Развитие структуры абдуктивных рассуждений

Несомненная значимость абдукции состоит в том, что она дает механизм для объяснения многих сторон практической и теоретической деятельности людей. Вместе с тем некоторые философы науки критикуют саму структуру абдукции Ч. Пирса.

Одни из них обращают внимание на то, что для объяснения фактов могут быть использованы совершенно фантастические гипотезы, и выдвижение таких фантастических гипотез не противоречит общей структуре абдукции.

Другое возражение: гипотеза, предлагаемая для объяснения фактов, предполагается уже известной и найденной некоторым способом.

Действительно, часто старая гипотеза используется в преображенном виде:

– гипотеза либо обобщается;

– либо применяется к другим случаям;

– либо прежние элементы старой гипотезы объединяются в новую систему.

На подобное возражение ответил сам Ч. Пирс: "Верно, что различные элементы гипотезы были в нашем уме прежде. Но идея объединить их вместе никогда не приходила нам в голову до этого, пока внезапно не возникло новое предположение до наших размышлений".

Ряд авторов исключают абдукцию из контекста открытия и проводят ее анализ в некоторой промежуточной области, находящейся ближе к контексту обоснования. Традиционное деление исследовательского процесса на контекст открытия и контекст обоснования они дополняют контекстом оценки новых идей и гипотез, который допускает применение логикометодологических средств.

Близкой к упомянутой позиции является точка зрения тех критиков абдукции, которые считают, что она представляет собой попытку возврата к созданию логики открытия, аналогичной индуктивной логике Ф. Бэкона. Эта логика, по сути дела, уравнивала талант и изобретательность с механическим следованием алгоритму индукции. Такая точка зрения противоречит позиции самого Ч. Пирса, который разрабатывал абдуктивные рассуждения в качестве более надежного метода поиска научных гипотез, а не алгоритма открытия, в качестве которого пытался представить индукцию Ф. Бэкон.

Ч. Пирс резко выступал против случайного поиска научных истин. Он полагал, что такой поиск потребовал бы огромного времени. Такую позицию Ч . Пирс аргументировал историей научного познания, обстоятельно анализируя процесс открытия у таких выдающихся ученых, как Г. Галилей, И. Кеплер и И. Ньютон.

Дальнейшее развитие представлений о роли абдукции в научном познании в XX в. связано с критикой гипотетико-дедуктивной модели научного познания. Так, английский историк и философ науки Η. Р. Хэнсон противопоставил гипотетико-дедуктивной схеме рассуждений абдуктивный подход Ч. Пирса. Он убедительно показал, что гипотетико-дедуктивная модель, как и прежняя индуктивная модель, неадекватно описывает процесс исследования в науке.

Такая модель, как подчеркивал Н. Хэнсон:

– показывает, что произойдет, когда физику удастся найти верную гипотезу;

– однако не может аргументировано обосновать, какую роль в поиске новых гипотез играют изобретательность, настойчивость, воображение и концептуальная смелость исследователей.

Но именно эти качества сыграли важную роль в развитии физики Нового времени, начиная с Г. Галилея. Н. Хэнсон указывал, что физики не начинают с готовых гипотез, они всегда исходят из имеющихся данных.

"Физические теории, – подчеркивает он, – дают схемы, в рамках которых эмпирические данные становятся понятными. Они представляют собой концептуальный гештальт... Теории располагают явления в системы. Они строятся в “обратном порядке” – ретродуктивно. Теория выступает как совокупность заключений, необходимых для обнаружения посылок. От наблюдаемых свойств явлений физик стремится найти разумный путь к ключевым идеям, с помощью которых эти свойства могут быть фактически объяснены".

В отличие от абдукции, индуктивный подход утверждает, что умозаключения в экспериментальных науках совершаются от наблюдений к закону, от частного к общему.

Эта ситуация фактически игнорируется гипотетико-дедуктивным методом.

Вместе с тем и индукция (которая опирается на изучение и обобщение случаев, подтверждающих гипотезы) также не может привести к открытию закона. Например, бесчисленные наблюдения показывают, что различные металлы проводят электрический ток, но эти наблюдения не объясняют, почему это происходит.

В реальном исследовательском процессе открытие закона связано:

– с процессом перехода от объясняемого явления к предварительной, объясняющей гипотезе;

– последующим переходом к закону;

– построением исчерпывающей общей теории.

Это подтверждается и реальной историей естествознания. В конкретной исследовательской работе выдающиеся ученые последовательно проходили путь от частного к общему, от наблюдаемых явлений к научной гипотезе, способной объяснить эти явления.

И. Ньютон в предисловии к знаменитому труду "Математические начала натуральной философии" объявляет основным делом натуральной философии (физики) – аргументировать от явлений. Подобного рода аргументация и поиск общих причин и законов требуют больших творческих усилий на протяжении длительного периода времени. Так, Г. Галилею потребовалось свыше 34 лет, чтобы открыть и обосновать закон свободного падения тел. С неменьшими трудностями пришлось столкнуться также И. Кеплеру при установлении эллиптических орбит движения планет, И. Ньютону – при открытии закона всемирного тяготения.

Η. Р. Хэнсон задается вопросом: представляют ли эти открытия умозаключения вообще?

Он приходит к следующим выводам:

– эти открытия не являются дедуктивными умозаключениями потому, что не совершаются от общего к частному.

– они не являются и индуктивными умозаключениями, хотя и совершаются от частного к общему.

Подвергая критике неопозитивистское положение о нейтральности утверждений наблюдения по отношению к проверяемой теории, Н. Хэнсон пришел к идее о доминирующей роли теоретических установок ученого над эмпирическим материалом и рассматривал любое утверждение наблюдения в науке как теоретически "нагруженное". "Существует, – писал он – определенный смысл в том, что видение является теоретически “нагруженным” предприятием. Наблюдение X формируется предварительным знанием об X. Другое влияние на процесс наблюдения заключается в языке или совокупности условных знаков, используемых для выражения того, что мы знаем, и без которых мы могли бы мало чего осознать как знание"1.

На этом основании Н. Хэнсон заключал, что рассуждение от опытных данных к гипотезе или закону представляет собой типичное абдуктивное рассуждение. Однако при этом он вынужден был отвечать и на возражение критиков абдукции, которые задавали вопросы:

– "Поскольку генерирование научных гипотез представляет собой творческий процесс, требующий интуиции, воображения и большого опыта, как можно представить его в виде логического умозаключения?"

– "Не возвращает ли нас такой подход к дискредитировавшей себя логике открытия в форме индуктивных канонов Ф. Бэкона?"

Н. Хэнсон считал, что концептуальный анализ допустим не только на стадии обоснования, но и на стадии открытия.

Действительно, открыть идею ускорения или универсальной гравитации может только гений, равный гению Г. Галилея или И. Ньютона. Но это вовсе не означает, что размышления, ведущие к этим идеям, являются неразумными.

Ряд авторов, развивающих идеи Н. Хэнсона, добавляют к схеме абдукции Ч. Пирса еще одну посылку. По их мнению, среди возможных гипотез необходимо выбрать ту, которая наилучшим образом объясняет факты.

1. D есть совокупность данных (фактов, наблюдений, экспериментов и т.п.).

2. Гипотеза Я объяснит эти данные, если она окажется истинной.

3. Никакие гипотезы не могут объяснить D так же хорошо, как Я.

Следовательно, гипотеза Я вероятна в определенной степени.

Однако возникает вопрос: что подразумевается в этом определении под гипотезой Я, обеспечивающей "наилучшее объяснение"?

Очевидно, здесь может использоваться комплексный критерий наибольшего правдоподобия (для того чтобы избежать "фантастичности" гипотезы) и наибольшей объяснительной силы. Понятно, что речь не может идти о бесконечном числе сравниваемых гипотез, поэтому необходимо ввести понятие разумного множества последних.

При таком понимании наилучшей объяснительной гипотезой будет считаться такая, которая в разумно выбранном их множестве отличается от альтернативных гипотез (в рамках разумно выбранного множества таких гипотез) максимальным правдоподобием и наибольшей объяснительной силой.

Вполне очевидно, что наилучшей объяснительной силой обладает истинная гипотеза. Однако жесткая гарантия выбора именно такой гипотезы отсутствует: результаты абдуктивных умозаключений являются только вероятными, или правдоподобными, но не абсолютно достоверными.

При этом правдоподобность гипотезы Я, связанной с абдуктивным заключением, в решающей степени зависит:

– во-первых, от того, насколько она превосходит альтернативные гипотезы по объяснительной силе;

– во-вторых, в какой мере сама она хорошо обоснована;

– в-третьих, насколько надежны данные, на которые она опирается;

– в-четвертых, в какой степени заслуживают доверия полученные объяснения.

Для сравнения конкурирующих гипотез необходимо располагать определенными критериями для их оценки.

На первый взгляд, "сильнее" та гипотеза, которая объясняет большее число фактов по сравнению с каждой конкурирующей гипотезой. Однако простое количество однотипных фактов не может служить показателем объяснительной силы гипотезы, поэтому одна гипотеза будет считаться сильнее другой, если она объясняет более важные (или более сложные) факты.

Наряду с собственно рациональными критериями оценки гипотез учитываются прагматические, этические и иные требования. Все это свидетельствует о том, что критерии оценки объяснительной силы гипотез имеют сложный, многомерный характер, зависящий прежде всего от тех фактов, которые они должны объяснить.

Заслуживает внимания реализованное Г. И. Рузавиным сравнение абдукции и дедукции. Он подчеркивает: "Отличительная особенность абдуктивных рассуждений состоит в том, что они представляют собой обобщения, которые расширяют наше знание, в результате чего их заключения содержат новую информацию, которая не была известна раньше. В этом смысле абдукция существенно отличается от дедукции, заключения которой не содержат в принципе иной информации, кроме той, которая содержится в ее посылках. Правда, психологически кажется, что заключение дедукции дает новую информацию, но при более внимательном анализе оказывается, что эта информация в неявном виде уже содержалась в посылках, а заключение лишь представляет ее в явном виде. В отличие от этого, абдуктивные рассуждения вводят новую информацию. Разумеется, это происходит за счет привлечения новой информации в посылках. Благодаря этому становится возможным расширять и обобщать знание".

Заключения абдукции с большим доверием используются при построении теории в сравнении с простой совокупностью эмпирических фактов. Абдукция способствует поиску тех схем, с помощью которых из совокупности имеющихся эмпирических данных могут быть найдены возможные пути к новым открытиям.

Еще на одно направление развития абдуктивного метода обращает внимание известный финский логик Яакка Юхани Хинтикка (р. 1929), который подчеркивает различие между двумя видами правил рассуждений.

К первому виду правил, называемых дефиноторными, он относит правила, которые регулируют правильность и неправильность умозаключений. Такие правила можно сравнить с правилами шахматной игры, которые определяют ходы отдельных фигур. Подобно тому, как знание шахматных правил отнюдь не характеризуют мастерства игрока, так и знание логических правил не определяет умения рассуждать эффективно.

Второй вид правил – стратегические принципы рассуждений, определяющие общую направленность (стратегию) мысли.

Необходимо знать не только дефиноторные правила, но умело использовать стратегические принципы рассуждений. Я. Хинтикка подчеркивает: "Правильность абдуктивных умозаключений должна быть обоснована, скорее, с помощью стратегических принципов, чем дефиноторными правилами".

В связи с этим естественно возникает вопрос: что подразумевается под стратегией в сфере рассуждений? Финский ученый рассматривает ее как целенаправленную деятельность, важнейшими элементами которой являются:

– способность предвидеть события;

– оценить;

– сделать выбор между различными возможностями.

Если исследователь ищет хорошую объяснительную гипотезу для некоторого аномального явления, он может и должен найти среди существующих альтернатив такую, которая могла бы объяснить данное явление или, по крайней мере, находилась в соответствии с большинством информации, известной об этом явлении. Предполагается, что такое объяснение имеет определенные шансы на успех в последующих проверках и оценках гипотезы.