Речемы религиозного стиля

Свободная сочетаемость слов в религиозном тексте предопределена общими стилистическими закономерностями и конструктивным принципом стиля. Наряду с сочетаниями межстилевых лексических единиц, наиболее типичными структурами здесь являются словосочетания с функционально-стилевой окраской книжности. Часть из них содержит лексические церковнославянизмы, их книжность особенно явственна: благодеяния Божий, пагубные последствия, благоговея перед благодатным подвигом, изгнаны из страны жизни, растление нашего рода, предзнаменование погибели, омыть слезами покаяния, подвижники благочестия. Но наиболее частотны сочетания с умеренной книжностью, возникающей за счёт использования абстрактной лексики, причастий, прилагательных в превосходной степени, полностью освоенных церковнославянизмов или объединения лексических единиц в книжную грамматическую структуру: сияющая улыбка, добровольный подвиг, дивный дар познания, внутренняя радость, радостнейший день, всем своим существом, вереницы людей. Таким образом соблюдается баланс книжности и нейтральности, книжность уводится от чрезмерности.

Как во всех стилях, распространённые словосочетания закрепляются в стереотипах. Последние предопределены тематически, многие связаны с нравственной сферой сознания: источник духовных и телесных сил, очистить душу от скверны, оплакать грехи, спасти душу, победа жизни над смертью, духовная радость, сокровенное помышление, великая добродетель, обильные плоды, благая цель. Часть их близка к терминологическим обозначениям: родительское благословение, преподобный отец, чудесное исцеление. В соответствии с конструктивным принципом, стереотипные и другие речемы можно разделить на противопоставляемые обозначения явлений, осуждаемых православием (плотские вожделения, срамные помыслы, невоздержанный язык, суетные речи, дух празднословия, гнусный порок, расслаблять волю) и явлений желаемых, должных, восхваляемых (кроткое слово, благочестивое сердце, блаженная вечная жизнь, спасительное прибежище, милосердная любовь).

Среди других типов синтагм, характерных для религиозного стиля, отметим перечислительные ряды. Однородные члены предложения используются не только с особым семантическим наполнением и целью выразительности, что рождает фигуру речи - асиндетон или полисиндетон, по и в целях объяснительность. Однородность увеличивает объём высказывания, а в соответствии с одной из основных антиномий языка (антиномии кода и текста), увеличение текста - в интересах адресата, поскольку облегчает понимание. В текстах проповедей огромное количество пар и рядов однородных членов, семантически объединяемых отношениями тождества (важное и великое, тишина и спокойствие, мир и благоденствие, много зла и вреда), уточнения (зависть рождает страшные пороки: ненависть, злоречие, презрение, коварство, обман, убийство), дополнительности (оклеветав и унизив его; чтобы мы могли избавиться от гнусного порока зависти и избежать наказания). Синтагмы на базе однородных членов предложения нередко соседствуют друг с другом, поддерживая и усиливая общую линию убеждения: Для христианина истинные блага должны составлять блага небесные, а всё остальное - здоровье, богатство, почести - это тленное, временное и не должно рождать зависти.

Религиозные тексты характеризуются интеллектуальной насыщенностью, с которой связано присутствие дополнительных смысловых линий, сопоставительной информации, уточнений, пояснений. Перед автором проповеди всегда стоит задача разграничения информации по её значимости, поэтому здесь востребованы обособленные обороты, заключающие в себе информацию второго плана: Там, в первозданном Адаме, было обещание бессмертия, а здесь, в Новом Адаме, осуществление его; И мы видим, как человечество, носящее во Христе Божественную жизнь, соединяется в Церковь; С величайшей радостью возвратился в Москву великий князь Димитрий, получивший за столь славную победу наименование Донского, и немедленно отправился к Преподобному Сергию. Прибыв в обитель, он от всего сердца воздал благодарение Господу. Редкие в разговорной устной речи причастные и деепричастные обороты в устном жанре проповеди достаточно распространены.

Заметим, что ни в грамматическом составе рассмотренных речем, ни в их стилистических характеристиках нет ничего принципиально нового по сравнению с другими книжными стилями. Стили различает лексико-стилистическое своеобразие, а в данном случае ещё и рефлексы двуязычия, уравнивает же - грамматическое и стилевое единство.

Все основные жанры проповеднического подстиля создаются мастерами слова или, по крайней мере, в опоре на канонические тексты и тексты мастеров слова. Духовная высота проповедника или автора послания, поучения в сочетании с его риторической подготовленностью являются залогом воздействующей силы религиозных текстов. Проповеди и другие выступления выдающихся деятелей Русской православной церкви (патриарха Алексия, патриарха Кирилла, митрополита Антония Сурожского, архимандрита Кирилла (Павлова), протоиерея Димитрия Смирнова, протоиерея Александра Меня и др.) представляют собой образцы духовного красноречия и демонстрируют огромное речевое богатство.

Кажется, нет таких тропов и стилистических фигур, которые не были бы использованы в проповедях. Остановимся лишь на некоторых из них, наиболее ярко представленных.

Первой из фигур следует назвать антитезу. Она отражает многочисленные антиномии религиозного миропонимания, например, противопоставленность веры и неверия, греха и святости, гордыни и смирения, лжи и правды и ми. др. Антитеза в религиозном тексте представлена множеством формальных разновидностей, от пары языковых антонимов до сложнейших развёрнутых структур. Характерно, что это происходит не только в совокупности текстов, но и в отдельно взятом речевом произведении. Вот, к примеру, проповедь архимандрита Кирилла (Павлова) "О добродетели смирения". Антитеза является ключевым приёмом целого текста: понятие смирения трактуется в оппозиции к понятию гордости. Словесное представление этой оппозиции многократно и многообразно. Антитеза строится непосредственно на сопоставлении свойств (смирение возносит человека, а гордость низвергает его) и персонифицируется (...в нас христианского смирения очень мало. Дух явной или тайной гордыни и тщеславия обладает нами, так что почти каждый из нас много и высоко думает о себе и мало и низко о других; Нам ли высокомудрствовать о себе и уничижать других?). Этот приём повторяется в цитатном материале проповеди: "Всякий возвышающий сам себя унижен будет", - говорит нам слово Божие; "Блажен, - говорит преподобный Исаак Сирин, - кто смиряет себя во всём, потому что будет он возвышен"; "Сын Божий тебя ради смирился: тебе ли гордиться?" - восклицает святитель Тихон Задонский. Антитеза выдвигается на композиционную роль, когда в отношения смыслового противопоставления ставятся фрагменты текста. Наконец, всё это сопровождается целой россыпью сопутствующих (см. выше) и самостоятельных кратких реализаций этой фигуры (постясь телесно, постились и духовно; одною рукой созидаем, а другою разоряем; раскрывать в себе всё доброе, искоренять всё злое).

Ключевой характер антитезы объясняется, видимо, тем, что в её рамках объёмно реализуется конструктивный принцип стиля: налицо и двуединое представление проблемы, и категоричный, абсолютный, без полумер и полутонов способ её решения.

Из других особо значимых в религиозном тексте приёмов назовём сравнение и образную аналогию. В задачу священнослужителя входит, в частности, разъяснение основ веры, и названные приёмы для этой цели подходят наилучшим образом: они переводят разговор об идеальных сущностях в конкретный план; чётко структурированы; обеспечивают, особенно в развёрнутом виде, увеличение пространства высказывания, что способствует лучшему пониманию тезиса автора. Образная аналогия, как правило, базируется на структуре описания:

Вот как две берёзы - кажется, что они одинаковы: стволы белые, листики зелёные с зубчиками; а если приглядеться, то они разные: у одной такие сучки, у другой другие, и листики разные, и количество их не совпадает. У Бога в Церкви так же, как и в его творении, полное разнообразие (протоиереи Дмитрий Смирнов).

Той же цели подчинено использование парцелляции, редкого в религиозном тексте рефлекса разговорной речи. Здесь эта фигура связана не с восполнением упущенного смысла, а с логическим дополнением, парцеллят отличается полным и обдуманным характером: Любовь - долготерпит. То есть благодушно сносит все неприятности, все оскорбления, все напраслины, не поддаваясь движениям гнева и отмщения.

Инверсия в религиозном тексте встречается часто, но это, как правило, не приём стилистического преобразования, а морфологический архаизм, заимствованный из канонического текста: царство небесное, благодать Божия, Сын Божий; удержи язык твой; слово доброе всегда приносит обильные плоды; доброе слово смиряет сердца ожесточенные. Свою выделительную роль инверсированные словосочетания играют на общих основаниях. Открытое выражение эмоциональности происходит в риторических вопросах и восклицаниях: Кто страдал па земле так, как апостолы Христовы?; Примем друг друга лаской, любовью, всё друг другу простим!; Какой это для нас урок!; Сколько таких ран причинили мы Господу нашему Иисусу Христу, живя беззаконно и неправедно! Эмоциональное усиление, необходимая часть воздействия, достигается, как правило, сочетанием тропов и фигур. Приведём пример, в котором нашли применение эпитеты, олицетворения, антитеза, геминация, асиндетон, эпифора:

В преподобном Феодосии святость Киевской Руси нашла почти всестороннее выражение: умеренность, живость, отзывчивость, кротость, простота, целомудрие - и любовь; над всем и превыше всего - любовь: ласковая, человечная, не гнушающаяся ничем, но трезвенная, подлинно евангельская, строгая, смелая в обличении, но тем не менее сострадательная (митрополит Антоний Сурожский).

Православная проповедь на равных основаниях подчиняет замыслу готовые речемы прототекста и нужные автору новые свободные сочетания и конструкции.

Из функционально-смысловых типов речи для жанра проповеди наиболее важно рассуждение в двух его разновидностях: собственно рассуждения и объяснения. Этот ФСТР может быть положен в основание структурно-содержательной схемы целого текста.

Собственно рассуждение строится по общим правилам аргументации. В отличие от публицистического стиля, схема рассуждения здесь подастся открыто, с использованием логических связок, способствующих смысловой ориентации адресата. При этом может использоваться как индуктивный (от аргументов к тезису), так и дедуктивный композиционный ход. Например, в проповеди "О достоверности будущей вечной загробной жизни" архимандрита Кирилла (Павлова) основной тезис формулируется следующим образом: В том, что будущая загробная жизнь существует, нисколько не приходится сомневаться, ибо имеется много существенных доказательств в пользу этой истины. Мысль не только выражена предельно чётко, но и дана как предварение аргументации (имеется много доказательств). Далее и следуют доводы, причём каждый микротекст, соответствующий аргументу, начинается той или иной логической связкой: Ъ Прежде всего..; Ъ Другим существенным доказательством... являются.:, Ъ Другое доказательство... мы черпаем из .:, Ъ Наконец, есть и... доказательство... Автором создана целостная структура аргументации с предельно ясным её структурированием.

Из применяемых типов аргументов на особом месте стоит обращение к авторитетному источнику, каковым прежде всего является канонический текст Священного Писания, Слово Божие. Такие доводы могут быть персонифицированы (В своем Евангелии Господь и Бог наш говорит; Святой Иоанн Златоустый сказал; Святые Отцы говорят; а святой апостол Павел рекомендует; послушайте, что говорит об этом апостол в своих наставлениях). Цитаты вводятся с использованием прямой и косвенной речи.

Важное место в проповеди, особенно при экспликации догмата, занимает определение или объяснение основных понятий текста. Оно осуществляется разными способами, прежде всего, на базе двусоставного предложения, образованного по модели [Это] есть [это]. Любовь есть закон человеческого сердца; Ангелы - существа совершенные, святые, чистые, близкие к Богу; Воскресение Христово - это победа Бога над смертью.

Описательные и повествовательные ФСТР, как правило, используются для иллюстрирования логического аргумента. Часто обширные фрагменты текста составляют образный аналог логического тезиса аргументации. Это, как и предпочтение индуктивного логического хода, сообщает проповеди максимальную убедительность и доходчивость, см. в той же проповеди архимандрита Кирилла (Павлова):

Всякая особенная жизнь сходит в собственный гроб лишь только для того, чтобы оставить там свою обветшалую старую одежду, а сама восходит в сферу иной жизни (большая посылка умозаключения). Солнце заходит, чтобы взойти опять, звезды утром умирают, чтобы воскреснуть вновь вечером. Реки погребаются в море, а воскресают в источниках; <...> Зерно, брошенное в землю, в земле умирает, чтобы возродиться в новом злаке. Умирает пресмыкающийся червь, а воскресает крылатая бабочка (описательная иллюстрация, конкретизирующая большую посылку на основе параллельных высказываний). Если низшие твари разрушаются только для воссоздания новой жизни, то неужели человек - этот венец творения, красота всей вселенной (малая посылка) - хуже червя или зерна горчичного? (обобщённая структура аргументации: будущее бессмертное бытие человека существует, поскольку всякая особенная жизнь доказывает своё воскрешение).

Повествовательная иллюстрация обычно представляет собой пересказ той или иной евангельской притчи, причём в проповеди она может передаваться пространно, включать в себя прямую речь в виде диалогов, содержать личные комментарии проповедников. По сути, это включение в проповедь индивидуализированного варианта прототекста:

Мы часто сомневаемся и в милостях Божиих, и во многих важных основах нашей веры, а Авраам не усомнился в словах господних. И когда у него родился сын и Господь повелел: "Пойди и принеси его Мне в жертву", Авраам не сказал: "Если я сына своего в жертву принесу, как же от меня произойдёт целый род?". Он взял сына и повёл на гору, чтобы закласть (протоиерей Димитрий Смирнов).

Притча, в силу своей смысловой сгущённости, больше других повествовательных произведений оказывает воздействие и удерживает внимание. Данный "жанр в жанре" может быть и в самостоятельной роли - когда вся проповедь представляет собой истолкование той или иной притчи. В этом случае она также воспроизводится в свободной речи проповедника. Возможно также повествование в рамках бытовой тематики (используется в иллюстрациях).

Таким образом, религиозный текст опирается па все функционально-смысловые типы речи, искусно сочетая их. В жанре проповеди ведущая роль принадлежит рассуждению. Молитва же, представляющая собой развёрнутую просьбу или благодарность, вероятно, не может быть полностью истолкована в рамках типологии ФСТР, построенной на основе монологических текстов. Это диалогический жанр, речетекстовая квалификация которого может быть осуществлена только исходя из представлений о диалоге.