться сферы человеческих отношений, личности и социума, то опять-таки окажется, что ближе всего к европейскому стандарту стоит дальневосточная цивилизация, где при всей строгости социального регламента всегда поощрялись способности, соревновательность в условиях нерелигиозной ориентации и стремления к достижению благосостояния. Ислам с формальным равенством приниженных и задавленных социальным регламентом рабов Аллаха или Индия с ее кастами, да и буддизм с его кармической ориентацией на спасение в потустороннем мире не оставляют много места для самореализации потенций индивида.
> Что касается проблемы власти, то во всех цивилизациях Востока она имеет абсолютный авторитет и право контролировать собственника. Более того, структура выработала механизмы (речь о крестьянских восстаниях или об общиннокастовой системе в Индии), которые призваны компенсировать ослабление власти, особенно когда она находится в состоянии кризиса, и не дать собственнику использовать это в своих интересах. Здесь все три восточные цивилизации едины и равно противоположны европейской структуре, в чем и заключается основа структурных различий между Европой и Востоком.
Таким образом, из трех больших сфер, избранных для проведения сопоставительного анализа, только третья, индобуддийская, четко фиксирует принципиальное несходство Востока с Европой. Две другие сферы позволяют заключить, что ближе остальных к европейскому стандарту стоит дальневосточный, тогда как далее всего от него отстоит мир ислама.
Мир ислама, в свою очередь, наиболее гармонично сочетается с самыми отсталыми вариантами структуры власти-собственности (ее первобытно-восточная модификация). Это можно видеть на примере значительной части современной Тропической Африки, Афганистана, ряда арабских стран, а также Кавказа, Юго-Восточной и Центральной Азии. Сталкиваясь с развитыми цивилизациями, будь то Индия, большая часть мира буддизма, Дальний Восток или Новый Свет, даже Океания, он обычно не добивается аналогичного эффекта. Это может показаться противоречащим истории, ибо в пору возникновения и распространения ислам быстро одолел районы древних и достаточно развитых ближневосточных цивилизаций. Однако это произошло потому, что ни Египет, ни Двуречье не имели того религиозно-цивилизационного фундамента, который был бы сравним с индо-буддийским или дальневосточно-конфуцианским, не говоря уже о западном, христианском, да и о скромном по масштабам своего распространения, но не по интеллектуальной мощи иудаизме. Если подытожить, то окажется, что по своим интеллектуальным параметрам ислам как религия действительно ближе всего к религиозным традициям сравнительно отсталых общностей, чем и объясняется его успех в соответствующих регионах. Он легче всего воспринимается именно там.
Но мало сказать, что мир ислама как религиозно-цивилизационный фундамент в наибольшей степени соответствует наиболее отсталой модификации структуры власти-собственности. Близость его к первобытному и полупервобытному примитиву объясняется в немалой мере и тем, что родился и оформился он среди аравийских бедуинов, существовавших именно в рамках упомянутой модификации. А все те потенции интеллектуального характера, что были реализованы в священных текстах этой религии, своим происхождением обязаны либо контактам пророка с иудеями и христианами с их Ветхим и Новым заветами Библии, либо тем народам, которые бедуинами были завоеваны и подчинены, после чего обращены в ислам. Неудивительно, что в конечном счете ислам оказался в наибольшей мере консервативен, что он обладает наивысшей степенью инерции и привязанности к далекому прошлому и в наименьшей степени поддается внутренней трансформации. Причем зависит это не только от его доктринальной сущности, анализ которой выше уже не раз производился, но также и от его внутренней силы как тотальной религии, охватывающей все стороны жизни, сливающейся воедино с политикой, с государством и доходящей в своем религиозном рвении до нетерпимости (джихад). В случае с шиитским вариантом ислама, где слитность с государством отсутствует, в качестве компенсации выступает еще большая степень нетерпимости, питающаяся веками борьбы за свою самоидентификацию.
Индо-буддийский мир на этом фоне выглядит иначе. Здесь религиозная терпимость и нейтралитет по отношению к государству создают определенные предпосылки для постепенной трансформации внутренней структуры в условиях энергичного внешнего воздействия. И хотя религиозная ориентация сковывает возможности человека, воздействует на него путем создания определенных социопсихологических стереотипов, она практически не вмешивается в нерелигиозные сферы бытия. А сформированная самой религией генеральная установка на определенную активность индивида (пусть даже более всего в сфере поиска спасения во внефеноменальном мире) все же делает свое дело, облегчая каждому при благоприятной для
этого ситуации вовлечение в процесс развития. Упомянутые благоприятные обстоятельства могут быть связаны как с длительным воздействием колониализма, так и с феноменом хуацяо. Словом, при отсутствии характерной для ислама мощной инерции торможения (стоит иметь в виду, что ислам в Юго-Восточной Азии в этом смысле не столь силен, как на Ближнем Востоке) и активной религиозно-идеологической индоктринации, особо сильной у шиитов, индо-буддийская традиция-цивилизация почти нейтральна по отношению к импульсам со стороны. И хотя многое в Индии (закон кармы и сила касты) и в Юго-Восточной Азии (сравнительно низкий уровень развития в условиях субтропиков и тропиков) задерживает развитие, иные факторы способствуют ему.
Дальневосточный религиозно-цивилизационный фундамент наиболее благоприятен для активной трансформации традиционной структуры. Мешало этой трансформации лишь сильное государство. Там, где его не было (Япония, хуацяо в Юго-Восточной Азии), позитивные результаты оказались налицо.
Завершая сравнительный анализ, можно заключить, что наличие или отсутствие, мощь или слабость религиозно-цивилизационной основы - очень важный фактор, определивший потенции и тем более направление развития стран Востока. Это заметно на примере тех стран, где фундамент был минимален, а то и вовсе отсутствовал, как то имело место в Тропической Африке. Заметно это и на примере крайне консервативного ислама. Там, где он был сравнительно слаб (Малайзия, Индонезия), результаты развития более ощутимы. Там, где он оказывался сильнее, нужен был в качестве компенсации более сильный эффект колониализма, что видно на примере Турции, Египта, Пакистана, Алжира и даже шиитского Ирана, которые длительное время ощущали на себе давление со стороны западного капитала. Особых оговорок требуют богатые нефтедолларами арабские страны, где в основном косвенное воздействие колониализма в виде организации индустрии нефтедобычи компенсировало инерцию ислама. Наконец, роль высокоразвитого цивилизационного фундамента блестяще демонстрируется на примере Дальнего Востока, где позитивное его воздействие наиболее очевидно.
Стоит оговориться, что с рубежа XX-XXI вв. ситуация в интересующем нас смысле начала заметно изменяться в результате резко возрастающей мощи воинственного исламизма, который стал энергично воздействовать и на те исламские страны, которые прежде во много большей степени поддавались влиянию со стороны буржуазного Запада. Но об этом уже упоминалось и частично еще будет идти речь. Пока же важно учесть все изложенное при анализе проблем, повлиявших на выбор пути развития в середине прошлого века, после деколонизации Востока.